ушах ломит от их крику. Пожалуй, чего доброго, возьмутся за святые волоса!..
Я обоим вам приказываю замолчать, - вскричала грозно государыня, - я это все
разберу после, в свое время. Все ли у вас пары налицо? - прибавила она,
немного погодя, смягчив голос. Обращение было сделано к кабинет-министру.
встала с своего места, чтобы идти, и не могла); полиция вынуждена была
посадить ее в яму.
грянулось что-то тяжелое оземь. Все оглянулись - княжна лежала недвижимо на
полу.
первый бросился подавать ей помощь, за ним Бирон.
телом, дернула сильно за шнурок со звонком, чтобы прибежала прислуга, и
сердито указала дверь герцогу и кабинет-министру, примолвив:
волосам. Ступайте...
княжны и схватив руку ее, которую старался согреть своим дыханием.
ослушником?.. - сказала грозно императрица, - не заставьте меня в другой раз
повторить.
стоял у дверей. Прислуга дворцовая явилась.
вышел; герцог за ним.
коварною усмешкою своему врагу, шедшему в глубокой горести:
поразил княжну, не слыхал насмешки; может статься, не находил слов для
ответа, потому что, оборачивая брошенный ему жетон на ту или другую сторону,
везде читал: "достойному награда". Кровавое пятно, им замеченное на белом
платке, терзания бедной девушки, у которой он отнял спокойствие, радости,
честь, может быть и жизнь; сумасшествие цыганки, столько любившей княжну и
связанной с нею какими-то таинственными узами, - все, все дело его. Нельзя
отказаться от этих подвигов. Ад его начинался на этой земле; зато путь к
нему был усыпан такими розами!..
горою режут лучшего его друга. Стоны умирающего под ножом разбойника доходят
до него и отдаются в его сердце; а он не может на помощь - ужасная гора их
отделяет. Все, наконец, тихо, все мрачно вокруг него... Или не скорее ль
можно сравнить состояние его с состоянием человека, который в припадке
безумия зарезал своего друга и, опомнившись, стоит над ним?
нечистая совесть; вся наружность искомкана душевною тревогой. По
обыкновению, его встречают заботы слуг. Неприятны ему их взгляды; каждый,
кажется, хочет проникнуть, что делается у него в душе.
состояние барина. В тогдашнее время не было в домах ни мужниной, ни жениной
половины; все было между ними общее. Не желая встретить жену, Волынской
нейдет в дальние покои и остается в зале; то прохаживается по ней тяжелыми,
принужденными шагами, будто совесть и в них налила свой свинец, то
останавливается вдруг, как бы нашел на него столбняк. Он желал бы убежать из
дому, от семейства, от всего света, в леса дремучие, в монастырь; он желал
бы провалиться в землю. Везде преследует его кровавое пятно; на всем белом
видит он этот ужасный знак.
холодно принимает ее ласки; на все вопросы ее, нежную заботливость отвечает
несвязно, сухо, едва не с сердцем. Мысль, что с ним случилось несчастие,
тревожит ее, она умоляет его открыться. Он грубо ссылается на хандру. Но
слезы, блеснувшие в ее глазах, пробивают, наконец, путь к его сердцу.
"Довольно и одной жертвы! не эту ли еще убить за любовь ко мне?" - думает
он, старается ее успокоить, увлекает в свой кабинет, целует ее и силится
забыться в ее ласках. Доброе, милое это существо радуется своей победе,
торжествует ее разными пламенными изъяснениями любви своей; она уже не та
тихая, только что нежная супруга, которую некогда упрекал Волынской в
холодности, - она страстная любовница, утончающая свои ласки; она плачет от
упоения любви. Но что с нею вдруг?..
будто провели по всему ее телу замороженным железом.
милая Марио... и уста его, не договорив околдованного слова, оледенели, и
волос его встал дыбом.
судорожно усмехаясь. Она хотела продолжать, но не могла: ревность задушила
ее.
ее в волшебный круг, из которого она не могла высвободить себя, целовал ее
руки, умолял ее взором; но она, вырвавшись из его объятий, оттолкнула его.
вот ваша любовь! вот мое сокровище, за которое я не хотела всех богатств
мира и за которое нельзя дать гроша!.. Прекрасная любовь! В то время как
меня ласкаете, как я думаю быть счастлива, сколько может быть счастливо
божье создание, у вас на уме, в сердце ваша молдаванка; ваши ласки, мне
расточаемые, принадлежат другой. Я только болванчик, кусок дерева, на
котором вам угодно примеривать ваши нежности вашей прелестной, божественной
Мариорице. Нет, этого более не будет; я не дойду более до такого позора... И
вот причина вашей горести!.. Зачем же было меня обманывать? Давно б мне
просто сказать: ты мне постыла, я люблю свою молдаванку, одну ее! Мне было
бы легче!.. Повторите мне это теперь и оставьте меня; расстанемся лучше... У
меня будет кого любить и без вас - со мною останется мой бог и спаситель,
которого вы забыли!..
то, что она, конечно, не в состоянии была б выполнить. Артемий Петрович стал
пред нею на колена, уверял, что хотел ее испытать, божился, что ее одну
любит, что ее одну ввек будет любить, что к Мариорице чувствует только
сожаление. Истинная любовь легковерна. Наталья Андреевна поверила, но
наперед требовала, чтоб он подтвердил свою клятву пред образом спасителя. И
он, как бы в храме, пред алтарем, подтвердил ее со слов Натальи Андреевны,
диктовавшей ему то, что он должен был сказать для успокоения ее. В этом
случае он не думал лицемерить ни перед нею, ни перед богом: от любви к
Мариорице, возмущенной такими неудачами и несчастиями, лишенной своего
очарования, действительно осталось только глубокое сожаление; но это чувство
так сильно возбуждало в нем угрызения совести, что он готов был желать себе
скорее смерти. Жизнь его опутана такими дьявольскими сетями; один конец ее
мог их разрубить. Любил он истинно свою жену? Да, он дорожил ею с тех пор,
как узнал, что она скоро будет матерью его младенца; но могло ли чувство
чистое, возвышенное, нераздельное иметь место в сердце, измученном страстью,
раскаянием, бедствиями Мариорицы, страхом быть уличенным в связи с нею,
бедствиями отечества? Сердце его была одна живая рана.
вознаграждала ее за все потери на земле, осушала ее слезы, святила для нее
земные восторги, обещала ей все прекрасное в этом и другом мире. И теперь,
успокоенная своим мужем, расставшись с ним, она прошла в свою спальню и там
молилась, усердно, со слезами, чтобы господь сохранил ей любовь супруга,
который после бога был для нее дороже всего.
безжалостно брошенную им на смертный одр. Совесть его требовала этого
утешения. Он принялся писать к Мариорице. Но при каждом скрипе шагов в
ближней комнате, при малейшем шорохе дрожал, как делатель фальшивой монеты.
Не она ли идет?.. Ну, если застанет его над письмом к своей сопернице!
Артемий Петрович, кажется, боится шелеста от собственных своих движений.
Кабинет-министр, который некогда смело шел навстречу грозным спутникам
временщика, пыткам, ссылке, казни и смерти, удалый, отважный во всех своих
поступках, трусит ныне, как дитя.
нем сделались пятна. Но лишь только начертал он несколько строк, как
стукнули в дверь. Он спешил утереть слезы и бросить письмо под кипу бумаг;
рука, дрожащая от страха, отперла дверь. Вошедший слуга доложил, что его
превосходительство желают видеть граф Сумин-Купшин, Перокин и Щурхов. Тысячу
проклятий их безвременному посещению! Политика и дружба для него теперь
госта хуже, чем татары для бывалой Руси. Однако ж велено просить друзей.
радоваться, что правое их дело начинает торжествовать. Когда б знали они,
что обязаны своим освобождением молдаванской княжне! Волынской и не
Свержин Владимир
Орлов Алекс
Сертаков Виталий
Пехов Алексей
Контровский Владимир
Шилова Юлия