все ночные такси?.."
на двухэтажные деревянные дома, на навесы парадных мягко сыпался снежок,
бесшумно ровнял мостовую, укладывался на железную ограду, на каменные
столбы, на углами торчащее железо развороченных куполов и косо летел в
темные проемы разбитых церковных окон.
сделал шаг к закрытым церковным воротам, толкнул их, заскрежетало железо.
пальцы, обожженные железом, и, спрятав руки в карманы, стал оглядывать
ограду, постепенно приходя в себя: "Спокойно, милый, спокойно..."
побежал по мостовой, зеленым глазом светил сквозь снег фонарик такси.
"Победа" Михеева, - распахнулась дверца, и Михеев, без шапки, почти
вывалился на мостовую, побежал к нему на подгибающихся ногах.
машине?
Константина за плечи, потряс с какой-то сумасшедшей силой. - Ты... Ты
погубить меня захотел?.. Ты зачем пистолетом?.. Откуда у тебя? Ты кто
такой? Зачем?..
смешивалось с кислым запахом полушубка; выпукло-черные зрачки дико
впивались в зрачки Константина.
не кричи. Пойдем сядем в машину, подумаем... - И, подойдя к своей машине,
раскрыл дверцу. - Лезь. Я с другой стороны.
кулаком лицо. - Господи, надо было ведь мне поехать с тобой! С кем
связался!.. Го-осподи!..
медленно. - Как думаешь, кто были те... которые парнишек?.. Не знаешь?
и все!.. Тот, задний, подбежал ко мне как бешеный, а сам вроде выпимши...
Ну я и говорю...
- корытом не расхлебаешь!.. Что ты наделал? Не понимаешь, что ль? Малая
девчонка какая!
дернулся к Константину. - Ты зачем пистолетом баловал? Ты зачем?.. Не
знаешь, что за эти игрушки в каталажку? Защитник какой! Какое твое собачье
дело? И чего ты лез? И зачем ты, стерва такая, пистолет вытащил? Откуда у
тебя пистолет? Жить тебе надоело?.. На курорт захотел?..
снова вцепился Константину в плечо, стал трясти его, едва не плача. Молча
Константин снял со своего плеча руку Михеева, стиснул ее и сидел так
некоторое время, глядя ему в широкоскулое лицо. Михеев тяжело задышал
носом, подавшись к нему всем телом:
только это спокойствие, как он сам понимал, выдавало его. - Тебе лечиться
нужно, Илюша! У тебя, дружочек, нервы и излишне развитое воображение. -
Константин засмеялся. - Ну вот смотри - похоже? - И, хорошо понимая
неубедительность того, что делает, он нащупал в кармане железный ключ от
квартиры, зажал в пальцах, как пистолет, показывая, поднес к лицу Михеева.
- Ну, похоже, Илюша?
Глаза у меня не на заднице. Ну ладно, поговорили, - добавил Михеев уже
спокойнее: - Я в тюрьму не желаю. Я еще жить хочу. Я не как-нибудь, а
чтобы все правильно... Поехал я, работать надо... Я отдельно поеду, ты
отдельно... Вот так... не хочу я с тобой никаких делов иметь.
задержался, растерянно пощупал голову.
собаке под хвост!
Полезет - возьми. Я заеду домой за старой... Вот померь.
время подозрительно помял в руках; натянул, вздыхая через ноздри, сказал:
с тобой!.. - и вылез из машины.
потом тронул машину и уже неторопливо повел ее, петляя по замоскворецким
уличкам, в сторону Павелецкого вокзала. Он не знал, куда ему ехать сейчас:
то ли к вокзалу - поджидать утренние поезда, то ли вот так ездить по этим
переулкам, до конца продумать все, что случилось...
3
Вохминцевых, вернее, перенес свои вещи со второго этажа на первый - так
хотела Ася; и его освободившуюся холостяцкую "мансарду" немедленно
заселили - через неделю комнату занял приятный и скромный одинокий
человек, работавший инженером в главке.
там половину дачки - поближе к русским пейзажам, - и лишь по праздникам
оба бывали в Москве. Константин редко видел их; квартира стала нешумной,
казалась просторной, но к этой тишине, к этому простору дома никак не
могла привыкнуть Ася.
полуяви. Иногда утром, просыпаясь и лежа в постели, он с осторожностью
наблюдал за Асей, чуть-чуть приоткрыв веки. Она невесомо двигалась вокруг
стола, ставя к завтраку чашки, звеневшие каким-то прохладным звоном, и
Константин, сдерживая дыхание, зажмуриваясь, испытывал странное чувство
умиленности и вместе с тем праздничной новизны и почти не верил, что это
она, Ася, его жена, двигается в комнате, шуршит одеждой, отводит волосы
рукой и что-то делает рядом; и он не мог полностью представить, что может
разговаривать с Асей так, как никогда ни с кем не говорил, прикасаться к
ней так, как никогда ни к кому не прикасался. Он вспоминал ее стыдливость,
ее неумело отвечающие губы, то, что было ночью; в ее закрытых глазах, в
напряженной линии бровей было ожидание чего-то еще не очень нужного, не
совсем испытанного ею; и он слышал иногда еле уловимый голос ее, пугающий
откровенностью вопроса: "А тебе обязательно это?"
стеснительно повернутое в сторону лицо, и что-то непонятное и горькое
вырастало в нем. Когда же после такой ночи, проснувшись, он смотрел на
нее, свежую, уже одетую и будто обновленную чем-то, знал: только что
стояла в ванной под душем. И Константин тогда со смутной болью как бы
вновь слышал в тишина ее слова, знал также: сейчас Ася не будет
вспоминать, что говорила ночью, что она радостна ощущением своей утренней
чистоты. И он ревновал ее неизвестно к кому, не до конца понимал ее
стремление по утрам словно отделаться от той, другой жизни, без которой
она, как казалось ему, могла обойтись и без которой не мог жить, любить
ее, обойтись он.
оглядывал ее вещи, учебники по медицине на столе, поясок на спинке стула,
мохнатое влажное полотенце в ванной, которым она вытиралась. Насвистывая,
ходил из комнаты в комнату, не находил себе дела.
пришитую к его кожанке пуговицу, за растерянный подсчет денег перед
стипендией, за ее слова: "Знаешь, я еще могу походить год в этом пальто -
не беда. Медики вообще народ нефорсистый, правда, правда".
без сожаления ушел с четвертого курса, устроился в таксомоторный парк - и
был доволен этим. Он был уверен, что именно так переживет трудную полосу в
своей жизни и в жизни Аси, а позднее сумеет вернуться в институт.
с кассиршей Валенькой - и он был свободен на сутки. Но он не торопился со
сдачей путевки и денег и не торопился с мойкой машины - все делал, как
обычно, шутя, но в то же время поглядывал на ворота гаража, поджидал
машину Михеева, - ее не было.
румянца (пошлость!) и легковесно поострил с заступающей сменой шоферов,
сидя в курилке на скамье.