часто и порой зло, но теперь она видела, что злая боль терзает всех троих.
Страдал даже с виду грубый и бесчувственный Мрак.
явно чувствуют себя втоптанными в грязь, обесчещенными. От этого страдают
больше, чем от ран и тягот пути.
изможденное, словно полжизни провел в застенках. Лиска подъехала ближе,
попросила тихонько, косясь на страшных Мрака и Таргитая:
сумрачный Мрак поглядывает подозрительно в ее сторону, что-то говорит
Таргитаю, волчьи глаза оборотня вспыхивают ревнивым огнем. На всякий
случай приотстала, начала с безразличным видом шарить глазами по сторонам.
коня пятками в бока, унесся далеко вперед. Дурацкая забава, подумал Олег
сердито. Человек все еще не расстался со звериным миром, в нем зверя
больше, чем того существа, которого желал Род, а песни тешат как раз ту
часть, что не от человека! Девки заслушиваются, ибо дуры, а Мрак от них
прямо светлеет... С Мраком сложнее. Как раз песни Таргитая удержали в
людской личине, но и с этим когда-то разберется на досуге. В песнях все же
есть волшебство, только иного рода, даже могучий Гольш не сумел обнаружить
в дудочке Таргитая чар.
жеребец потянулся к ее кобылке, попробовал игриво куснуть, споткнулся.
Олег вздрогнул:
Она несмело улыбнулась:
смахиваешь не очень... Хотя, если сбоку... Ну-ка, повернись... Нет, все
равно не тянешь. Для тебя надо помягче: сосновые палки, ольховые,
осиновые...
они -- твердые. Как узнать, какое из них какое?
согнется -- мягкая.
поехал, вытаращив глаза. Мрак сказал хладнокровно:
потрескавшуюся корку. Дальше вовсе лопалась, крохотные трещины углубились,
разбежались густой сетью, начали раздирать землю. Снизу попахивало гарью,
иной раз выстреливались дымки. В глубине чудилось движение, доносился
шорох трущихся панцирей. Мрак хватался то за лук, то за секиру, но
неизвестное тут же затихало, словно за Мраком следили сотни глаз.
Мрака. Эти странные люди ехали сжигаемые болью изнутри, а во внешнем мире
как будто ужаса и не существовало. Видели, дескать, разные деревья, даже
некую волховью грушу. Мрак держался в седле неподвижный как скала, глубоко
запавшие глаза смотрели зло и насмешливо. Тень становилась все гуще, кони
тревожно всхрапывали, прядали ушами.
как земля под копытами. Когда заговаривал с друзьями, хрипел и каркал
пересохшим горлом, как простуженная ворона. Глаза ввалились, смотрели
затравленно.
разлохматились. Если Таргитай и Олег исхудали за дорогу, то Мрак еще
прибавил в плечах, руки стали толще, потемнел, как обугленное дерево.
Глаза зло блестели, часто скалил зубы -- острые, белые, недобро ухмылялся,
ноздри хищно раздувались.
солнечные стрелы поджигали землю. Дальше тень становилась гуще. К запаху
зелени примешивался другой -- изгои чуяли, но не понимали, а Мрак зло
раздувал ноздри, дергал лицом.
дано! Надо пользоваться. Это как поесть вволю, медведя заломать или к
чужой бабе сходить. Время упустишь -- в старости уже ни того, ни другого,
ни третьего.
Олег нервно.
время бы ширял под облаками.
деревне говорили. А Олег у нас умный...
в конскую гриву. Мрак вздохнул так, что услышали и в Авзацких горах, а
Лиска пустила коня рядом, сказала тихонько:
покраснел. Трус -- не трус, а перед женщинами всегда стыднее. А тут еще
Мрак рассматривал каждую ворону: дескать, не трусят, хоть и в перьях, даже
воробьи не падают камнем от страха, а они меньше ворон.
молча наблюдали, как он отошел на десяток шагов, присел на корточки.
Таргитай видел, как шевелились губы молодого волхва, но слов не слышал, а
жаль -- вставил бы в песню.
скалил зубы. Олег помалкивал, лишь криво улыбался. Пусть потешаются -- так
прячут тревогу за него, а ему бы осмыслить случившееся.
режущая боль пронзила внутренности, он решил было, что умирает. Затем
слепой ужас заставил вскочить, ринуться от страшных существ. Опомниться не
успел -- оказался в воздухе. Сразу выбился из сил, начал падать на близкую
землю!
страшных существах Мрака и Тарха с Лиской. Все трое едва держали коней, те
храпели и пытались бежать от страшного существа, которым им казался он
сам!
Друзья, подоспев, сыпали шуточками, а он поклялся, что никогда в жизни не
поднимется в воздух...
пару дней потихоньку поднимался ночью, учился парить, сохраняя силы.
Труднее всего было садиться, всякий раз ушибался, сдирал кожу на руках и
обдирал плечи.
потом, цепенел. Крылья обвисали, камнем летел вниз. В страхе пытался
спастись, крылья суматошно лупили по воздуху. Его подбрасывало, но сил уже
не оставалось.
трудом помнил, что он человек, хотя до зуда хотелось кинуться на
пробегающих внизу зверей, вонзить когти, долбить клювом. Иной раз даже на
путешественников смотрел как на добычу.
возраста. В человеке и так много от волка, большой разницы нет: в шкуре
или без, а вот птахой непривычно и боязно.
как и все в родной деревне, зовут это трусостью. Может быть, так оно и
есть. Трудно вообразить племя из таких, как он. Ему подобных и куры лапами
загребут, не только соседи. Но все-таки даже будь так же силен и умел, как
Мрак, все равно не был бы столь безрассудно отважен. Береженого свои боги
берегут, а чужие не трогают.