уже неинтересно, и, передав поручение Жанны, я отправился спать.
объятия, и вздохи, и слезы, и все это на глазах многочисленной толпы
сочувствующих; старики гордо двинулись в путь на своих великолепных лошадях,
торопясь доставить домой радостные новости. Конечно, я видывал лучших
всадников, но разве можно упрекать новичков, впервые обучающихся искусству
верховой езды.
заиграла музыка. Второй отряд выступил в восемь утра. Затем явились
бургундские послы и отняли у нас полностью весь день, оставшись и на
следующий. Но, к счастью, здесь была еще Жанна, и они ничего не добились.
Остальные войска выступили через день, утром 20 июля. Но сколько мы прошли?
Не более шести лье. Дело в том, что коварный Тремуйль по-прежнему оказывал
влияние на безвольного короля. Король задержался в Сен-Маркуле и молился там
три дня. Для нас - проигрыш, потеря драгоценного времени, для Бедфорда -
выигрыш времени. Уж кто-кто, а он наверняка сумеет им воспользоваться!
лагере заговорщиков. Жанна умоляла, убеждала, доказывала; наконец, мы опять
тронулись в путь.
увеселительную прогулку. Английские крепости, попадавшиеся по дороге,
сдавались без боя; мы оставляли в них французские гарнизоны и двигались
дальше. Тем временем к нам приблизился Бедфорд со своей новой армией; 25
июля враждующие силы столкнулись и стали готовиться к сражению; но здравый
рассудок Бедфорда взял верх - он повернул обратно и отступил к Парижу. Нам
это было на руку, и наши войска чувствовали себя отлично.
советникам уговорить себя вернуться в Жьен, туда, откуда мы начали свой
поход в Реймс на коронацию! И действительно, мы повернули назад.
Пятнадцатидневное перемирие с герцогом Бургундским было только что
заключено, и нам предложили отправиться в Жьен и терпеливо ждать, пока нам
сдадут Париж без боя.
опять обратился к Парижу. Жанна продиктовала послание жителям Реймса с
призывом сохранять мужество, несмотря на перемирие, и обещая вступиться за
них. Она сама известила их о перемирии, заключенном по воле короля, и,
сообщая об этом, как всегда, оставалась прямодушной и откровенной. Она
писала, что недовольна перемирием и еще не уверена, будет ли соблюдать его;
если же и будет, то единственно из уважения к королю, охраняя его честь. Все
французские дети знают наизусть эти замечательные слова. Как они просты! "De
cette treve qui a ete faite, je ne suis pas contente, et je ne sais si je la
tiendrai. Si je la tiens, ce sera seulement pour garder 1'honneur du roi"
["Заключением этого перемирия я недовольна и не знаю, буду ли я соблюдать
его. Если буду, то единственно из уважения к королю, охраняя его честь"
(франц.)]
королевскую волю и будет держать армию в полной готовности к боевым
действиям по истечении срока перемирия.
заговором среди своих же французов - не слишком ли это тяжело? С внешними
врагами она еще могла справиться, но с внутренними - кто в силах одолеть
заговор, когда сама его жертва так слаба и податлива! В те тревожные дни она
сильно печалилась из-за этих задержек, проволочек и всевозможных
препятствий, печалилась так, что из глаз ее готовы были брызнуть слезы.
Однажды, беседуя со своим старым другом и верным помощником бастардом
Орлеанским, она сказала:
доспехи, вернуться к своим родителям и вместе с сестрой и братьями
по-прежнему пасти овец. Они так бы обрадовались мне!
произошла стычка с арьергардом Бедфорда, и мы рассчитывали на большое
сражение на следующий день, однако ночью Бедфорд со всем своим войском ушел
к Парижу.
города, выразивших свои верноподданнические чувства. Епископ Пьер Кошон
{Прим. стр.291}, верный друг и раб англичан, не мог воспрепятствовать этому,
несмотря на все свои старания. Тогда он был мало известен, но впоследствии
его имя облетело весь свет, заслужив печное проклятие французского народа.
Не обижайтесь, если я и теперь мысленно, плюну на его могилу.
лагерем в двух лье от Сенлиса. Бедфорд повернул нам навстречу, приблизился и
занял сильную позицию. Мы двинулись на него, но все наши попытки выманить
его из укреплений не имели успеха, хотя он и обещал сразиться с нами в
открытом поле. Наступила ночь. Мы с нетерпением ждали утра. Но утром
оказалось, что враг ускользнул опять.
свой флаг.
были весьма недовольны этим и с ропотом вернулись в Сенлис, только что
перешедший в наши руки. В течение нескольких дней сдалось несколько
укрепленных пунктов - Крейль, Пон-Сен-Максанс, Шуази, Гурне-сюр-Аронд, Реми,
Ла-Нефвиль-ан-Эц, Могэ, Шантильи, Сентин. Английское господство рушилось,
разваливалось, рассыпалось на глазах. А король все еще ворчал, выражал
неудовольствие, боясь нашего похода на столицу. 26 августа 1428 года Жанна
стояла в Сен-Дени, по существу - под самыми стенами Парижа.
могли опереться на его авторитет! Бедфорд потерял мужество и решил не
сопротивляться, а сосредоточить свои силы в лучшей, самой надежной
провинции, которой он еще владел, - в Нормандии. Ах, если бы только нам
удалось уговорить короля прибыть и поддержать нас своим присутствием и
одобрением в этот решающий момент!
Глава XL
не появлялся. Герцог Алансонский лично отправился к нему, взял с него новое
обещание, которое также было нарушено. Так мы потеряли девять дней. Наконец,
7 сентября он прибыл в Сен-Дени.
могло дать другого результата. Начались приготовления к обороне города.
Шансы, Жанны уменьшались, но она и ее военачальники по-прежнему считали, что
успех все еще может быть обеспечен. Атака была назначена на восемь часов
следующего утра и началась точно в указанное время.
прикрывавшие ворота Сент-Оноре. В полдень, когда укрепления были уже в
значительной степени разрушены, мы бросились на приступ и взяли их штурмом.
После этого мы начали штурмовать самые ворота и шли на приступ несколько раз
- волна за волной; Жанна со своим боевым знаменем была впереди всех; облака
едкого дыма заволакивали наши ряды, и на наши головы градом сыпались удары.
ворота и, следовательно, освободили бы Париж и всю Францию, Жанна была
ранена стрелой из арбалета; наши войска сразу же дрогнули и подались назад,
почти в панике. Да и что они могли сделать без нее? Она была не только душой
армии, но и самой армией.
с поля боя и умоляла начать новую атаку, утверждая, что мы должны победить.
Воинственный огонек снова вспыхнул в ее глазах, и она добавила:
энтузиазмом и распорядилась, чтобы ее утром доставили к воротам, заявив, что
через полчаса Париж, без сомнения, будет наш. И она сдержала бы слово.
Против этого нельзя возразить. Но она забыла о короле, об этом бледном
отражении той силы, которая называлась ла Тремуйлем. Король запретил
дальнейшие попытки атаки!
для видимости затевались новые постыдные торги.
душенная боль не давали ей спать почти всю ночь. Несколько раз стража
слышала подавленные рыдания из темной комнаты в Сен-Дени, где она лежала, и
скорбные слова: "Мы могли бы овладеть Парижем!" "Его можно было взять!"
Только это она и твердила.
постели. Герцог Алансонский навел мост на Сене у Сен-Дени. Нельзя ли ей
переправиться там и нанести удар по Парижу в другом месте? Но король
прослышал об этом и велел разрушить переправу! Более того: он объявил
кампанию законченной! И, что еще хуже - заключил новое перемирие, на этот
раз продолжительное, согласно которому обязывался оставить Париж целым и
невредимым и отойти к Луаре, откуда он и пришел!
королем. Когда-то она сказала, что больше всего боится одного - измены. И
вот теперь измена нанесла свой первый удар. Жанна повесила свои белоснежные
доспехи в королевской часовне в Сен-Дени и отправилась к королю просить,
чтобы он освободил ее от командования и отпустил домой. Как и всегда, она
поступила разумно. Грандиозным планам, крупным военным передвижениям теперь
подходил конец; в дальнейшем, когда истечет срок перемирия, военные
действия, вероятно, будут ограничиваться мелкими случайными стычками, -
дело, как раз подходящее для второстепенных, подчиненных военачальников и не
Шилова Юлия
Контровский Владимир
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Корнев Павел
Каргалов Вадим