говорю, если твой язык еще будет работать.
заставляет меня крепко задуматься над тем, как лучше осуществить маршрут. А
о том -- идти туда или нет -- теперь уже не может быть и речи -- решение
принято.
как хищный зверь, крадется по дну глубокого ущелья. Плывет коряжник, мусор;
стучат по дну реки сбитые потоком валуны. Ни перекатов, ни береговой черты,
все приглушено, скрыто, снесено, и только гранитные утесы на поворотах
по-прежнему склоняются над рекою.
пророчит надолго дождь. Одному бы проскочить на салике (*Салик -- маленький
плот) к лабазу, а обратно на резиновой лодке продукты привезти.
знает куда и замоет!
Но так мы совсем без транспорта останемся, если при каждом случае будем
обращаться за помощью к стаду. Конечно, плот снесет далеко, но и нам не
впервые плыть по такой воде.
а время, его -- не вернешь.
загорелся, и теперь уж ничто его не удержит. Вся надежда на его ловкость.
Пугачев заправляет нательную рубашку в штаны, засучивает их туго выше колен,
становится на плот, упирается босыми ногами в бревна и устремляет
внимательный взгляд на реку.
подхватывает салик. Пугачев держится спокойно, уверенно, даже не глянул на
провожающих, будто в сотый раз отправляется от этого берега в привычное
плавание. Он выводит свое плоское суденышко на струю, изо всех сил работает
шестом, но своенравная река гонит его к левобережной скале. Все чаще в
воздухе взметывается шест, все напряженней поза человека, пригнувшегося к
салику, все ближе скала...
потока доносится короткий человеческий вскрик. Мы все бросаемся к повороту.
Бежим долго по густому стланику. Река, сворачивая влево, уносит салик...
торжествуя победу, размахивает руками, прыгает, будто исполняет какой-то
дикарский танец. Очевидно, за второй скалою Пугачев бросил разбитый салик и
вплавь добрался до берега.
гвардейцев. -- Однажды ходил я с ним на рекогносцировку. Полез он на скалу,
место ему надо было осмотреть. И скажи, ведь какой липкий! Отвесная скала,
будто и не за что зацепиться, а ему хоть бы что, пошел и пошел. Уродится же
такой человек.
Пугачеве: мерзнет он там один, на противоположном берегу, ради всех нас, а
мы ничем не можем ему помочь. Впрочем, Трофим Васильевич принадлежит к числу
людей, которые глубоко верят в себя, никогда не раскаиваются в своих
поступках и не ищут помощи со стороны.
продрогший, злой на непогоду.
лабаза, в двухстах метрах ниже устья Ивака. Улукиткан с нами, а каюры и
олени остались на левом берегу.
спустился туман и стал медленно таять. Река постепенно очистилась от
коряжника, присмирела.
продукты, запасную обувь, одежду, тару, словом, все необходимое для
предстоящего нашего похода на Маю. Готовится и Трофим Васильевич в далекий
маршрут на восток, чтобы там, на облюбованной им вершине зубчатого гольца,
воздвигнуть со своими гвардейцами вечный знак. Затем он вернется сюда, к
лабазу, снова запасется продуктами, материалами и уйдет на перевал, к
истокам правого Ивака.
Улукиткан, поглядывая подслеповатыми глазками на мрачное небо.
поясняет:
груженый, может, через неделю, а то и больше, -- отвечает он.
когда и какие воздушные течения приносят сюда дождь или ведро. Мы верим
старику, и тучи, бегущие на восток, действительно кажутся нам порожними.
Пришел конец неустойчивой погоде, и мы сможем беспрепятственно продолжать
свою работу.
вьюки, пастухи сгоняют оленей. День ясный, обещающий. Вершины Станового
облиты солнечным светом.
Николаевичем. Затем стоянку покидает транспорт Пугачева, сам он остается
проводить нас как хозяин. Наконец, покидаем устье Ивака и мы с Трофимом.
попасть.
его недоступности!
тайга, вскормленная прохладой двух рек. По ней на север вьется тропка,
протоптанная геодезистами по звериным следам. Она пугливо обегает скалы и
бурелом, часто теряется. За лесом марь. Вечная мерзлота прикрыта на ней
только толстым слоем бурого мха.
проводник Демидка из Омахты, маленький щупленький человек, прихрамывающий на
правую ногу.
щель, и гранитные утесы скоблят его упругие бока.
топями. Олени и вьюки в грязи, мы мокрые. Проводник охрип от крика и
понукания. С великим трудом добираемся до озера.
резную раму скал, постепенно сужаясь, уходит на восток и там теряется в
прозрачно-сизом тумане. Слева от нас крутой черный откос. Справа с
поднебесной высоты падает Становой, загромоздив обломками скал почти
пятисотметровый спад. Озеро безжизненно: ни всплеска рыбы, ни птицы, только
гладкая синева бездонья.
вперед.
подбирается к зениту. Два огромных облака -- одно в небе, другое в озере --
плывут на север. И вдруг тишину разрывает лай Кучума. Сбрасываю с плеча
карабин, бегу на помощь псу. За поворотом вижу медведя, яростно
отбивающегося от собаки. Почуяв человека, хищник бросается наутек и уводит
за собою Кучума. Все это происходит так быстро, что я даже не успеваю
разрядить карабин.
густая ольховая чаща. Ищу проход и натыкаюсь на широкую примятую полосу --
кто-то до нас протащил через кусты какую-то тяжесть. Приглядываюсь -- кровь.
Дальше нахожу отпечатки больших лап медведя. Это он тут хозяйничал. Но
почему его следы идут навстречу поваленным кустам? Значит, медведь тащил
свою добычу, пятясь задом. Это в его манере. Тяжести он таскает именно так.
Интересно, что за добыча попалась ему? Судя по потаску, это крупный зверь.
Куда и зачем он его тащил?
вырваны с корнями, с камней содран мох -- и все это сложено большой горкой.
Подхожу ближе. Из кучи на меня жутко смотрит большой глаз крупного
животного. Узнаю сокжоя. Как попал этот осторожный зверь в лапы медведю? Он
мог поймать его разве только сонным, для этого косолапый хищник обладает
достаточной ловкостью. Но могло все это произойти и при других
обстоятельствах: звери, как и человек, тоже болеют, теряют слух, у них
притупляется к старости обоняние, и тогда они легко становятся жертвой
хищника. У меня нет времени разобраться в этой звериной трагедии -- мы
торопимся сегодня добраться до Большого Токо.
силой, чтобы когтями разорвать крупного сокжоя на части! Разделанную добычу
медведь прикрыл лесным хламом и мхом, содранным с камней вместе с
кустарником. Он не очень-то любит свеженину, предпочитает к "столу" мясо с
Корнев Павел
Браун Дэн
Ильин Андрей
Посняков Андрей
Контровский Владимир
Маккэфри Энн