- Мне надо быть дома, - тупо настаивал лейтенант.
- Ты что, обиделся? - спросил коротконожка, - ведь хорошо же было,
согласись...
- Да, хорошо, - признался Кадишман, но мне надо...
- Вольному - воля! - развел усами великан и повел стаю на квартиру
Бузгало. Усач так и не простил лейтенанту посягательств на его красавицу
подругу, которая, впрочем, на следующий день забыла о его существовании.
* * *
Прошел час. Набравшись духу, Кадишман выполз из укрытия и короткими
перебежками добрался до лестничной клетки. К счастью, дети, вечно снующие
в это время в подъезде, играли во дворе. Кадишман быстро пересек узкую
площадку и достиг матерчатого половика, аккуратно сложенного у дверей
квартиры. Сотни раз он вытирал ноги об этот половик, не подозревая, что
когда-нибудь придется хорониться в его пыльных складках. Едва он успел
спрятаться, у дверей внезапно возникла грузная фигура Габая. На этот раз
партийный активист пришел к любовнице с цветами, и было удивительно, как
этот скопидом потратился на них.
Кадишман прождал в тайнике несколько часов, пока страстный Альфонсин,
утолив ненасытную похоть, вышел, наконец, из спальни своей развратной
возлюбленной. На пороге квартиры он томно поцеловал Берту в щечку и
погладил волосатой рукой ее разгоряченную любовной испариной спину.
Воспользовавшись трогательным прощанием, Кадишман выскочил из убежища и,
лавируя в складках половика, устремился в прихожую. Но добежать до
спасительного дивана он не успел. Закрыв за Габаем дверь, Берта
направилась в салон, по дороге ее рассеянный взгляд упал на Кадишмана.
- Ах ты, белая тварь! - Сказала она и подняла с пола мужнин тапок.
Кадишман понял, что ему не уйти. "Погибнуть от рук неверной жены в
собственной квартире, как это глупо"
В одно мгновение, настигнув его, она широко замахнулась.
- Берта! - дико вскричал Кадишман, но жалкий писк его был недосягаем для
слуха любимой женщины. Перед глазами инспектора вспыхнула сцена, когда,
обнимая и укрывая ее, озябшую от холодных капель дождя, он впервые сказал
ей о своей любви. "Это было... "
Он не успел вспомнить, когда в первый раз признался ей в любви - раздался
оглушительный шлепок тапка, и страшная боль пронзила его до самых усов.
Следующим рейсом в Прошлое отправились "Путешественники".
Комиссар Вольф присоединился к ним с тяжелым чувством; он не верил, что
вернется живым из этого "Чертово логова". Его злило в этих авантюристах
почти все, и особенно склочный характер Виолетты, к которой он испытывал
глубокое презрение.
- Этой сомнительной персоне здесь не место! - высокомерно сказал он
Циону, забравшись последним в "Колесницу".
Иуда Вольф настаивал на том, чтобы служанка сидела в хвосте машины, а
Цион, назло легавому, пожелал посадить ее у самого пульта, чтобы
"принимала участие в полете". Ему нравилось учить подругу жить; она уже
умела работать с утюгом, стиральной машиной и регулировать волшебный ящик,
по которому показывали детские фильмы, особенно нравившиеся ей.
- Что вы имеете против моей дамы!? - вызывающе сказал Заярконский.
- Смешно идти на вылазку с женщиной легкого поведения, - презрительно
отвечал комиссар.
- Осторожнее на поворотах, Вольф, - предупредил осмелевший Цион, - ее
поведение не твоего ума дело, ты здесь не в своем кабинете, понял?
- А ты врежь ему разочек по уху, - посоветовал другу Василий.
Скорая встреча с женой радовала его, и, как всегда в таких случаях, у
него зачесались кулаки. Виолетта отнюдь не благоволила маркизу, но она
была близка к герцогине, и он мирился с ее косыми взглядами.
На срочной "переброске" ядовитой служанки в Прошлое настоял профессор
Хульдаи. "Присутствие этой низкопробной девицы в стране, - сказал он,
вспоминая, как она отвергла его мужскую ласку, - не менее опасно, чем
повторное явление герцога, кто знает, где и как проявят себя объекты ее
последующих переселений"
Но склонять сварливую мадам к дальней поездке профессору не пришлось. Она
и сама не желала оставаться в Настоящем, ибо считала, что должна
находиться при своей госпоже, которая без нее "Совсем пропадет, бедняжка"
Но была еще одна немаловажная причина, по которой служанка не собиралась
задерживаться в гостях. Больное колено Циона давало о себе знать, и
Виолетта, исполнявшая при нем роль сестры милосердия, не решилась доверить
его очаровательным сиделкам из больницы "Тель а Шомер". Комплексов в
общении с женщинами тот уже не испытывал, и это обстоятельство возбуждало
ревнивую подозрительность бдительной подруги. Наставления де Хаимова пошли
Циону на пользу; он смело отчитал комиссара за хамство, и даже герцога в
"А-пропо" поставил на место. Впрочем, у оруженосца заметно испортился
характер: он стал почти несносен, постыдно мелочился по пустякам и
необоснованно подозревал каждого в подрывной деятельности.
В компактной сверкающей разноцветными огнями пультовых лампочек кабине
было прохладно. Комиссар демонстративно отказался от единственного
свободного места рядом с Виолеттой и всю дорогу простоял в хвостовом
отсеке, предаваясь невеселым размышлениям. Его связь со студенткой
прервалась (прокурору удалось переманить ее в свой офис), секретарша
удачно вышла замуж, оставив его с носом, и он решил удержать при себе хотя
бы Ривку. В последние дни он совсем приуныл и "запрезирал" женщин за
присущую им продажность. Ривку, впрочем, он не относил к категории
презираемых.. В продажности она не уступала ни одной из его бывших
любовниц, но сегодня - это единственный человек, с которым его связывают
родственные отношения. Близкие комиссара пострадали от сталинских
репрессий, в страну он репатриировал один, и у него никогда не было
друзей, он любил подчинять их своей воле. Все, что у него оставалось, была
одна лишь заблудшая Ривка, и он боялся потерять ее. Да, он сердился на
жену за ее измену, но в душе считал, что она пала жертвой развратного
герцога, с которым он мечтал разделаться, и вернуть, сошедшую с истинного
пути супругу в мирное лоно семьи.
Оправляя на себе ржавые рыцарские доспехи, в которые его вынудил
облачиться зануда-инструктор, комиссар чувствовал себя одиноким и
несправедливо обойденным судьбой. Он ужасно волновался перед встречей с
Ривкой, но был уверен, что найдет для нее нужные слова.
Василий удобно устроился в уютном кресле "Колесницы", и млел от
удовольствия в предвкушении опасных приключений. Он не надел на голову
эбонитовый шлем, собираясь послать подальше очкарика, если тот полезет со
своими глупыми указаниями. Но инструктор, зная его заносчивый нрав, не
стал вступать с ним в пререкания, тем более что Виолетта с Ционом
педантично следовавшие всем его предписаниям, немало порадовали его
уставную душу.
* * *
К месту назначения группа комиссара Вольфа прибыла в жаркий полдень 1125
года. Вокруг буйствовала весна, ярко светило мартовское солнце, и пряно
благоухающие цветы опьяняли взбудораженных путешественников.
Гостей встретил расторопный лорд-распорядитель, одетый в расшитый золотом
кафтан работы ирландских рукодельниц. Он был надушен, весел и пьян.
- Господа, я рад приветствовать вас от имени короля, королевы и народа
Великой Британии! - торжественно молвил он, с придворной ловкостью выгибая
спину и, придерживая на весу тяжелую сирийскую саблю, в эфес которой был
вкраплен сверкающий под солнцем изумруд, стоивший по оценке комиссара сто
тысяч долларов. "Как мог он узнать о нашем приезде?" - подивился
Заярконский, с опаской приглядываясь к сабле горделивого лорда. Вопрос
сей, для Циона был далеко не праздным: окружающие его люди с их
"непоследовательными поступками", представлялись ему в последнее время в
мрачном и подозрительном свете.
- С какой стати этот сноб нас встречает? - сказал он Васе.
- Тебе не по нраву прием, Ципа?
- Нет, я просто хочу знать, почему его не удивляет наше появление?..
- Оставь, - досадливо отмахнулся Вася, - во всем ты видишь подвох и
несоответствие исторической правде, право же, друг, надобно и меру знать...
Мнительность Циона, проявляющаяся в нем с некоторых пор особенно
нервировала де Хаимова. Он беспрестанно жаловался другу на боль в коленке,
ныл, как баба и обижался по пустякам, которые раньше воспринимал с юмором.
Василий с сочувствием посмотрел на Заярконского; что-то с ним происходит
странное - он совсем изменился, бедняга, всего боится, всех подозревает,
эдак ведь и вовсе свихнуться можно.
- Подлечи ногу, парень, - мягко посоветовал он другу, полагая, что это
боль в коленке сводит его с ума.
Впрочем, и самого Васю удивил неожиданный прием, оказанный им де Бруком:
- Этот подлец обладает даром ясновидения, - сказал он Циону и, дружески
похлопав лорда по плечу, фамильярно спросил:
- Стоит ли у вас, старина?
- Простите, маркиз, - смутился лорд, - я вас не понял...
- Все в порядке, милорд, это своего рода приветствие в наших краях.