Он сел и устремил взгляд глаз-буравчиков в зал. Встретившись с ним
взглядом. Дубков почувствовал некоторое раздражение. Он не любил личностей,
демонстрирующих свой магнетизм на слабонервных.
С места поднялся молодой человек, в котором Дубков узнал скандального
репортера "Московского комсомольца". Держа в руке диктофон, он обратился к
Мячкову:
- Евгений Владимирович, в книге "Бездна" автор в положительных тонах
описывает установление диктаторского режима в нашей стране. Более того, он
рисует диктатуру и диктатора-мессию как панацею от всех бед, которые на нас
обрушились с наступлением демократии. Не кажется ли вам, что мы слишком
много заплатили за демократию, чтобы откатываться назад к диктатуре?
- Спасибо за вопрос, - сказал Мячков, улыбаясь одними губами. - Я
постараюсь дать не ответ на него, а анализ происходящего, с тем чтобы ответ
на ключевой вопрос книги каждый себе дал самостоятельно. - Он помолчал,
словно собираясь с мыслями, затем тряхнул головой и заговорил тихим
вкрадчивым голосом. - Итак, сначала о демократии. Что вы подразумеваете под
этим термином? Если возможность кричать на улицах и в СМИ, что президент
свинья, или публиковать факты казнокрадства, то у нас, безусловно,
демократическое государство. Потому что нынешний режим в отличие от
прежнего, коммунистического, прекрасно понимает, что караван идет, даже
если собаки лают. Но имеется ли у нас главный показатель демократии,
свободный рынок? То есть равные для всех условия ведения бизнеса. Имеются
ли у нас средства контроля за государственными финансами? Имеется ли у нас
независимый парламент, который не покупается и не продается? Имеется ли у
нас Конституция, отражающая интересы общества, а не семейных кланов?
Возможны ли у нас нефальсифицированные выборы? Может ли рядовой россиянин
добиться соблюдения своих конституционных прав? Пусть каждый честно ответит
самому себе на эти вопросы. Не вслух. Про себя.
Мячков сделал паузу и выжидательно посмотрел на зал. Аудитория слушала с
интересом и не выказывала желания вступать в полемику. Все, о чем говорил
оратор, было прекрасно известно каждому. И каждый подспудно понимал, что на
пути демократии в России создана такая стена, в сравнении с которой весь
прежний советский аппарат подавления - детская игрушка. И в то же время
сущность каждого протестовала против ликвидации иллюзий, навеянных внешними
признаками того, что называлось демократией.
- А теперь, - вновь заговорил Мячков, - пусть каждый даст себе ответ на
второй вопрос. А нужно ли нам эту систему менять, или лучше оставить все,
как есть? - Он помолчал несколько секунд, словно давая аудитории подумать,
а затем продолжил: - И наконец, ответьте себе на третий вопрос: какими
методами это можно изменить, а какие не дадут результатов.
Время Мячков рассчитал таким образом, что Дубков, как и все остальные, не
имел возможности подумать и выискать аргументы, опровергающие основные идеи
"Бездны", или найти хотя бы какие-нибудь доказательства пользы существующей
формы правления. Он мысленно похвалил представителя "Бездны" за удачное
построение схемы полемики, а точнее, воздействия на аудиторию, и встал.
- Милостивый государь, - иронично заговорил Владимир Иванович, - должен
признаться, что ваши вопросы исключают альтернативу в ответах, но... - он
обернулся и обвел взглядом аудиторию, - вся положительная основа диктатуры,
описанной в книге, и государственность диктатора зиждятся на его высоких
моральных качествах. Где гарантия, что, получив неограниченные возможности
в управлении государством, он не трансформируется в нынешнего президента?
Ведь сегодняшний правитель в восьмидесятые годы представал перед нами не
менее нравственной фигурой. А что было потом, мы все видели.
На лице оппонента отразилось полное понимание опасений Дубкова. Он даже
кивнул головой.
- Очень хороший вопрос. Спасибо.
- Всегда к вашим услугам, - саркастически бросил Владимир Иванович и сел на
место.
- Итак. Из вопроса следует, что отсутствие демократии в стране
безоговорочно признается уважаемым... - он вопросительно посмотрел на
Дубкова.
- Владимир Иванович, - поклонился, не вставая, Дубков.
- ...Владимиром Ивановичем, - закончил фразу Мячков. - Теперь относительно
гарантий. Посмотрим ретроспективно на события в нашей стране. Вспомним май
1999 года. Если вы не забыли, в стране имел место государственный переворот
по латиноамериканской модели, хотя внешне все выглядело как очередная смена
правительства. Я говорю по латиноамериканской, потому что власть была
захвачена семейным кланом. Даже пресса использовала термин "Семья", как
будто речь шла о клане Самосы или Стресснера. В течение двух недель в руках
Семьи оказались практически все финансы государства. Казна, источники ее
пополнения (я имею в виду государственные монополии). Центральный банк,
Сбербанк и так далее. Со стороны населения не было ни малейших признаков
протеста. В этой связи я позволю себе зачитать одну цитату из книги, на
презентации которой мы присутствуем.
Он взял со стола книгу, полистал страницы и, найдя нужное место, начал
читать: "Приход диктатора, а точнее, его замена была исключена в силу
созданной режимом системы управления государством, поскольку захват
финансов в стране, где все продаются и покупаются, где политические партии
и общественные движения являются не чем иным, как коммерческими
структурами, торгующими своими голосами в парламенте, означал такую
непоколебимость семейного клана, которой еще не знала мировая история.
Казалось, что новая форма диктатуры установилась на долгие годы. Однако,
как это иногда бывает даже в самых просчитанных и управляемых исторических
процессах, вмешался фатум. Начались стихийные волнения населения. То тут,
то там возникали стихийные очаги сопротивления. Их подавляли, но они
возникали вновь. Начиналась социальная цепная реакция".
Мячков закрыл книгу и посмотрел на Дубкова:
- Я не заметил гарантий, - сказал Владимир Иванович, сохраняя
саркастический тон.
- Очень жаль, - не менее саркастично ответил Мячков. - Очень жаль, что вы
не поняли, что при любой форме правления вы не получите никаких гарантий,
если не создадите их сами. Только правильная реакция масс, и нас с вами в
том числе, может быть гарантией того, что нас не будут очередной раз тыкать
мордой в дерьмо.
- Мы это уже слышали от большевиков, - крикнула с места какая-то
эксцентричная дама. - Добьемся мы освобожденья своею собственной рукой.
- Ну! И разве они в этом были не правы? А теперь разрешите мне сказать
несколько слов о книге. - И не дожидаясь, когда президиум ответит
согласием, Дубков встал и вышел вперед, повернувшись лицом к залу. -
Уважаемые дамы и господа, граждане и товарищи! Я внимательно изучил
социально-политические концепции, изложенные в "Бездне", и пришел к
следующему выводу. При этом сразу же оговорюсь, что автор выступал с
либеральных позиций, и я не отметил в книге ни одного абзаца, который можно
было бы расценивать как давление на читателя или навязывание ему своей
точки зрения. Итак, к какому же выводу я пришел? Вывод неутешительный.
Население нашей страны (мне не хочется употреблять слово народ) делится на
три психологические группы. Первая - это интеллектуальная элита,
составляющая примерно полтора процента населения нашей страны. Это люди,
которые понимают, что происходит, и не вмешиваются в политические события.
Вторую можно условно обозначить термином "быдло". Это категория людей,
втайне считающих себя либеральной интеллигенцией, придерживающихся
принципов демократических свобод и которой легко манипулировать при помощи
жупела коммунистической угрозы. И третья группа - это недочеловеки, которым
в прошлом вставили в психику программу в виде ненависти к буржуям и
которыми манипулируют политические бизнесмены, именующие себя коммунистами,
патриотами и прочее и прочее.
По залу пронесся ропот. Люди автоматически прикинули, к какой части
населения относится каждый из них, и восприняли данную градуировку как
личное оскорбление.
- Господа! Не обижайтесь, - засмеялся Дубков, - я, как и большая часть
присутствующих, отношусь к категории быдла. И я сам не придерживаюсь данной
точки зрения. Я только позволил себе открытым текстом интерпретировать один
из постулатов, изложенных в "Бездне". - Произнеся заключительную фразу, он
сел на место, победно поглядывая на президиум.
Мячков на мгновение задумался, а затем заговорил жестким, резким тоном:
- Позволю себе заметить, что терминология, обозначающая три основные группы
русского народа, введена не автором, а уважаемым господином, который