потребных плантатору вещей, которые, по его подсчетам, должны 'были стоить
от восьмидесяти до ста фунтов. Пестунья так выгодно все купила, точно сама
была опытным виргинским купцом, только, по моим указаниям, приобрела всего
вдвое больше, чем стояло в списке капитана.
имя моего мужа, застраховав при этом груз на собственное имя, так что мы
обеспечили себя от всяких случайностей и несчастий.
сто восемь фунтов, которые, как я упоминала, были при нем в золотой монете;
кроме того, и я дала ей кругленькую сумму; оставленный же у нее капитал
сохранился в неприкосновенности, да и у нас на руках было еще около двухсот
фунтов наличными деньгами, более чем достаточно для наших целей.
мы отплыли из Багбис-Хола в Грейвсенд, где стояли еще около десяти дней и
где капитан окончательно переселился на корабль. Тут он оказал нам еще одну
любезность, на которую мы совсем не рассчитывали, именно: позволил нам сойти
на берег погулять, взяв с нас слово, что мы не убежим и без лишних
напоминаний вернемся на корабль. Муж был очень растроган этим свидетельством
доверия и сказал капитану, что ничем не может отблагодарить его за такую
милость и потому отказывается принять ее, не желая подвергать капитана
риску. После этого обмена любезностями я вручила мужу кошелек с
восьмьюдесятью гинеями, и он отдал его капитану со словами:
отношению к вам бесчестно, эти деньги останутся у вас.
оснований быть уверенным, что мы не сбежим: ведь запасшись таким грузом для
будущего обзаведения, мы едва ли могли оказаться настолько безрассудными,
чтобы остаться на берегу, где нам в случае поимки грозила смертная казнь.
Словом, мы сошли с капитаном в Грейвсенде, весело поужинали вместе,
переночевали в том же заведении, где ужинали, и утром, как было условлено,
вернулись все вместе на корабль. В этом городе мы купили десять дюжин
хорошего пива, немного вина, птицы и другой провизии, которую приятно иметь
на корабле.
вместе с женой капитана, откуда они обе вернулись в Лондон. Разлука с
матерью и то не была мне так тяжела, как разлука с этой преданной мне
женщиной; больше никогда я ее не видела. На третий день после нашего
прибытия в Даунс подул попутный восточный ветер, и 10 апреля мы снялись с
якоря. Потом мы нигде не приставали, пока довольно сильная буря не пригнала
нас к берегам Ирландии, и корабль бросил якорь в небольшой бухточке, в устье
реки, название которой я забыла, но мне говорили, что это самая большая река
в Ирландии и течет она из Лимерика.
взял нас с собой на берег: он хотел оказать внимание моему мужу, который
очень плохо переносил качку, особенно в такую сильную бурю. В Ирландии мы
снова запаслись свежей провизией, говядиной, свининой, бараниной и птицей, а
капитан засолил пять или шесть бочонков мяса в пополнение корабельных
запасов. Через пять дней погода улучшилась, подул попутный ветер, мы
поставили паруса и через сорок два дня благополучно прибыли к берегам
Виргинии.
заключил из моих разговоров, у меня есть в Америке родственники и я бывала
там раньше; поэтому он предполагает, что мне известно, как поступают с
каторжниками по их прибытии в страну. Я ответила, что ничего не знаю, а что
касается моих здешних родственников, то я, конечно, никому из них не дам
знать о себе, пока нахожусь на положении преступницы, и мы всецело
полагаемся на его содействие, которое ему угодно было обещать нам. Капитан
сказал мне, что нужно, чтобы кто-нибудь из местных жителей купил нас как
невольников и отвечал за нас перед губернатором страны, если тот нас
потребует. Я ответила, что мы поступим по его указаниям; тогда капитан
пригласил одного плантатора, как бы для переговоров о продаже ему двух
невольников - моего мужа и меня. Мы были формально проданы плантатору и
сошли вместе с ним на берег. Капитан тоже пошел с нами и привел нас в один
дом, что-то вроде гостиницы или трактира; там нам подали чашу пунша,
приготовленного из рома и т. п., и мы хорошо поужинали.
что мы верно ему служили. Таким образом, уже на следующее утро мы были
вольны идти куда вздумается.
груз он должен был доставить купцу, зафрахтовавшему его судно; мы немедленно
исполнили его требование и, кроме того, поднесли ему в подарок двадцать
гиней, чем он был вполне удовлетворен.
Виргинии мы поселились; достаточно будет упомянуть, что корабль наш,
согласно условиям фрахта, вошел в большую реку Потомак; сначала мы хотели
там и обосноваться, но потом передумали.
при квартире, которую наняли в небольшом городке, где пристал наш корабль, я
первым делом стала наводить справки о своей матери и брате (о том роковом
человеке, за которого я вышла замуж, как было подробно мной рассказано).
Вскоре мне удалось узнать, что миссис***, то есть моя мать, умерла, а мой
брат (или муж) жив. Признаюсь, это не доставило мне большой радости, но, что
еще хуже, оказалось, что он покинул плантацию, где мы когда-то жили вместе,
и поселился с одним из своих сыновей совсем близко от того городка, где мы
сняли квартиру и сарай.
узнать, не только совершенно успокоилась, но возымела большое желание
взглянуть на него, по возможности так, чтобы он меня не видел. С этой целью
я расспросила, где находится его плантация, и с одной местной жительницей из
тех, что у нас называются поденщицами, стала бродить возле владений брата,
точно с намерением полюбоваться окрестностями. Наконец я подошла так близко,
что увидела дом. Я спросила женщину, чья это плантация; та ответила, что она
принадлежит такому-то, и, указав вправо, добавила:
у отца это же имя.
людей: взглянув на отца, который был моим родным братом, я мигом сообразила,
что с ним не кто иной, как мой родной сын. На мне не было маски, но я
надвинула на лицо капюшон и теперь не сомневалась, что после более чем
двадцатилетней разлуки, и притом никак не ожидая встретить меня в этой части
света, брат мой меня не узнает. Но эти предосторожности были излишни, так
как вследствие какой-то болезни глаз зрение у него ослабело и он видел лишь
настолько, чтобы во время прогулки не наткнуться на дерево или не упасть в
канаву. Женщина, сопровождавшая меня, рассказала мне об этом случайно, не
подозревая, как это для меня важно. Когда мужчины приблизились к нам, я
спросила:
плохо видит и на таком расстоянии никого не узнает.
Это меня успокоило, я открыла лицо и подождала, пока те двое пройдут мимо.
Ужасно для матери видеть таким образом своего сына, красивого, цветущего
мужчину, и не сметь привлечь к себе его внимание. Каждая мать, читающая эти
страницы, поймет, какого труда стоило мне сдержаться, как я рвалась обнять
его и плакать у него на груди, как все мое нутро переворачивалось и я не
знала, что делать, как не умею сейчас найти подходящие слова для выражения
этих мук! Когда он удалился, я вся дрожала и не отрываясь смотрела на него,
пока он не скрылся из виду, потом, опустившись на траву, как бы с намерением
отдохнуть, я отвернулась от своей спутницы и зарыдала, уткнувшись лицом в
землю и целуя то место, по которому ступала его нога.
подумала, что я заболела, а мне пришлось это подтвердить. Она стала меня
поднимать, говоря, что здесь сыро и лежать на земле опасно; тогда я встала и
пошла прочь.
сыне; тут представился новый повод для печальных мыслей.
рассказывать моя спутница, желая развлечь меня, - ходит один странный
рассказ.
отправился в Англию, влюбился там в одну из самых красивых женщин, каких
когда-либо видели в наших местах, женился на ней и привез сюда, к своей
матери, которая тогда еще была жива. Он прожил с ней здесь несколько лет, -
продолжала моя спутница, - и имел от нее несколько детей; один из них тот
молодой человек, которого мы сейчас с ним видели. Но спустя некоторое время
старуха, мать мужа, как-то стала рассказывать молодой женщине о своей жизни
в Англии, довольно печальной, и заметила, что невестка переменилась в лице и
почувствовала себя нехорошо. Ну, словом, выяснилось с полной несомненностью,
что старуха свекровь - родная мать своей невестки и, значит, ее сын женился
на родной сестре; открытие это повергло всю семью в такое смятение и ужас,
что дело едва не кончилось совсем скверно. Молодая женщина не пожелала жить
с мужем, сам он некоторое время был точно полоумный; наконец несчастная
уехала в Англию, и с тех пор о ней больше ничего не слышно.
рассказ, но невозможно описать охватившие меня чувства. Я притворилась
пораженной и стала задавать своей спутнице тысячу вопросов относительно
подробностей, которые, как оказалось, были ей прекрасно известны. Потом я
Корнев Павел
Контровский Владимир
Орловский Гай Юлий
Афанасьев Роман
Сапковский Анджей
Посняков Андрей