чем любой дебил, мы им нужны в паре. Но долго ли мне удастся скрываться от
Нацбеза со своим чипом-передатчиком в голове? Самое большее, несколько часов,
если только не уйти в глубокую пещеру или не носить на голове жестяное ведро, -
вариант для киношного триллера, не для реальности. Клиники Ай-Би-Эм, где в
принципе можно было бы избавиться от чипа, не пользуются правом
экстерриториальности. Искать спасения в посольстве... ну хотя бы Норвегии?
Наверно, я оправдал бы себя в своих глазах, но вот беда: я хочу жить в своей
стране, какой бы она ни была. К тому же возможность такого варианта моих
действий наверняка принята во внимание. Нет, сбежать мне просто не дадут...
А значит, будь что будет?
Бессилие... Словно у зверя, попавшего лапой в капкан. Вот только мне нечего себе
отгрызть, чтобы вырваться на волю. Самые хитроумные капканы человек ставит не на
зверье - на человека.
Посадку разрешили не сразу. Сильно припадая на крыло, самолет сделал два круга
над Жуковским. Дома, дороги, лесок, петлистая лента Москвы-реки - все встало
наклонно, словно вот-вот собираясь заскользить по невиданному откосу, но
одумалось и выпрямилось. Самолет плавно пошел вниз, очень мягко коснулся полосы,
погасил скорость, зарулил на стоянку и замер. Оба крепких парня, прежде
сопровождавшие Максютова, а теперь Штукина, одновременно поднялись. Тот,
которого звали Валерой, распахнул дверцу и спустил вниз короткую алюминиевую
стремянку.
- Пойдемте, Алексей Сергеевич, - сказал Коля Штукин. - Нас ждут. И послушайте
доброго совета... не надо глупостей.
- Понятно, - пробурчал я. - Шаг влево, шаг вправо - побег. Ну-ну. Но ведь
санкции стрелять у тебя нет? Или есть, но только ампулами с обездвиживающим?
- С серотонином, - отозвался Штукин. - Это очень больно, Алексей Сергеевич, не
советую испытывать на себе. Видите ли...
- Я знаю, что такое серотонин.
- Тем более. Будьте благоразумны.
Так. Значит, Максютов не доверил Штукину управление моим чипом и мною. Если оно
вообще существует, это управление. Если Максютов не блефовал...
Но все это уже частности, не имеющие большого значения. Нет у меня желания
получить в спину хорошую порцию серотонина. В каком-то смысле он тоже
обездвиживающее - боль швырнет оземь. Адская боль, нестерпимая. Превентивное
психологическое воздействие тоже тут как тут - враз пропадает охота к бегу с
препятствиями.
Автомобиль с темными стеклами ждал нас на краю поля. Штукин о чем-то поговорил с
водителем, и тот вылез. За руль сел Валера, а Штукин и второй парень стиснули
меня с боков на заднем сиденье. Поехали...
Чуть-чуть моросило, щетки стеклоочистителей размеренно болтались туда-сюда, как
два метронома. Было половина восьмого утра, утренний час пик. Как только
пересекли МКАД, скорость пришлось сильно снизить. Дрожа в каплях на стеклах,
наплывали рекламные щиты, самый кричащий из них обещал немедленно превратить
покупателей новой модели чипа Crown-VL-3000 в "суперхомо" - подлинного владыку
мира.
Пожалуй, за прошедшие месяцы столица нисколько не изменилась. Та же жизнь, та же
каждодневная суета. Спешащие люди, сгорбленные фигуры нищих. Страхи забылись.
Сильно выцветший щит с надписью: "Твоя паника работает на Монстра!" выглядел
анахронизмом, на него никто не обращал внимания.
Вот и мой дом...
- Вы все помните, Алексей Сергеевич? - спросил Коля.
Я отделался кивком. Легенда была предельно проста: путевка в закрытый санаторий
на десять дней с правом вписать в нее ребенка не старше двенадцати лет.
Руководство проявило заботу о майоре Рыльском, пахавшем весь последний год, как
вол в упряжке. Ты ведь не против, дорогая, если я возьму с собой нашу дочь?
Ей там будет хорошо. Конечно, присмотрю как следует. Прости, родная, совсем нет
времени, я должен бежать...
И Маша поверит, хотя и поворчит немного.
Какое счастье, что у меня слабоумная дочь! Она не сможет рассказать потом, что
это был за санаторий. Конечно, в том случае, если у нас с ней вообще будет
какое-то "потом"
Господи! Не оставь ее. Дай ей шанс, и я никогда больше не упрекну тебя за то,
что моя дочь - даун...
Знакомый приставала с сизым мурлом по-прежнему торчал возле подъезда. По-моему,
он узнал меня, но, узрев за моей спиной двух скорохватов, клянчить на опохмел не
решился. Они все неплохие психологи, профессиональные попрошайки.
В лифт втиснулись втроем. Интересно, хватит у хлопцев ума не показываться на
глаза Маше?
Ума у них хватило. Как и подобает конвойным, один спустился вниз на лестничный
пролет, второй поднялся вверх. А окна и балкон контролирует снизу Штукин...
Ну-ну.
Не стану я никуда спешить. Позавтракаю с Машей, не торопясь выпью кофе, а если
она окажется в настроении, то тем более спешить некуда. Пусть мои конвоиры ждут
меня на площадке хоть час, хоть два, маясь от неизвестности и справляя малую
нужду в мусоропровод. Свое они получат, но позже.
Может, я даже забуду, что я - подлец.
Дверной замок, сработав, громко щелкнул. В спальне зашевелились, зашуршали
постельным бельем. И по этому-то шустрому шороху простыней, еще до того как я
увидел в прихожей чужие ботинки, я понял, что Маша не одна.
Так.
ГЛАВА 3
Они подскочили одновременно, оба. Маша, охнув, тут же прикрылась простыней. Было
бы от кого.
- Одевайся, - деревянным голосом сказал я парню. - Всего хорошего. Дверь там.
Он собирал разбросанные по полу шмотки и облачался с потрясающей быстротой, при
этом, видимо, зная, где я служу, и предполагая ношение оружия, не сводил с меня
опасливого взгляда. Едва не напялил брюки ширинкой назад. Сунул ноги в ботинки,
забыв надеть носки, в последний момент вспомнил про них и, воровато цапнув с
пола, запихнул в карман. Ничего, на лестнице переобуется.
- Надеюсь, тебе понравилось, - бросил я ему вслед, стараясь, чтобы это
прозвучало как можно более гнусно. Парень ничего не ответил и заспешил вниз,
втягивая голову в плечи, - наверно, ожидал удара сзади, а то и пули.
Обойдется. Трусы всегда глупы, страх мешает им думать и чувствовать.
Пустота...
Я прислонился спиной к косяку. Вот как, оказывается, рушатся миры - облетают
клочьями, как оборванные старые обои, обнажая серый бетон стены с нарисованной
кем-то похабной картинкой. И только. И ничего нет. Мы думали, что строили свой
маленький и радостный мир на двоих, и сумели потесниться, чтобы дать в нем место
безнадежно больному ребенку, со временем созданный нами мир перестал приносить
нам счастье и сулил только уют, но все-таки он казался таким надежным, таким
прочным...
Нет больше нашего мира. Нет ничего.
Лишь клочья, летящие в никуда. Скоро не будет и их. Останется одна большая
пустота. Бесконечная. Вакуум.
- Дай мне халатик, - сказала Маша. - Вон там, на стуле.
Она уже оправилась от первого потрясения и теперь готовилась к атаке. Сейчас я
же окажусь во всем виноватым.
Я молча подал ей халатик. Не вставая с мятой постели, она накинула его на плечи
и поискала глазами вокруг себя.
- Трусики на полу, - подсказал я. Она усмехнулась:
- Брезгуешь подать?
- Брезгую...
- Ну и черт с тобой, - зло фыркнула она и, спустив на пол ноги, вдруг
пронзительно закричала на меня: - Ты сам виноват! Сам! Ну что смотришь? Смотри
как следует, твоя жена спит с посторонним мужиком! Да, спит! А почему, знаешь?
Что стоишь истуканом, язык проглотил? Нет, ты ответь...
Я молчал.
- Ты оглох?
- Нет, - с трудом выговорил я. - И не ослеп. Очень жаль.
- Ну так я тебе отвечу. - Она коротко рассмеялась. - Мне муж нужен, мужик в
доме, понятно? А ты кто? По полгода тебя нет, пропадаешь неизвестно где и
позвонить не догадаешься, а потом являешься: здрасьте, мол, извольте любить и
холить. Деньги присылал? Да нужны мне твои деньги! Мне внимание нужно. Да любая
женщина на моем месте давно сделала бы то, что я сделала только сейчас! Я живая,
ты понял? Не домохозяйка и не твоя собственность, что хочу, то и делаю. А если
муж не способен...
Она кричала, заводя себя все сильнее, убеждая меня, а еще больше себя в том, в
чем ей очень хотелось бы себя убедить, зная, что нет лучшего цемента для здания
семьи, чем комплекс вины у мужа. Она еще пыталась поймать и сшить разлетающиеся
клочья. А я молчал.
- Только не заливай мне, что у тебя там не было баб! Что я, мужиков не знаю, что
ли? Все вы одинаковы...
Баб и вправду не было, на них просто не оставалось времени, но я опять ничего ей
не ответил. Она бы не поверила. Не захотела бы поверить. А если и поверила бы
каким-то чудом, то непременно назвала бы меня рохлей и дураком.
А кто я есть? Разве нет? Поистине надо быть дураком, чтобы на двенадцатом году
супружеской жизни называть привычку верностью, а чувственность любовью. Чего я
хотел двенадцать лет назад, когда через дыру в заборе бегал к ней в самоволки,
идеалист паршивый? Вечности чувств? После рождения слабоумного ребенка, после
моих ночных бдений на службе и командировок? Вот тебе вечность...
И верно - дурак. По Сеньке и шапка. Получи давно тобой заслуженное, ты,
веривший в чистую любовь! Поделом.
Кушай. Хавай. Лопай, что дают.
- Кто он такой? - спросил я.
- Не твое дело. Нормальный мужик, не то что ты. Внимательный. Его по полгода по
командировкам не носит. Что, застрелить хочешь? Ну давай. Только уж начни с
меня. Чего ждешь? У меня нет оружия.
- Что ж ты так оплошал, Джеймс Бонд, а? - Она уже глумилась.
Пехов Алексей
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Сертаков Виталий
Василенко Иван
Посняков Андрей