заплакала на его плече. Ее слезы никого не испугали и не удивили.
теперь еще больше уважаем. Она наша сестра, понимаешь ты, гад? А тебя мы
выгоним. будь покоен, и через полчаса забудем, как тебя звали.
глаз на глаз поговоришь!
про себя:
нашу жизнь... Тебя нужно раздавить... башмаком.
Левитину:
беспомощно оглянулся на Захарова - нужно было что-то делать. Но неожиданно
раздался голос Рыжикова:
нужно чужую жизнь заедать!
Рыжикова он не смутил, Рыжиков знал жизнь и умел разговаривать с
людьми. Только выражение лица Игоря Чернявина немного смущало его, но
Игорь Чернявин потом. Рыжиков даже добродетельно улыбнулся.
нет. Говорил?
говорил, ничего плохого нет! Два раза говорил...
вдруг появилось против его лица перекошенное лицо Игоря:
за локоть, но он нетерпеливо сбросил чужую руку:
Я тебя, все равно... ты свое получишь. - Игорь в знак еще большего
подтверждения кивнул головой и вышел из комнаты. Рыжиков посмотрел на
всех, но все смотрели на него отчужденно. Он сел на диван.
дверь закрылась за ним, Нестеренко протянул:
оставить без обеда завтра. Он и то будет плакать и клянчить: дайте
пообедать!
- это другое дело! А что вы в самом деле: оставить без обеда. У Левитина
есть тоже свое достоинство. Иногда наказать человека значит выразить
уважение к нему.
не волнуйся, Левитин: будешь обедать. И выгонять его не следует: пускай
живет, и кормтиь его, конечно, нужно. А только я об одном прошу: Левитин,
сделай для меня одолжение: когда будем идти на демонстрацию седьмого
ноября, не становись с нами в строй, посиди дома. И для тебя спокойнее, и
нам будет как-то... приятнее. Потому... мы идем под знаменем, а тебе...
какое тебе дело до нашего знамени?
кухне, хочешь, Левитин?
забился в мягкий его угол и заплакал негромко, заплакал для себя, не
обращая внимания на то, что происходит в совете. На его склоненную фигуру
посмотрели с секунду, и Виктор Торский обьявил:
закрытым.
слезами, заорал:
Алексей Степанович! Накажите как-нибудь!
комнату и, удивленные, окружили Левитина. Он снова упал на диван и зарыдал
отчаянно громко, приговаривая что-то.
27. КТО ЧТО ЛЮБИТ
На второй день праздника Захаров в тишине работал в кабинете. Пришли в
кабинет Володя Бегунок и Ваня Гальченко и сели тихонько на диване. Захаров
посмотрел на них, ничего не сказал, что-то подсчитывал на большом листе.
него внимания. Ваня подошел ближе, коснулся стола животом и положил руки
на его край. Потом вкось посмотрел на Володю, покраснел. Захаров, не
прекращая работы, спросил:
Володя снялся с якоря на диване, в дверях Ваня обернулся:
противоречивых толкований, распостраненных в четвертой бригаде. Находились
такие, вроде Кирюшки Новака, которые утверждали, что вопрос о слове,
данном Соломоном Давидовичем в свое время, снят с очереди. Этому
оппортунистическому течению в четвертой бригаде способствовало то
обстоятельство, что на производстве почему-то стало очень мирно. Станки
по-прежнему хрипели и останавливались, пасы и шкивы по-прежнему выходили
из строя по нескольку раз в день, но колонисты заявляли об этом Соломону
Давидовичу вежливо, терпеливо выслушивая его обещания. Нужно, впрочем,
сказать, что Соломон Давидович теперь не столько обещал, сколько разводил
руками и говорил нежно:
Давидовичем. В конце декабря предстоял годовой праздник - день открытия
колонии. Теперь, после годовщины Октября, началась развернутая подготовка
к этому празднику. Петр Васильевич Маленький напомнил как-то на общем
собрании, что по старой колонистской традиции все к этому празднику должно
быть сделано руками колонистов. Выходило так, что без Соломона Даивдовича
обойтись будет трудно. Работала уже праздничная комиссия, составленная из
представителей всех бригад. От восьмой бригады в эту комиссию вошел Игорь
Чернявин, от четвертой бригады - Ваня Гальченко, от пятой - Оксана. Ваня в
это время играл уже в оркестре, правда, только во втором, учебном составе.
ему был поручен второй корнет. Но не было никаких надежд, что к празднику
он успеет пройти всю учебную программу второго корнета. Поэтому Ваня
значительную чатсь души мог отдать подгтовке к празднику.
Давидовича вечер самодеятельности устроить будет трудно. И комиссия
постановила: выделить для переговоров наиболее искушенных в дипломатии
товарищей. Таковыми оказались, по общему признанию, Игорь Чернявин, и Шура
Мятникова, которая даже в библиотеке умела каждому выбрать книгу по вкусу.
Мережковский Дмитрий
Корнев Павел
Русанов Владислав
Жюль Верн
Посняков Андрей
Майер Стефани