как было не обитать в тревоге: Суския не крепость, не железные дома, не
каменные души, мягкие! Половинкин, в метельном поле блуждавшего по без-
дорожью Сусака встретив, настрого ему приказал: "баловать перестаньте. А
иное дело - огнем пущу!". Через неделю, в день приезда уездных комиссий,
с видом облегченья вздохнула Суския, тем самым отчеркиваясь от барсуков.
чары. Призрачно было их покаянье: все сильное и молодое имело свое оби-
тание в лесах. Потому приходил ночами Половинкин, искал виновных и судил
их быстро, степень виновности прикидывая на глазок. Или назначал общест-
венное порицание, в знак чего уводил корову с лошадью, или не брал ниче-
го, а выводил бунтовщика за околицу, к овражку, где буйней гудела снеж-
ная метелка, и там оканчивал глупую повесть о его бедовых днях. Люди у
Половинкина были ему самому подстать, крепкие и выдержанные. Перенимает
охотник обычай зверя, на которого ходит. Те же барсучьи навыки перенял
на себя и Сергей Остифеич. Как и Жибанда, промышлявший хлеб скрытно,
удалью и ночным напугом, являлся Половинкин неслышно, барсучьей ступью,
по барсучьим же следам.
милосердной угревы. А однажды встретились обе стороны в глухом углу двух
лесов. Рассветно алел снег, его разбрызгивали кой-где редкие пули лени-
вой перестрелки. Нарочно ли в снег стреляли, но ни одна пуля не достигла
цели. Похоже, будто встретились два враждебных зверя, обнюхались, ти-
хонько поурчали и разошлись вспять. Все же видел в то утро весь Половин-
кинский отряд самого атамана Жибанду, как он сиплым голосом приказывал
перебежку, и Гурея, - как он бежал к пулемету по колено в снегу. Таким и
представлялся Гурей мужиковскому воображению: красивый, как девка, весь
обмотанный пулеметными лентами, по колено в снегу. Здесь и был источник
неиссякаемых сказок в последующее время: "Прозеленятся по весне снежные
равнины. По первой зелени и прискачет в подкрепленье барсукам Гуреево
войско: белые кони, вострые сабли, отчаянные головы"...
огонек за огоньком вспыхивал в ночи. Гусаки правили всем уездом со все-
возможной мужиковской истовостью. Знать недаром пророчил как-то впьяне
слепой дед Шафран на заваленке: "вознесутся превыше облак Гусаки и будут
землю попирать красными плюснами". Не избежали Шафранова пророчества и
Воры: сами сдались.
да. Уже лиховали морозы на бору, и все обильней по утрам валил дым из
барсуковских землянок. Восемнадцатого октября, в первый день по ущербе
месяца, выпал толстым покровом снег и остался лежать. К обеду потеплело,
подтаяли кочки чуть-чуть, тропинками осквернилась девичья белизна снега.
Лес стал безрадостный, мокрый. Но уже через две недели, когда впервые
вышел Семен из зимницы, был густ воздух того предвечерья, как мороженая
вода. Прямо по снегу Семен прошел к опушке. Пока шел - снова стал падать
снег. Стоял пенек на опушке, на него и сел Семен. Снежные хлопья падали
безветренно на поляну Курьего луга. Казалось, что самые хлопья стоят не-
подвижно, а все вокруг - и затихший лес со стаями легких синичек, и каж-
дая почернелая травина, просунувшаяся сквозь снег - все это подымается
вверх, в сизую, пестрящую глубину неба.
начатом Семен. А теперь, когда увидел лес, поле, снеговые пространства,
с изнеможением ощутил непрочность всего того, о чем надумалось под душ-
ным потолком его зимницы. Он вздохнул глубже, и тотчас же резнул жесткий
воздух в верхнем, правом углу груди, куда пришелся удар Щербы. "Все не
так, а все проще. Вот снег идет, и стоит дерево. Гусаки отняли покосы, а
Воры не хотят. А вот на снегу - тетеревиных крыл след, а по нему четкий
след лисы: лиса шла за тетеревом, так рассказывает снег... Просто". Все,
порожденное горячностью усталого ума, все это рвалось теперь как бумаж-
ное кружево на ветру. - Семен снял шапку и сидел так. Снег рябил в гла-
зах. Где и думать об удачах! Егоры Брыкины да Гарасимы, Юда да Петька
Ад. А Жибанда - вихрь, бесплодный и неосмысленный, как гроза, как боро-
вик - вырос на дороге и не знает, который растопчет его сапог. А заро-
дится Пантелей Чмелев, - коли не убьют его раньше времени, вытянет город
его к себе. Заумнеет Чмелевский сын, познает толк черному и белому, в
ученой спеси своей забудет голопузых и темных родичей. Будет Чмелевский
сын искать короткую дорогу к звездам, а родичи ковырять кривыми сохами
нищую землю, а в пустопорожнее время - варить тугую пьяную отраву да ка-
торжные песни петь. Эх, то лишь к нам и проберется, что с топором!" -
так думала за Семена его болезнь и усталость.
Он пошел домой. Клейкий снег валил хлопьями, облеплял сапоги, утяжелял
шаг. Вечерело. А в голове шумело, как в похмельи.
дой.
мен.
застращал, что жизни решит, коли я тебя не выправлю... А у меня полна
изба писклят, да отец еще жив... одиннадцать ртов! Не пущу. Кусай меня
куды хочешь, а не пущу. Дай суставу срастись, - добавлял строго.
во, порешил Семен итти.
клал в карман ту самую гранату, что висела когда-то на поясе у Половин-
кина, брал Половинкинский же наган. - Отемнело сизое небо, когда вышел
Семен в путь, видом своим походя на обычного для тех времен воина-лапот-
ника: драная шинель, шитая наспех и насмех, винтовка без штыка, облезлая
папаха, и шел с голодной ленцой. - Воры объявились ему не сразу. Зата-
ясь, в потемках, они, казалось, сотнями зорких глаз следили со снежного
бугра за каждым его шагом. Даже как будто шептали: "а-а, ты перешагнул
жердину, упавшую от Барыковской остожины... а-а, ты перешел мосток!..
а-а, ты смотришь в нас!".
ло. Вот так же подглядывал когда-то, отсюда же, и Половинкин. Снежная
улица была пуста, как вымершая. Баба прошла за водой. Колодезный рычаг с
вороной, сидевшей наверху его, четко чернел на сизом небе. Рычаг накло-
нился и заскрипел, а ворона слетела, направляясь вдоль села. - Мальчик
тащил вверх, на село, каталку-решето, обмазанное навозом и политое во-
дой. У горелого исполкомского места он сел в каталку и, гулко вертясь,
покатился вниз, и никто из других мальчиков не мешал ему в этом. Мальчик
вскрикивал от удовольствия, - и деревья, и избы, и снег, и воздух, все
со свистом кружилось вокруг его одного. На подкате к мосту он увидел
солдата над собой, пугливо выскочил из решета и собирался удрать.
съем. Ты здешний?
чавшей из-за солдатова плеча, то на отдувшийся карман солдатовой шинели.
ку. - А ты кто?
и показал на другой конец села,
А что у тебя в кармане, покажи!
встретился, только какая-то девочка в опорках прошлепала мимо него к со-
седке за огоньком. - Сильней защемило в плече от ускоренного дыханья,
когда всходил на крыльцо. Снег лежал на лавках, и по нему - явственные
следы птичьих ног. В сенях постоял и прислушался. В ушах звенело, а по-
казалось, будто слышит Савельев смех. Вдруг у соседей закричал петух, и
был отраден Семену его сиплый, настойчивый крик. Семен вошел. Мать сиде-
ла на лавке с видом нудного и безучастного ожидания кого-то, ужасающе
неряшливая, но было чисто прибрано все в избе. На сына, отряхивавшего
снег с лаптей, Анисья взглянула равнодушно и опять тупо уставилась в вы-
метенный пол.
чернотой нечесаных материных волос, в них не было ни сединки. Никогда до
того не видел матери без повойника или платка. Уже снимая с плеча вин-
товку и приставляя к столу, все перебирал в уме, не к празднику ли гото-
вилась, но вот устала и села отдохнуть. Праздников не выходило. Тут он
опять поймал туповато-наблюдающий взгляд матери.
мать, точно за минуту перед тем говорила кому-нибудь об этом же. Она
поднялась, переставила с места на место две пустых махотки на шестке и
опять села, сурово поджимая губы.
ражать гораздо медленней.
цельную и сижу вот.
Что ж, и коровенку забрали? - меняясь в голосе и лице спросил он.
Лондон Джек
Шилова Юлия
Ильин Андрей
Корнев Павел
Жюль Верн
Андреев Николай