с прощальным визитом; несколько дней назад он обещал прийти проститься с
нами перед отъездом. Он получил должность корабельного врача и уезжал далеко
- в Китай, в Индию. Он уезжал очень, очень надолго.
его овдовевшая мать, было истрачено на обучение медицине. Молодой врач, не
имевший в Лондоне почти никаких связей, конечно не мог хорошо зарабатывать,
и хотя он день и ночь лечил бедняков, проявляя чудеса заботливости и
искусства, платили ему очень мало. Он был старше меня на семь лет...
впрочем, мне, пожалуй, незачем упоминать об этом, так как это совершенно
некстати.
практикой три-четыре года и если бы мог продержаться еще года три-четыре,
ему незачем было бы уезжать в чужие страны. Но у него не было ни состояния,
ни достаточного заработка, так что пришлось пуститься в далекий путь. Он уже
несколько раз заходил к нам. Нам было жаль, что он вынужден уехать, так как
в медицинском мире он считался очень талантливым, и многие выдающиеся врачи
ценили его высоко.
мать. Это была красивая пожилая дама с живыми черными глазами, но, кажется,
довольно высокомерная. Она родилась в Уэльсе и вела свое происхождение от
одного достославного мужа, некоего Моргана-ап-Керрига, который жил в
незапамятные времена в какой-то местности, именуемой Гимлет или что-то в
этом роде, и прогремел чуть ли не на весь мир, а вся его родня была связана
кровными узами с королевским семейством. Судя по всему, он всю жизнь только
и делал, что уходил в горы и с кем-то сражался, а некий бард, чье имя
звучало как-то вроде Крамлинуоллинуэр, воспел его в произведении, которое
называлось, если я правильно расслышала, "Мьюлиннуиллинуодд".
предка и заявила, что, куда бы ее сын Аллен ни поехал, он, без сомнения, не
забудет о своей родословной и ни в коем случае не сделает мезальянса, то
есть не женится на девице, которая ниже его по рождению. Она сказала ему,
что в Индии живет много красивых англичанок, уехавших туда с известной
целью, и среди них не трудно выбрать невесту с приданым, но потомку столь
знаменитого предка не надо ни красоты, ни богатства, если с ними не
сочетается хорошее происхождение, ибо происхождение - это главное. Она так
много рассуждала на эту тему, что я вообразила, и не без душевной боли... но
как глупо было воображать, что у нее могут быть какие-то задние мысли насчет
моего происхождения.
но он был слишком вежлив, чтобы дать ей это понять, и, постаравшись
незаметно перевести разговор, выразил благодарность опекуну за его радушие и
за те очень счастливые часы, - он так и сказал: "очень счастливые часы", -
которые он провел с нами. Воспоминание о них, сказал он, будет сопровождать
его, куда бы он ни поехал, и он всегда будет дорожить ими. И вот мы
поочередно пожали ему руку... по крайней мере так поступили все наши... и я
тоже, а он поцеловал руку у Ады и... у меня, а потом ушел, расставшись с
нами надолго, - ведь он уезжал далеко, так далеко!
давала распоряжения прислуге, писала записки от имени опекуна, стирала пыль
с его книг и бумаг, и мои ключи от хозяйства то и дело звенели. Стало
смеркаться, а я все еще была занята - вышивала, сидя у окна и что-то
напевая, - и вдруг к нам неожиданно пришла не кто иная, как Кедди.
жизни не видела.
их понюхала. - Не Принц.
промолвила Кедди.
ее за щечку.
что через полчаса придет Принц и будет ждать ее на углу улицы, потом села со
мной и Адой у окна и, разговаривая, то и дело снова протягивала мне цветы
или прикладывала их к моим волосам. В конце концов, уже перед уходом, она
увела меня в мою комнату и сунула их мне за корсаж.
был очень добр к ней, час назад торопился на корабль и оставил у нее эти
цветы. Нет, нет! Не снимайте их. Они такие прелестные, пусть останутся! -
добавила Кедди, осторожно поправляя цветы. - Ведь я сама была там при этом и
не удивлюсь, если этот человек оставил их нарочно!
проговорила Ада, подойдя сзади и обняв меня за талию. - Ну, конечно, такие,
Хлопотунья! Именно такие, какие дарят поклонники. Как раз такие, душенька
моя!
ГЛАВА XVIII
контору мистера Кенджа, чтобы юноша мог "проверить себя". И больше всего
этому помешал сам Ричард. Как только он получил возможность покинуть мистера
Беджера когда угодно, он начал сомневаться, хочется ему с ним расстаться или
нет. Он, право, не знает, говорил он, нужно ли это! Ведь медицина не плохая
профессия; он не стал бы утверждать, что она ему не нравится; может быть,
она ему нравится не меньше, чем любая другая; а что, если сделать еще одну
попытку? Тут он на несколько недель уединился, обложившись учебниками и
костями, и, кажется, приобрел большой запас знаний в очень короткий срок. Но
рвение его спустя примерно месяц стало остывать, а когда совсем остыло,
начало разгораться снова. Колебания Ричарда между юридическими науками и
медицинскими тянулись так долго, что он только в середине лета окончательно
расстался с мистером Беджером и поступил на испытание в контору господ
Кенджа и Карбоя. Несмотря на свое непостоянство, он ставил себе в большую
заслугу, что "на этот раз" решил всерьез приняться за дело. И он всегда был
так добродушен, так радужно настроен и так ласков с Адой, что порицать его
было, право же, очень трудно.
что ветер застрял где-то на востоке и дует только оттуда), мистер Джарндис,
это такой человек, что лучше его во всем свете не сыщешь, Эстер! - нередко
говорил мне Ричард. - Хотя бы только ради его удовольствия я должен
по-настоящему взяться за дело и принять окончательное решение.
смеющимся лицом, беззаботным видом и уверенностью в том, что все на свете
может привлечь на время, но ничто не может удержать навсегда, - казалась мне
до смешного невероятной. Как бы то ни было, в этот переходный период Ричард,
по его собственным словам, работал так, что сам удивлялся, почему у него не
седеют волосы. Но его "окончательное решение" свелось к тому, что (как я уже
говорила) он в середине лета поступил в контору мистера Кенджа, чтобы
узнать, как ему там понравится.
раньше: щедрым, расточительным, безрассудно небрежным, но глубоко убежденным
в своей расчетливости и осмотрительности. Примерно в ту пору, когда он
собирался поступить к мистеру Кенджу, я полушутя, полусерьезно сказала
как-то раз Аде в его присутствии, что ему не худо бы иметь кошелек Фортуната
*, так легкомысленно он относится к деньгам... на что он возразил следующим
образом:
ворчит? Потому что я на днях заплатил всего только восемь фунтов (или
сколько их там было?) за довольно изящный жилет и пуговицы к нему. Но,
останься я у Беджера, мне пришлось бы выложить двенадцать фунтов за какие-то
невыносимо скучные лекции. В итоге получается, что на этой операции я одним
махом заработал целых четыре фунта!
пробных занятий юриспруденцией, потому что мы давно уже вернулись в Холодный
дом, а он был далеко от Лондона, и Ричард мог навещать нас лишь раз в
неделю, не чаше. И вот однажды опекун сказал мне, что, если Ричард
окончательно утвердится у мистера Кенджа, придется нанять ему квартиру или
меблированные комнаты, куда мы могли бы иногда приезжать на несколько дней.
многозначительным видом, - что он еще не окончательно там утвердился!
меблированную квартиру в тихом старинном доме близ Куин-сквера, с платой за
месяц вперед. И тут Ричард немедленно принялся тратить все деньги, какие у
него были, на покупку всяких нелепых безделушек и украшений для своих
комнат, и каждый раз, как нам с Адой удавалось отговорить его от какойнибудь
совершенно ненужной и особенно дорогой покупки, он записывал себе в актив ее
стоимость и заявлял, что, купив что-нибудь более дешевое, он тем самым
получит чистую прибыль.
откладывалась и откладывалась. Но вот, наконец, Ричард устроился в своей