одновременно, Элистэ откинулась на неудобном сиденье. Аврелия вся подалась
вперед, сжала кулачки, устремив взгляд на карету футах в двухстах впереди,
в которой ехал предмет ее внезапного обожания. Разговаривать с ней было бы
безнадежной затеей, поэтому Элистэ пожала плечами и взглянула в окно.
Благодаря заботливым запретам бабушки это был ее первый выход из дома за
последний месяц и первый выход без опеки за полгода с тех пор, как она
вернулась в резиденцию Рувиньяков. Даже беглого взгляда хватило бы, чтобы
понять, что с тех пор многое переменилось. Когда фиакр свернул с мощеного
проспекта Парабо, перемены стали еще более разительны - их, собственно,
невозможно было не заметить.
Повсюду толпилась чернь, в том числе и в приличных кварталах, куда раньше
простые люди не осмеливались и нос сунуть. Щеголяя новообретенными
свободами, они кучками прогуливались в парках и на площадях, располагались
у фонтанов, в аллеях, в садах, толкались у входов в дорогие магазины,
гостиницы и даже частные особняки, где раньше никто не потерпел бы их
присутствия. Оборванцы шатались по улицам - развязные, сквернословящие,
грубые, а самыми наглыми были те, у кого на шапках и куртках красовался
алый ромб - знак оголтелых сторонников Уисса в'Алёра. Ромбы были начертаны
на стенах, колоннах, памятниках и даже на деревьях по всему городу. Часто
эти символы сопровождались простой, лаконично многозначительной надписью:
"Экспроприация". При виде этих многочисленных надписей Элистэ
содрогнулась. Проведя многие месяцы в отшельничестве в бабушкином доме,
она все же знала о мстительных чувствах самых рьяных сторонников Уисса
в'Алёра. Неумолимые фанатики чудовищных крайностей, они требовали
возмещения ущерба в виде собственности Возвышенных, их богатств; жаждали
их унижения и крови. Неистовые и ненасытные, они прятали свою жадность и
ненависть за риторикой самооправдания, вызывая отвращение и ужас. Эти
преступники, именовавшие себя "патриотами", не чуждались терроризма,
поджогов, насилия, избиений, даже убийств. Несколько домов Возвышенных в
разных частях города были дочиста разграблены, а особняк виконта во Сере
сгорел до основания. Уничтожение экспроприационистами той самой
собственности, которой они домогались, пошло им же во вред, зато,
по-видимому, отвечало какой-то их основной внутренней потребности
разрушителей. Их агрессивность являлась угрозой для любого из Возвышенных,
а закон служил слабой защитой. Экспроприационисты с некоторых пор
оказались выше закона и стали неуязвимее, чем когда бы то ни было,
благодаря мощному Народному Авангарду.
имеющее целью поддержку административной политики Комитета Народного
Благоденствия при Конституционном Конгрессе, - на самом деле представлял
сборище самых убежденных и мускулистых экспров, преданных не столько
Комитету как таковому, сколько его главе, Уиссу в'Алёру. Каким образом
Уиссу удалось осуществить это предприятие при отсутствии официального
разрешения и денежных средств, было не вполне ясно даже членам Комитета.
Но как бы то ни было, он это сделал, и теперь "Сосед Дж." располагал
военной мощью, вовсе не соответствовавшей его официальному статусу
депутата Конгресса от Шеррина, - во всяком случае, так втихомолку думали
многие из тех, кто теперь уже не осмеливался высказываться вслух.
увольнительной, толклись под навесом безымянного кабачка. Их форма из
грубой коричневой саржи, мешковатая, нарочито плебейская по покрою, была
украшена алыми ленточками и знаком красного ромба. При себе они имели
оружие. Когда фиакр поравнялся с ними и народогвардейцы заметили внутри
девушек, они начали свистеть, подвывать по-волчьи и оценивающе
причмокивать губами. Элистэ метнула в их сторону ненавидящий взгляд,
вздернула подбородок и отвернулась. Аврелия, слегка подпрыгивая рядом с
ней, не сводила глаз с экипажа возлюбленного, вовсе не замечая их
дерзости.
"Гробницу", они перебрались через реку Вир по Винкулийскому мосту и
доехали до Набережного рынка, на котором тоже сказались изменения,
произошедшие в Вонарском государстве. Рынок, как никогда, шумел и кишел
людьми, однако многие торговые лавки были закрыты ставнями и заперты, а
те, что еще оставались открытыми, не очень-то радовали глаз обилием
товаров, но и у таких скудных источников благ выстраивались длинные
очереди. Толпа тоже выглядела по-иному. Почти исчезли цветные ливреи,
обозначавшие принадлежность к большим домам, тогда как раньше они сразу
бросались в глаза. Враждебность, издевки, а время от времени и побои
вынудили даже самых преданных слуг отказаться от этих видимых примет, по
крайней мере в общественных местах. Точно так же вышла из моды и явная
принадлежность к аристократии. Здесь, на улицах, царил стиль намеренной
неформальности - обдуманная небрежность в одежде, почти на грани
неряшливости, назойливо фамильярная манера, за гранью дерзости, вызывающее
пренебрежение к устаревшим условностям. Все было явно рассчитано на то,
чтобы дать выход новоявленной гордости и независимости недавно
освобожденных граждан Вонара. Среди простых шерринцев расхаживали люди в
военной форме, и их было гораздо больше, чем раньше, если не считать
военного времени. Многие из солдат принадлежали к Вонарской гвардии,
известной своей лояльностью к Конгрессу, и к ним в общем относились
хорошо. Не столь многочисленные, но приметные своей экзотической
экипировкой, прогуливались наемные солдаты из Гурбана и Релиша. Были тут и
непопулярные в народе шерринские жандармы, и королевские гвардейцы, тоже
оставшиеся лояльными к новому режиму. А среди всего преобладали коричневые
и алые цвета народогвардейцев.
много мундиров, много оружия, много скрытого устрашения. Она перевела дух,
когда фиакр миновал Набережный рынок и покатил по улицам к площади
Великого Государя, а оттуда к улице Черного Братца. Через пару минут они
проехали магазин мадам Нимэ.
видеть, что есть вещи, которые не меняются?
прикованы к фиакру впереди, а губы лихорадочно шептали: "Куда он может
ехать? Ну, куда?"
Черного Братца, они попали в переплетение переулков, затем проследовали
мимо Королевского театра. Вдруг Аврелия, схватив кузину за руку,
воскликнула:
промолчала. Наконец перед ними нависла двухэтажная громада Аркад, и фиакр
Байеля во Клариво остановился, чтобы высадить своего единственного
пассажира.
руку Элистэ. Поднявшись, чтобы постучать в верх фиакра, они крикнула
кучеру: - Высадите нас у Новых Аркад! Да поспешите! Вы нам все испортите!
Скорей!
из кареты.
О Чары, как он красив! - В развевающейся накидке она опрометью вбежала в
Новые Аркады.
предметом ее восхищения и любопытства, теперь, после долгого пребывания в
Шеррине, не вызывали у нее никакого интереса; но все же она подметила, что
их благополучно обошли социальные, политические и экономические передряги.
Магазины выглядели по-прежнему богато, покупатели - по-прежнему
процветающими. Смотреть на них было приятно, хотя прелесть новизны уже
исчезла.
украшенные поддельными драгоценностями, разнаряженных продавцов ручных
певчих птичек и обезьянок в костюмах, не обратив особого внимания даже на
жонглеров и акробатов, выделывающих свои штуки у фонтана в просторном
атриуме, Элистэ поспешила за кузиной, преследовавшей Байеля во Клариво.
ним по пятам. Рассеянная манера, с которой он бродил из лавки в лавку -
время от времени задерживаясь, чтобы купить носовой платок, палочку
сургуча или пакетик нюхательного табака, - свидетельствовала о том, что он
ни о чем не подозревает. Девушки следовали на безопасном расстоянии:
Элистэ терпеливо, ее кузина - с дрожью волнения. Байель неспешно прошелся
по нижнему этажу Аркад и наконец вывел их к кофейне на открытом воздухе.
Там, за сверкавшими чистотой столиками, под навесом на украшенной флажками
террасе, выходившей на Торговую площадь, сидели завсегдатаи кофейни. За
одним из больших столов собралась группа юношей, чья речь, манеры и
уверенные энергичные жесты выдавали в них Возвышенных. Молодой Байель
присоединился к ним, было видно, что его ждали. Пока Элистэ и Аврелия
смотрели, стоя в дверях, юноши заказали кувшин пунша.
способа добраться до него. В самом деле, Аврелия, думаю, что лучше было
бы...
остановить мысли...
сможем его видеть. Может быть, он меня заметит. Я хорошо выгляжу? Прическа
в порядке, я не растрепана? Давай сядем за столик и закажем фиалковое
мороженое. Нет, от этого у нас губы станут лиловыми. Тогда он меня не
полюбит. Пусть лучше будет розовое.
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Фазиль Искандер
Глуховский Дмитрий
Распопов Дмитрий
Каменистый Артем