Чтение 60–й страницы книги ~Скрут~

- Нет, - она подняла глаза. - Не напрасно, Аальмар. Ох как не напрасно.

Из чьих-то ворот вывалилась на улицу полупьяная веселая толпа. Аальмар
придержал шаг, давая плясунам возможность пробежать мимо; кто-то собрался было
затянуть гуляющую пару в хоровод - однако, узнав Аальмара, тут же оставил свое
намерение. Песни и смех отдалились и стихли, поглощенные снегом.

- Я не смогу объяснить тебе, - он тихо усмехнулся. - Что это такое, когда
сходятся на поле две воли... Две силы, состоящие из множества сил, тщательно
выверенных, переплетенных... Как бьет в лицо ветер, как бешено летит конь,
какая это завораживающая игра - сражение...

Теперь молчала девочка. Очень долго молчала; один за другим гасли,
догорая, факелы. И мерно поскрипывала дорога под каждым шагом. И пристально
смотрели снежные зайцы.

- Ты не убедишь меня, - сказал Аальмар со вздохом. - А мне не убедить
тебя... Но не в этом дело...

Он замолк, будто оборвав себя. Тяжело нахмурил брови. Сжал ее руку в
меховом рукаве:

- Я... Видишь ли. Раз уж так вышло... Я люблю тебя, малыш, и я обещал
выполнить твое желание; знай же, что этот мой поход будет последним. Теперь я
вернусь навсегда.

Не веря своим ушам, она вскинула на него потрясенные, радостные глаза. Он
смущенно улыбался:

- Не думай, что так просто... Что мне так просто решиться. Я помышлял об
этом и раньше, но все не хватало... наверное, этих твоих слов. Я выбираю между
женой и войной - и я выбираю жену; мы сочетаемся с тобой и будем жить
неразлучно. Всегда...

Она всхлипнула. Надо же, при чем тут слезы... - При чем тут слезы? -
спросил он, ласково отстраняя ее от своей груди. - При чем?..

* * *

Снег пошел снова, и на щеках у нее таяли снежинки. Таяли и скатывались
маленькими прозрачными каплями.

- Мама велела, чтобы ты поел. Девочка смотрела серьезно и непреклонно. На
низком бочонке у ее ног стояла миска с дымящейся кашей.

- Мама сказала, что, если ты не будешь есть, она тебя выгонит.

Игар через силу кивнул:

- Я буду...

Девчонка не уходила; вряд ли ей были знакомы фокусы с тайным выбрасыванием
нелюбимой еды. Закопать ненавистную кашу способен сытый, благополучный ребенок,
а эта девочка выросла в строгости; ей, наверное, и в голову не могло прийти,
что Игар собирается выбросить еду -однако она не уходила и смотрела все так же
сурово и требовательно.

И он принялся есть. Поначалу куски шли в горло с усилием, через "не могу"
- а потом проснулся голод, он доел горячую кашу до конца и облизнул ложку:

- Спасибо...

Девчонка сосредоточенно кивнула и молча унесла опустевшую миску в дом;
Игар клубком свернулся на соломе и натянул сверху одеяло - в сарае было тепло,
но изводящий Игара холод гнездился где-то у него внутри. От ледяного камня в
груди не защитит никакое одеяло...

В сарае стало темнее- у дверей, закрывая свет, стояла "младшая хозяйка" -
хозяйкина сестра, беременная, огромная, как гора. Игар из вежливости чуть
приподнял голову.

- Лежи, - женщина слабо улыбнулась, - Муж вина вот из погреба поднял...
Тебе принести?

Игар молча покачал головой. От этого обыкновенного жеста мир перед его
глазами пошел кругом, закачался, как лодка, и успокоился только через минуту;
женщина не уходила.

- Может, тебе знахарку? Сестра беспокоится- уж коли подобрали тебя, так
худо, если ты у нас прямо в сарае помрешь...

- Я не помру, - сказал Игар с трудом.

- Смотри, - предостерегла женщина озабоченно. Помолчала и вдруг
улыбнулась:

- Ты вот что... Молодой, красивый, оклемаешься, видимо... А кривишься,
будто тебе жизнь не мила. Нехорошо это...

Рука ее неосознанно-ласково провела по круглому животу; Игар решил, что
промолчать- невежливо.

- Ладно... - выдавал он, с трудом смягчая свой сиплый голос. - Не буду...

Женщина снова улыбнулась, кивнула и отошла от двери; Игар закрыл глаза.

Ему осталось жить двенадцать дней - в ночь, когда звезда Хота не
поднимется больше над горизонтом, он умрет вместе с Илазой. Это все, что он
может для нее сделать. Дабат...

Он пошевелился. Исполосованная спина саднила, но эта боль уже не в
состоянии была помочь ему. Та боль, что пришла под кнутом, на какое-то время
одолела все чувства, включая и стыд, и тоску; теперь и стыд, и тоска вернулись
с новой силой.

"Младшую хозяйку" звали Тири; освобожденная от домашних забот - пузо-то
какое! - она часами просиживала на солнышке, забавляя Игара старыми сказками и
правдивыми историями из жизни поселка. И сказки, и истории начинались с того,
что некто терпит обиды и страдания, а заканчивались неизменно счастливо; Игар
сидел, прислонившись боком к стенке сарая, и делал вид, что ему интересно.
Нехорошо было . обижать милую искреннюю женщину, совершенно бескорыстно
старающуюся его утешить.

Потом Тири замолчала, прислушиваясь, по-видимому, к тому, что творится у
нее внутри; подумала, с особой осторожностью поднялась с низкого табурета, на
котором сидела:

-Ну... Пойду-ка,- прикрыв глаза ладонью, она поглядела на высокое солнце.
- Ежели все по добру поведется, то ночью, может быть... У меня и первенец-то
быстренько выскочил - а этот, ежели по добру, то как пробочка и вылетит...

Игар сидел и смотрел, как она идет к дому- ступая осторожно и горделиво.

По добру не повелось.

Девочка, принесшая Игару обед, казалась возбужденной и радостной- "у тетки
началось". Посреди двора развели костер, и старшая хозяйка торжественно бросила
туда жертву добрым духам - пучок ароматных трав. Дети в восторге прыгали
вокруг, выкрикивая считалки-заклинания и вдыхая терпкий дым.

К вечеру радость в доме поугасла, осталось лишь возбуждение; в сумерках к
воротам подкатила повозка, привезшая властную высокую старуху - лучшую на три
деревни повивальную бабку.

Игар, которому вдруг страшно и тоскливо сделалось в его одиночестве, сидел
на кухне вместе с детьми старшей хозяйки - все они по очереди нянчили сына
Тири, двухлетнего мальчонку, чей брат или сестра собирались сейчас появиться на
свет. То и дело забегал обеспокоенный муж Тири, шумно отхлебывал из кружки с
водой, вытирал усы, оглядывал кухню невидящим взглядом и торопился прочь.
Сверху, из спальни, все явственнее доносились стоны.

В очередной раз заскочив в кухню, муж роженицы поманил Игара пальцем:

- Поди...

И, когда Игар вышел, просительно взял его за локоть:

- Ты... Страшно мне чего-то. Эти-то,- он имел в виду старшую хозяйку и ее
мужа, - эти-то при деле, а меня выгнали... А мне страшно одному. Первый раз так
не боялся... Тири... она...

Он замолчал, собираясь с словами и одновременно вглядываясь Игару в лицо -
не думает ли смеяться?! Игар не думал; муж Тири перевел дыхание:

- Ты... своему бы я не сказал. Ты чужой, придешь - уйдешь... Поболтай со
мной... покуда. Чтоб не так долго... Вот как тебя, к примеру, зовут?

Игар назвался.

- А меня Глабом, - муж Тири тоскливо вздохнул. - Первенысий наш мальчик
быстро родился... А это... может, девчонка?..

Игар кивнул, соглашаясь; он ничего не смыслил в деторождении, зато
прекрасно понимал, что Глаба нужно поддержать.

Сверху донесся не стон уже - вопль; Игар почувствовал, как продирают по
коже липкие противные мурашки. Бесхитростная Тири со своими добрыми сказками...

Глаб судорожно сдавил его руку:

- Жена... она терпеливая. Она страх какая терпеливая, ей как-то на
сенокосе палец на ноге отхватило... Так она ни слезиночки не пролила, улыбалась
даже, мать свою успокаивала... А...

Тири закричала снова- голос казался неузнаваемым. Игар сглотнул.

- Что-то долго, - Глаб сжимал и разжимал пальцы. - Я... пойду туда. Я
спрошу, как...

Игар пошел следом.

Дверь спальни была приоткрыта. Повивальная бабка говорила раздраженно и
властно; старшая хозяйка, кажется, возражала. Что-то со стоном пыталась сказать
роженица; из комнаты вышел хмурый как туча старший хозяин. Оттолкнул
пробирающегося вовнутрь Глаба:

- Уйди... Не до тебя...

Глаб скривил лицо - выражение детской слабости портило его мужественные,
красивые в общем-то черты:

- Что... не так? Не так?! Хозяин сжал зубы:

- Значит... повитуху надо звать, что на постоялом дворе живет. Она...

В комнате грохнуло что-то тяжелое; лучшая на три деревни повивальная бабка
распахнула дверь настежь, так, что Игар успел увидеть постель и кого-то на
постели, и какие-то тряпки на полу... Повивальная бабка уперлась руками в бока,
и подбородок ее, отмеченный крупной родинкой, упрямо вздернулся:

- Я тебе позову!.. Я тебе позову ее, приблуду-то приезжую!.. Я тебе дура,
значит?! Я говорю, судьбина ведет, судьбина-матерь выведет али младенца...

Глаб двумя руками взял себя за горло:

- Тири... Жену мне спасите, а она потом другого родит!..

Из приоткрытой двери донесся почти звериный, страдающий крик. Игар
прислонился к стенке.

Святая Птица... Ну как же все это уживается в одном мире! Кладбища,
кишащие червями и нищими, похотливая возня на крышке саркофага, отягощенная
телами виселица... Почему мир до сих пор населен? Его так трудно населять, этот
поганый мир, так невыносимо тяжело... И собственная Игарова судьба, если
вдуматься, не столь уж трагична; все поправимо, если это не смерть или не