карцере до тех пор, пока Икел сам не расправится с Трионом. А потом Квинта на
дороге задавит машина или кусок мрамора с фронтона упадет на голову непокорному
фрументарию. Икел уже собирался лично отправиться в караульное помещение и
вернуть гвардейца на его пост, как увидел, что навстречу ему бежит преторианец.
играли на бронзовых накладных орлах, на стальных шлемах. Он глазам своим не
поверил. Преторианцы! Что им здесь надо? Он ожидал ударов в дверь и
громогласного возгласа:
над замком. Щелкнул металлических язык, выходя из паза, и дверь распахнулась.
Луч фонарика скользнул по стенам. Совершенно бесшумно двое принялись подниматься
по лестнице в спальню. Третий двинулся на кухню в поисках ненужных свидетелей.
Вер вынырнул из ниши и грохнул преторианца кулаком в висок. Не издав ни звука,
гвардеец повалился к ногам гладиатора. Тем временем обескураженные гости уже не
таясь обшаривали спальни наверху. Слышался грохот переворачиваемой мебели. Как
будто Элий мог спрятаться в шкаф или под кровать. Вот глупцы! Ничего не найдя,
преторианцы помчались вниз. Юний Вер выступил из темноты.
Преторианцы в Риме не носят огнестрельного оружия. У гвардейца был только меч. А
выходить с мечом против гладиатора было мягко говоря глупо. Вер отбил удар и тут
же нанес два глубоких пореза на обеих руках гвардейца. Потом сделал выпад, делая
вид, что метит в голову, мгновенно пригнулся и ударил по ногам. Лезвие чиркнуло
ниже колен. Хрипя от боли, здоровяк осел на пол. Справиться со вторым оказалось
еще проще. Преторианец сделал нелепый выпад, - и тут же его меч отбит, а острие
клинка приставлено к горлу неудавшегося убийцы.
синими.
крови.
выныривая из темноты и делая руками жест, будто в самом деле кого-то держит.
двух десятков - хлынули внутрь. Вер даже не пытался сопротивляться.. Его и
Курция повалили на пол, заломив руки. Освобожденный пленник Вера, держась за
порезанную шею, шатаясь, шагнул к двери.
значок вигила.
обвиняют сенатора Элия.
и не двигался с места. Пурпурная лужа, как пурпурная тога, причудливой каймой
окружала тело. Откинутая в сторону рука отсвечивала зеленым. На восковых пальцах
неестественно яркие пятна засохшей крови. Странная картина. Зеленоватая кожа,
зеленоватая мраморная скамья. И пол - тоже зеленоватый. И вода в бассейне. И
мраморный Силен - все того же мертвенного оттенка. Лишь туника Цезаря и его
кровь - бесценный пурпур. Два цвета. Пурпурный и зеленый. Друг подле друга - они
необыкновенно ярки. Смешиваясь, они превращаются в серый, то есть в отсутствие
цвета вообще. Сейчас они еще кричат, пытаясь переспорить друг друга. Но вскоре
они сольются в ничто. Воск растает, плоть сгниет, кровь смоют. Ничего не
останется. Кроме боли, которая масляным пятном плавает на поверхности сознания,
но не может проникнуть в глубину. Потому что осознать, что произошло,- значит
умереть от боли.
Красно-серая форма вигила почти не нарушала цветовую гамму картины. Руфин так и
думал о происходящем - картина... Все сделалось плоским, утратило глубину.
префектуре ночной стражи. Но Руфину было все равно, кто перед ним: Марк Проб или
какой-нибудь рядовой следователь из префектуры.
ярости стиснул кулаки. - Найти его! Немедленно!
голову полой тоги. Тога белая. Подушка - пурпурная. Опять картина не утратила
цельности. Это хорошо. Надо сказать, чтобы все, кто заходит сюда, в перистиль,
надевали белое. Или зеленое, раз им не положен пурпур. Картину нельзя нарушить.
Ни в коем случае нельзя нарушить. Главное - сберечь пурпур. Его нестерпимый, ни
с чем не сравнимый блеск.
кончилась. Цезарь убит, а Элий - убийца. О боги, за что? Разве Руфин не просил у
небожителей милости если не для себя, то для Рима? Элий убил Александра резцом
Марции. Как мальчику было больно! Почему не мечом? Ведь Элий - бывший гладиатор
и владеет мечом превосходно. А резец подошел бы какому-нибудь члену шайки из
предместий...
Вер сидел не двигаясь, глядя в одну точку. Он хотел спасти Элия и уличить Икела.
А на самом деле... Что же все-таки произошло? Корнелий Икел не убивал Цезаря, но
собирался прикончить Элия. Кто же тогда расправился с Цезарем? Элий? Бред...
Этого не может быть, потому что невозможно. Но что, если в дело вмешался Гэл?
Гладиатору сделалось не по себе. Гений руководит человеком, но отвечает ли
человек за гения? Вер не успел найти ответа - в комнату вошел центурион Проб.
попасть на Элизийские поля!
понял в эту минуту, что после смерти он не попадет в Элизии. Ему нет места среди
праведников. Нет, и все. Элий - тот окажется там непременно. И еще много хороших
ребят после смерти отправятся туда прямиком. И даже центурион Проб может там
очутиться. Но только не Юний Вер.
причесанного. А глаза холодные. И рот - тонкая полоса, будто чиркнули лезвием по
нежной розовой коже. И даже кровь выступила. Выступила, но не пролилась.
подпольной арене на вилле Макрина? Самые фантастические желания - начало войны,
насильственная смерть... То, что категорически запрещено.
можно лишь мысли и чувства. А в действиях пусть разбирается умница Проб.
кровоточить.
сбежали из его гостеприимного дома во время боя. Последние желания заказчикам
придется клеймить собственными усилиями. Но никто не знает, что исполняли наши
предшественники, которым не удалось улизнуть.
убийства. Да, кто-то убил Цезаря. Но кто-то пожелал, чтобы его убили. Уже не
важно, кто нанес удар. Все виноваты и невиновны. Есть желания. Нет действия.
Мысль управляет и убивает. Ненависть разит на расстоянии. Кинжал в руках
безвольных исполнителей. Проб долго смотрел в окно, забранное частой решеткой.
За окном была сплошь чернота. Ни малейшего намека на свет. Только мрак и духота.
Рим спит и грезит о собственной гибели. Но Рим еще может проснуться. Во всяком
случае Проб надеялся на это. А на что надеялся Юний Вер? И надеялся ли он
вообще?
пропасти, откуда веет засасывающей пустотой.
знал, почему начинаются войны. Почему ради одной своей прихоти человек готов
причинить другому столько горя. Не знал, почему люди упрямы в ненависти и так
обожают свои пороки. Почему стремятся к власти и не стремятся к познанию. Почему
человеческий разум не замечает собственных ошибок и с восторгом громоздит одну
на другую. Почему человечество время от времени охватывает массовое безумие и
людям хочется только разрушать, разрушать и разрушать. И в чем тот чудовищный
изъян их мира, о котором говорил Элий. Вопросов сотни и тысячи. А Вер не знает,
не знает, не знает... Есть заговор. И если нити его не пресечь, он погубит Рим,
- это все, что мог ответить Юний Вер. Да, заговор есть, а заговорщиков нет.
Бывает же такое. Или... Все заговорщики? Каждый в своем углу? И каждый владеет
тайной? Бесчисленные нити сплелись в огромную сеть. И Рим запутался в этой
чудовищной сети.