одежд.
меч, он показал на восток и поскакал, вздымая облака удушливой пыли во
главе гвардейской сотни и последней оставшейся у него роты эллинов.
Опуская на скаку меч в ножны, он нечаянно поранил бедро. Рана была
неглубокой и не внушала особых опасений. Но именно она оказалась для
Камбиза роковой. Он умер через несколько дней в Экбатане Сирийской,
очевидно, от заражения крови. Геродот, правда, уверял, что смерть
последовала по причине потрясения, которое пережил шахиншах, когда узнал,
что задел себя тем самым оружием, какое употребил против быка. Но в те
ознаменованные повальным суеверием времена только и делали, что искали
знаменательные соответствия.
истории>: <Он (Камбиз) вскочил на коня, решивши немедленно идти войною на
Сузы против мага. Но в то время, как он садился на коня, отвалился
наконечник от его ножен, и обнаженный меч ранил Камбиза в бедро, в то
самое место, в какое прежде он нанес удар Апису.
поражено гангреною, жизнь покинула Камбиза; царствовал он всего семь лет и
пять месяцев, не оставив детей ни мужского, ни женского пола>.
расставаться с жизнью; согласно уверениям других, он вспомнил в последний
миг о невинно убиенном брате и раскаялся.
целом незаметно. Люди даже облегченно вздохнули, когда все так естественно
разрешилось и на престол самым законным порядком вступил Смердис, сын
Кира.
постановление прежнего правительства, запрещающее постройку храма Элогиму,
сильно разочаровав тем самым либеральные круги. Сразу же стало ясно, что
возврата к просвещенной терпимости Кира ожидать не приходится. Однако
другое мероприятие Смердиса привлекло к нему симпатии широких народных
масс. Освободив подданных на три года от военной службы и налогов, он
недвусмысленно дал понять, что превыше всего ставит мир и процветание
державы. На первых порах новый курс снискал необыкновенную популярность.
Смердиса прославляли по всем сатрапиям обширной империи: на базарах, в
харчевнях, храмах и на постоялых дворах люди благословляли его имя.
внешним поклонением, которое само по себе ничего не значило, поскольку
было обязательным, искренних чувств не скрывалось. Шахиншах не сумел
завоевать любовь и не внушил страха, не ужаснул народ злодеяниями и не
ослепил его блеском своих достоинств. Подобно злокачественной заразе, в
обществе стало распространяться смутное недовольство, безотчетная глухая
опаска. Вскоре вся страна была охвачена враждебным недоумением. Прежде
всего оказалась уязвленной национальная гордость. Новый царь проявил себя
настолько безликим, что его все равно как не существовало. Камбиз, пусть
чудовище и неудачник, все-таки был властителем. О нем говорили, считались
с ним, его можно было хоть бы стыдиться. Этот же никакими индивидуальными
чертами не отличался. Он являл собой принцип абстрактной власти, столь же
неосязаемой, как и небесная, но лишенной божественного авторитета. В
азиатской деспотии, где монарх и государство считались нераздельными,
долго так продолжаться не могло. Молодые воинственные аристократы,
привыкшие гордиться собой и империей, прежде других ощутили невыносимую
тошноту безвременья.
вещи. Оказалось, что шахиншаха никто и в лицо-то не видел! Из дворца он
никогда не выходит, в маневрах не участвует и даже диван не собирает. Нет
у него ни друзей, ни фаворитов. Иностранных послов не принимает и
постоянно отказывает в аудиенции самым знатным сановникам. И что за
правитель такой?
Так уж вышло, что Камбиз полностью затмил заурядного брата, отвлек от него
общественное внимание. Нашлись, конечно, очевидцы успехов младшего сына
Кира на конных ристалищах и в стрельбе. Кое-кто припомнил даже, что именно
Смердис первым в персидском войске сумел натянуть эфиопский лук. Но все
эти отрывочные сведения не позволяли создать целостный образ тогдашнего
принца и тем более не могли дать ключ к загадочному поведению нынешнего
шахиншаха.
вовсе не Смердис, сын Кира, а его тезка. Смердис-маг, похожий на принца
лицом. Это дошло до Отана, знатного вельможи, чья дочь Федима была в
гареме Камбиза, который, согласно закону, унаследовал теперь Смердис - кто
бы он там ни был. Вскоре евнух за солидный бакшиш отнес на женскую
половину записку:
Кира?>
никогда не видела>.
еще одно письмо:
должна знать своего господина-супруга и брата>.
теперь перемолвиться даже словом единым. Как только наш господин, кто бы
он ни был, сделался царем, нас отделили одну от другой>.
нечисто. Подозрения его, что шахиншах подменный, укрепились, и он решил
действовать.
рождению и богатству, которым мог, не опасаясь зависти и вероломства,
довериться, он сказал с присущей ему прямотой:
самозванца*.
трудно объяснить иначе. Оказывается, он не дозволяет своим женам видеться
даже друг с другом.
неспроста. На солончаке пресной воды не бывает*. Но, прежде чем
предпринять какие-то шаги, нам следует все же добыть неопровержимые
доказательства.
Митры у меня была встреча с Прексаспом.
видите, он возвратился. Но пока это тайна, и пусть, кроме нас с вами,
никто о ней не знает.
купил его?
Прексасп, - поморщился Отан. - Он вероломен и лжив.
начисто лишен чувства собственного достоинства.
не боится? Смердис понемногу избавляется от старых друзей.
рассказывает удивительные вещи. - Он ненадолго умолк. - Прексасп клянется,
что держал в руках голову Смердиса!
улыбнулся. - Прексасп рассказал мне, что Смердиса убил сам Камбиз. Когда
он узнал, что тот осмелился первым притронуться к эфиопскому луку, то
страшно разгневался и, вы же знаете, каков он, рубанул брата мечом. Это
случилось после мемфисской истории.