в этот мир? - спросил я Беренику.
неудачно, - заметил Серторий.
возможно"*,- возразил я.
процитировал Серторий.
повернувшись на ложе, скорчил болезненную гримасу. - Слишком трудно находить
отраду в самой добродетели. Куда справедливее было бы наградить человека за
страдания какими-нибудь удовольствиями в Элизии.
образованный человек тут же вспомнит платоновского "Криптона". Кто не знает
заявления Сократа перед смертью: "...никогда не будет правильным поступать
несправедливо, отвечать на несправедливость несправедливостью и воздавать злом
за претерпеваемое зло"***.
Береника. - Сократ смешон, уродлив, лишен величия. За неказистой внешностью
люди не видят мудрости. А многим, очень многим нужна внешность. А этот будет
величав. То есть мы не будем описывать, как он выглядит. Но по всему должно
быть ясно, что величав. И молод. И обращаться станет не к разуму, а к чувству.
себе, не желай и другим; тебе не нравится быть рабом - не обращай других в
рабство"*. - Кажется, я начал усваивать манеру Береники. Мне стал нравиться наш
герой - безвестный философ, выдававший себя за бога... или бывший богом. Когда
творишь, вымысел и явь сливаются. Это не вера - это просто переход в иной мир.
В то самое небесное царство, в которое творец приглашает за собой остальных. Я
был как будто пьян, хотя выпил не так уж много фалерна. - Или вот это: "Я буду
жить в убеждении, что родился для других"**.
про сделки с совестью. Хотя он и писал: "Только тот достоин бога, кто презрел
богатства"***. А ведь сам советовал, чтобы дело не расходилось с убеждениями.
Нет, Сенека не подойдет. А про нашего философа ничего не известно. И это
хорошо. Его можно сделать каким угодно. Возможно, он в жизни был фанатиком,
требовал от учеников отречься от родителей и следовать за ним, подчинял своей
воле, морил голодом, деля одну лепешку на двадцать человек и внушая, что все
насытились, вдалбливал свои поучения день за днем. Но спустя сто лет все
позабылось. Мы создадим его заново. Его безвестность - это глина, из которой мы
вылепим чудо. - Мне вдруг сделалось не по себе. То, что начиналось забавою,
вдруг обрело странный и даже мрачноватый смысл. Однако отказаться я не мог -
меня будто кто толкал в спину.
обороте, но ничего не нашел. На последней странице было лишь несколько строк.
то, что пишется по-латыни, считается исходящим непосредственно от власти. А
все, что исходит от власти, ненавистно.
Серторий.
сочинения этих странных четырех соавторов. Возможно, они укрылись под
вымышленными именами. Даже скорее всего. Странно, что труд их исчез. Он просто
канул в небытие... или...
собеседника, не сохранился? Почему все созданное раньше или позже гибнет? И
задумываясь над этим, сознаешь, что делать вообще ничего не стоит, что все
обречено на гибель, раньше или позже - неважно. Но все равно мы приходим в этот
мир и трудимся как муравьи и сражаемся в надежде победить. Но победить
невозможно. И переделать все дела - тоже. Смерть настигнет тебя на половине
дороги.
осталось ни одного экземпляра. И мир не пожелал переворачиваться.
слышал, что в дверь стучат. Наконец тому, за дверью, стучать надоело, и он
толкнул хилую фанерную загородку. Гостем оказалась Ариетта. За ней шел молодой
человек в кожаной куртке, отороченной мехом, из-под которой выглядывала
шерстяная туника с длинными рукавами.
навестить. Это Гимп, - сказала она, кивая на своего спутника. - Бывший гений
Империи.
возможности нормально поесть - тоже не рад. А уж Гимпа он и вовсе не хотел
видеть. К гениям Кумий испытывал странную ревность. Подумаешь, бывший гений!
Разве это что-то доказывает?
распоряжаться сама, видя, что Кумий сидит, не двигаясь, и глядит в одну точку.
убывало, а росло.
стихи, все остальное, хрупкое и тленное, исчезает и гибнет, как сами люди"*, -
отвечала Ариетта словами Плиния.
А мне так хотелось прочесть историю бродячего философа, распятого на кресте.
Такое бывает?
имена, как волосы у него зашевелились. Неужели опять? Неужели напрасно он
тысячу лет назад расправился с этими бунтарями?.. В ярости он принялся мять и
рвать страницы.
оттолкнул его, и поэт свалился на пол между ложем и столом. Попытался встать,
но так неловко упал, что не мог повернуться и барахтался на полу, кляня гения.
зажигалкой.
пляшут язычки пламени. И лишь когда только черный комок остался от белых
страниц, перевел дух.
Едва явившись, он чуть не убил меня, - пояснил Гимп и, обессиленный, опустился
на ложе. Он как будто и не замечал, что Кумий пытается подняться. - Я должен
был его уничтожить. Или он бы уничтожил меня. И Империю вместе со мною.
- У книг есть гении? - Сердце его заколотилось в горле - то ли от страха, то ли
от восторга.
появляется гений. И умирает он либо вместе с рукописью, если книга не издана,
либо вместе с последним экземпляром. Память о книге, как память о человеке, не
продлевает гению жизнь. Лишь графоманские сочинения не осенены гением.
Кумий.
теперь - нет. Ныне гении больше не рождаются. Они только умирают.
воли сами наворачиваются слезы. - Выходит, больше нельзя написать гениальную
книгу?
Сертаков Виталий
Пехов Алексей
Бажанов Олег
Суворов Виктор
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия