того разведчика, которого отправили в дивизию? Забыли, что разведку ждали
здесь из армии? Память девичья? Командир взвода управления называется! Вот
что! Двух связистов ко мне! Кровь из носа, но вы мне свяжитесь со штабом
дивизии. Уяснили, Голованов? На все даю десять минут. Повторите приказ.
неуклюжий рост, повторив приказ, проворно вспрыгнул на бруствер, по-слоновьи
затопал от огневой к НП батареи.
колени, Кузнецов сказал наконец:
приняли решение идти. И можешь успокоиться. Настраивай рацию, сообщай...
позицию не вбежал, а вкатился на коротких своих ногах Рубин, следом пятном
забелел, мелькнул мимо полушубок Зои. Ее голосок стеклянным речитативом
прозвенел в студеном воздухе и оборвался. Потом белое пятно полушубка
зашевелилось левее орудия, и вновь возник голос Зои:
так его ногу, я разрежу валенок. Осторожней, держите за пятку, видите, набух
от крови.
нелепость, Кузнецов и стиснул до боли зубы. Он уже знал, что сейчас сделает,
какую подаст команду, потому что нельзя было ждать - холод драл наждаком
лицо, коченели спина, руки на автомате, - и надо было действовать, рискнуть,
надо было просто двигаться, несмотря ни на что.
батареей они пройдут пятьсот метров до двух подбитых бронетранспортеров, за
которыми где-то была бомбовая воронка с двумя разведчиками. Но живы ли
они?.. Почему вдруг прекратилась впереди стрельба?
поднялся и шагнул к ровику с легкой пустотой в груди, позвал негромко и
хрипло:
поскуливание, и почудилось: там кто-то придушенным голосом выл, затыкая себе
рот. Кузнецов подошел. В углу ровика полулежал на боку Чибисов; заслышав
шаги, он отпрянул в глубину укрытия, ноги его заелозили, словно опору
искали, чтобы плотнее вжаться в землю.
Оставьте его здесь. Возьмите автомат Нечаева.
не думал я. Неужто знал я? В парнишку-то...
подшлемника, плачуще искажалось; и, чтобы задавить голос, он кусал покрытую
льдом рукавицу, а другой рукавицей ослабленно шоркал по снежной бровке,
по-слепому пытался нащупать карабин на бруствере; наконец нащупал, потянул к
себе, но едва не выронил: закоченевшие руки не подчинялись ему.
его в колом торчащие рукавицы Чибисова, и тот нелепо прижал ложу к груди,
так что ствол уперся в щеку.
его щек и подшлемнику, натянутому на подбородке, и Кузнецова поразило в его
облике выражение какой-то собачьей тоски, незащищенности, непонимания того,
что произошло и происходит, чего от него хотят. В ту минуту Кузнецов не
сообразил, что это было не физическое, опустошающее душу бессилие и даже не
ожидание смерти, а животное отчаяние после всего пережитого Чибисовым в
течение нескончаемо долгих суток - после бомбежки, танковых атак, гибели
расчетов, после прорыва немцев куда-то в тылы, что походило на окружение, -
и это было отчаяние перед тем, чего никак не принимало сознание: надо
куда-то идти и делать что-то... Наверно, то, что в слепом страхе он стрелял
в разведчика, было последним, что окончательно сломило его.
Товарищ лейтенант!.. В голове у меня стряслось. Не понимаю я приказы...
в сострадании глядя на Чибисова. - Лучше подвигайтесь, согрейтесь! Слышите,
Чибисов? Иначе - конец!
наводчик, он должен оставаться у орудия. Вы не справитесь, если стрелять
будет нужно! Понимаете?
о закаменелую землю корябали, шуршали шинели - оба сосредоточенно и молча
заталкивали в карманы гранаты, и Рубин, рассовав гранаты, круглые рубчатые
"лимонки", перебросив ремень автомата через плечо, выговорил со злобной
недоброжелательностью:
потоптался, точно землю валенками уминал. Уханов же, дыханием согревая
железо автоматного затвора, проверил его ход, поднял взгляд на жалкое,
сморщенное задавленным плачем и тоской лицо Чибисова, сказал сочувственно:
в землянку к раненым, там помогать. А так что делать?
как бы под защитную силу Уханова, повторяя: - Закоченел, всего меня трясет!
Чую, случится со мной... силов никаких нет, сержант...
сделаем, если не возражаешь. Разотру я тебе снегом руки - станет теплее,
будет как надо. Сначала замерзают руки, потом замерзаешь целиком. Давно
известно. - Он поблестел стальным зубом, вроде улыбнулся. - Сейчас,
лейтенант, пару минут. Разреши! А то сосулькой станет. Отойдем, Чибисов,
чтобы глаза не мозолить.
жалости и презрения, стараясь не глядеть, как покорно заковылял Чибисов по
ходу сообщения, как тряслась его голова в беззвучном плаче.
в том своем крещении под Рославлем, и с другими людьми, из которых тоской
перед нескончаемыми страданиями выдергивалось, точно стержень, все
сдерживающее, и это было предчувствием смерти. Таких заранее не считали
живыми, на таких смотрели как на мертвецов; и он с омерзением к человеческой
слабости боялся тогда, чтобы похожее когда-нибудь не коснулось и его.
злоба на всех? Не пойму У вас-то руки действуют? Спусковой крючок можете
нажимать? Если нет, вам-то я не поверю! Запомнили?
Старое помните?
темнела за щитом орудия прямая фигура Дроздовского, и не без вызова подумал,
что, в сущности, безразлично, слышал он или не слышал разговор с Чибисовым.
идти?
натянутый струной, весь в готовности к действию, подобранный, обладающий
холодом, такой же, как прежде в эшелоне и на марше; по его виду можно было
судить, что он не сомневается ни в чем, спокоен, уверен, ничего с ним не
случилось и не случится, и Кузнецов сухо ответил:
решительно. - К разведчикам надо идти большой группой. Три человека не
сумеют вынести троих. Я тоже пойду. С двумя связистами. Пойду вслед за вами.
Правее двух сожженных бронетранспортеров.
Кузнецов. - Если там кто-нибудь остался в живых, сумеем уж вынести.
проговорил Дроздовский и, дрогнув ноздрями, смерил его взглядом с головы до
ног, потом отстранил с пути независимо молчавшего в ровике Рубина, крупными
шагами пошел к орудию, где под бруствером Зоя с помощью Нечаева
перебинтовывала разведчика.
автомата, подумал Кузнецов, но тут же отогнал эту мысль: - Почему я подумал
об этом?"
ровик вошел Уханов, а позади него маленький, тихий, виновато-понурый
Чибисов, вдавивший голову в плечи; карабин был прижат к его боку ненужной
мешающей палкой.
приказал Кузнецов и кивнул Уханову: - Пойдете рядом с ним. Я-с Рубиным. Ну,
все. Вперед!
Зоя и Нечаев на руках пронесли к берегу разведчика с немыслимо утолщенными,
забинтованными ногами, и ветерком повеяло на Кузнецова еле различимым
шепотом:
Доставалов Александр
Лондон Джек
Доценко Виктор
Емилина Ника
Посняков Андрей
Сертаков Виталий