Чтение 60–й страницы книги ~Любовники в заснеженном саду~

- Показала... Что дальше?

Действительно, что дальше? Но я это сделала, я показала... Теперь не у
одной меня будет болеть голова. Так что мы квиты, Диночка.

- А где оригинал? - закусив губу, спрашивает Динка.

- Я же говорю... Я его грохнула... Письмо.

- Ага... Грохнула, а текст запомнила слово в слово. Не парь мне мозги!..

- Я переписала. На листке...

- Давай листок.

С замусоленным обрывком счета дело обстоит проще: он всегда со мной, в
заднем кармане джинсов, слегка потершийся на сгибах от моих бесконечных
раздумий.

Динка кладет оба листка перед собой и принимается сверять их содержание.

- Ну? - Я не могу сдержать нетерпения.

- Вроде все верно... Блин... Что это такое? Объясни мне, что это такое...
Объясни!

Конечно же, она имеет в виду текст. Текст, который я изучила вдоль и
поперек, почти так же хорошо, как и бестиарий, даже намного лучше. Текст, в
понимании которого я продвинулась гораздо .дальше, чем Динка. Это только на
первый взгляд он кажется чудовищным. Но в нем заложен достаточно глубокий
смысл. И шикарный ход. И удивительная по красоте подсказка.

Нужно только принять ее и свыкнуться с ней.

А Ленчик и вправду гениален...

"Ангел, дорогой мой!

Куда ты пропал, я не могу с тобой связаться. Надеюсь, все в порядке.
Сегодня я ее закончил, поставил последнюю точку. Это не убийство, это всего
лишь самоубийство двух сумасшедших, никто ничего не заподозрит. Главное -
доза. Не мне тебя учить. Хотя с Р. придется повозиться. Предсмертную записку
я привезу. Убийца - они сами. Перезвоню тебе на Риера Альта, не позднее 12,
сообщу рейс. Л."

- Ну, и что это такое? - Динка впивается в меня глазами. - Что это
такое?..

- Ты хочешь, чтобы я объяснила?

- Нет, хочу, чтобы ты мне тут слабала краковяк, мать твою!..

- Объяснить?

Объяснение есть, совершенно невероятное, бессмысленное, чудовищное. Я еще
не произносила его вслух и не знаю, как оно будет выглядеть, когда я наконец
произнесу его. Но если произнесу...

Пути назад не будет.

- Ангел - это Ангел, - потухшим голосом начинаю я.

- Не держи меня за дуру!.. Динка не смотрит мне в глаза. Она вертит в
руках оба листка, разглаживает их, цепляется пальцами за их края, как
цепляются за край пропасти. Мне даже начинает казаться, что она не слышит
меня. Не хочет слышать.

- Ангел - это Ангел... - упрямо повторяю я. - Его дорогой... Твой
дорогой... Пабло-Иманол Нуньес.

- Пошла ты...

- Ты будешь слушать или нет?

- Я слушаю. - Динка берет себя в руки и даже стягивает с меня старый плед
и накрывает им колени.

Что ж, она права. Такие вещи лучше слушать одетым. А если не одетым - то,
во всяком случае, не голым, как в морге... Попасть в - морг мы еще успеем...

- "Сегодня я ее закончил, поставил последнюю точку..." Ты знаешь, что
это?

- Что?

- Помнишь, Ленчик говорил нам о книге? О том, что "Таис" нужна книга?
Скандальная книга... Она подогреет интерес, она вернет нам...

- Ничто! - орет на меня Динка. Нервы у нее и вправду стали ни к черту. -
Ничто не вернет к нам интерес, даже если бы Ленчик написал целое собрание
сочинений! Даже если бы его фамилия была Лев Толстой - ничто не вернет к нам
интерес!!!

Я спокойно пережидаю вспышку ее ярости. Я вообще стала спокойной, как
Боа-Удав, как Змея-Сирена, как, мать его, Филин...

- Ленчик писал книгу... Писал книгу... То есть я думаю, ее начала
Виксан... Помнишь, он отбирал мои дневники... Те, которые я писала на
гастролях..

- Да пошли они в задницу, твои дневники!!!

- Он отбирал мои дневники. Для этой книги... - упрямо продолжаю я
вколачивать в Динкину башку свою теорию. - Теперь он ее закончил...
Наверное, даже прослезился...

- Ты-то откуда можешь знать?

Это риторический вопрос, Динка и сама понимает. Она слишком давно знает
меня. Меня и Ленчика. Ленчик сам говорил, что я похожа на него. Пугающе
похожа, именно так. И она это знает, и я. Я чувствую Ленчика как никто. Я
вижу его. Ведь я - Рысенок. Р-ысенок. А Рысь умеет видеть сквозь стены, так
сказано в моем бестиарии. И я вижу сквозь Ленчикову стену. Я вижу
отвратительные тухлые внутренности, которые спрятаны за стеной;
внутренности, сожранные жаждой славы, денег и болезненным самолюбием.

- Я знаю. "Это не убийство, а всего лишь самоубийство двух
сумасшедших"... Две сумасшедшие - это мы. Мы ведь похожи, правда? Никаких
мозгов у нас не осталось, все нас бросили, и мозги тоже... Это когда-то мы
были всем, а теперь стали никем... Скажешь, не так?

Динка молчит.

- Скажешь, не так? - продолжаю наседать я. Динка молчит.

- Скажешь, ты никогда не думала об этом? После всего, что мы потеряли.. И
с чем остались...

- И с чем же мы остались?

- Со всем этим... И еще с дурацким ярлыком извращенок, лесбиянок,
бесстыжих сосок... Мы нравились всем, когда были пацанками... А теперь...
теперь мы не пацанки, Динка... Мы девки, которым только и остается, что...

Я замолкаю. Я смотрю на плед, который Динка накинула себе на плечи. Я
вижу кожу, которая проглядывает сквозь плед. И я... Я вдруг начинаю
понимать, как постарела эта кожа, измотанная бесконечными мужиками, пьянкой
и вылезшей полгода назад наркотой. Как она истончилась. А ведь Динке только
восемнадцать. Так же, как и мне... Но ведь и моя кожа не лучше. Ее никто не
касался, ее никто никогда не касался, кроме сценического пота в бесконечных
гастрольных турах. И она... она даже не старая...

Она - мертвая.

- Разве ты никогда не думала об этом, Диночка? Разве то, как ты убиваешь
себя - разве это не самоубийство?

- Плевать, - глухо говорит Динка.

- "Никто ничего не заподозрит..." Потому что это не будет до конца
самоубийством... Потому что это...

Я замолкаю, оборвав фразу на полуслове, я близко придвигаюсь к ней, так
близко, что у меня начинает кружиться голова. И беру ее за исцелованную
инъекциями руку.

- Потому что это... Главное - доза, правда?

- Ну надо же, какая осведомленность... Хотя ты любишь потрындеть о том, в
чем ни хрена не смыслишь... Ленчикова школа... Ненавижу...

- Главное - доза, правда? - Мне плевать на ее слова, я знаю их наизусть.
- Почему бы нам не умереть от передозировки?

- С какой стати? - Динкин голос слабеет на глазах.

- Или сделать это специально... Это ведь можно сделать специально, когда
очень сильно устанешь? Виксан устала... Вот она это и сделала... Сама.

- Нет... это просто была передозировка...

- Она просто устала... мы тоже устали... Мы просто устали. Ты сама об
этом говорила... Столько раз... А тут - один-единственный укольчик, и вся
недолга... Ангел, наверное, знает в этом толк... Он ведь достает тебе твой
сраный героин... Он знает толк в дозах... И не Ленчику же его учить этому в
самом деле, правда?..

Динка молчит.

- Вот только я... Я ведь не употребляю наркотики. Я даже не курю... И пью
только пиво... И то не всегда... Со мной придется повозиться, хотя особых
проблем не будет... Я покладистая... - Я тихонько смеюсь. Как сумасшедшая.
Сама с собой. - "Р."... Рената... Ренатка... Рысенок... со мной придется
повозиться.

- Не надо, - неожиданно просит Динка. - Не надо смеяться... пожалуйста...

- Он даже предсмертную записку сочинил... Он молодец, Ленчик...

- Чью?

Я молчу. Я так и вижу эту картину. Когда-то популярный дуэт валяется на
сбитых простынях, перепутав руки и ноги... Обняв друг друга... Или что-то в
этом роде. И предсмертная записка, куда же без нее, она все объясняет.

Мы устали. Устали. Популярность нас опустошила, выжрала изнутри.

Классический сюжет. Не мы первые, не мы последние.

Очень романтично... Убийца - мы сами.

Убийцы - мы сами...

Я чувствую внутри такую пустоту, что впору самой писать предсмертную
записку. Наверняка я написала бы ее не в пример лучше, чем это сделал
Ленчик. Наверняка в ней было бы гораздо меньше фальши. Ведь я и вправду
думала... думала об этом... И смогла бы подобрать нужные слова... Может
быть, предложить свои услуги Ленчику, пока Ангел нас не укокошил?

Кажется, я снова улыбаюсь, а потом тихонько смеюсь.

- Не надо... Пожалуйста... Не сходи с ума... - снова тихо просит меня
Динка.

- Я только не знаю, что такое Риера Альта... - говорю я, прогнав улыбку с
лица. - Не знаю...

- Это улица, - после непродолжительной паузы говорит Динка. - Улица в
Барселоне. Риера Альта, 56.

Теперь приходит моя очередь удивляться.