полдень!
налить козьего молока. Всем.
- После твоего отъезда, зимой, его подкинули к дверям моего дома. Совсем
как тебя когда-то... И прожорлив он так же, как и ты в детстве... Смешной
мальчуган! Я решил воспитать его.
как кровь приливает к его щекам, Калхас сгреб с блюда горсть маслин и
пошел вслед за детьми.
понял все сразу, едва увидев мальчика. Вначале Калхаса охватил страх -
вполне объяснимый страх перед Гиртеадой. Он боялся не ревности к той
девушке, что приходила к нему два года назад, а ревности к ребенку.
Ревности, рожденной болью, что довелось испытать его жене в Габиене. И все
же страх уступил место гордости, едва маленькие грязные пальчики стали
брать с его ладони сочные маслянистые оливки. Клеон норовил проглотить их
вместе с косточками. Калхас, смеясь, учил малыша выгрызать мякоть, и
сокрушался, что они не привезли из Азии никаких сладостей.
запить козьим молоком оливки!
руки и лицо.
после этого.
кухню. Клеон потянулся за ними. Калхас хотел удержать его, но Гиртеада
остановила мужа.
Гермес о нас забыл!
дикий сакский танец и разбил глиняный горшок с бобами.
привидевшаяся во сне, окружила его со всех сторон. Сколько у них времени в
запасе? Калхас торопливо оделся и вышел во двор. Ночные созвездия стояли
еще высоко: следовательно, они должны успеть.
его лицо.
подумаю предупреждать твоих сыновей!
внимательно посмотрел ему в лицо.
отары и увести их в горы!
спартанцы...
другой раз забыл о предсказании - и потерял все. Я знаю цену словам
Гермеса. Если не послушаетесь меня, никто не уйдет от лакедемонян.
сам: мне будет стыдно смотреть людям в глаза, если ты ошибешься...
Получилось это само собой: сыновья Тимомаха не интересовались хозяйством
отца, и тот с радостью избавился от значительной части забот. Он платил
Калхасу жалование управляющего, но жили они вместе, одной семьей.
надежде на угощение и диковинные рассказы, несколько раз навещали
Тимомаха. Однако вскоре выяснилось, что Калхас столь же молчалив, как и до
отъезда; так что интерес к нему быстро пропал. Они жили спокойно - если не
считать постоянного страха перед спартанцами, Кассандром, этолийцами -
страха, преследовавшего той осенью каждого аркадянина.
Поэтому поднять хозяйство оказалось делом несложным. Сонные люди выгоняли
скот, запихивали в тайники те вещи, которые не могли унести с собой,
грузили на спины лошадей тяжелые вьюки.
армии, - сомневался Тимомах.
забраться в горы так далеко, как мы.
растворило яркое солнце. Оно золотило вершины гор, его лучи, отразившись
от снегов, бросались в долины, как купальщики в море. Влажные заросли
тамариска и багряницы вспыхивали так, словно были увешаны самоцветами.
Серая, густо посеребренная туманом лента овечьих загривков целеустремленно
извивалась посреди желтеющей осенней зелени. Кое-где ее разбавляли более
крупные фигуры вьючных лошадей, коров, далеко впереди блеяли козы. Вокруг
ленты сновали голоногие пастухи, мелькали темными полосками собачьи
хребты. Такого исхода горы не видели никогда; Калхасу чудилось, что это не
солнце отражается в их вершинах, а горят глаза истинных хозяев Аркадской
земли. Помогут они людям или нет?
женщинами, вместе с детьми и вооруженными слугами он замыкал шествие. О
людях он беспокоился меньше, чем о животных: в случае необходимости люди
поднимутся по одному из крутых склонов. Кругом много больших валунов,
которые можно спихивать вниз. Спартанцы не рискнут лезть за людьми. Но
животные карабкаться по таким склонам не смогут, поэтому Калхас отправил
их вперед.
оставленных наблюдать за домом, догнал колонну.
долине. Уже пытаются поджечь дом.
такой большой дом - и совершенно пуст. По-моему, они боятся засады!
провел.
мимолетное отражение на влажной поверхности. Люди теснились вокруг него,
как овцы во сне вокруг Гермеса. Над их шляпами мелькали маленькие радуги,
а плащи развевались, словно крылья. У Калхаса перехватило дыхание, он
жадно и внимательно искал в видении иных знаков, указаний. Но порыв ветра
подернул поверхность скалы рябью, и видение исчезло. Вздохнув, Калхас дал
знак двигаться дальше.
поменялись. Если раньше нужны были Герои, то сейчас, наверное, Пастыри".
Он повернулся к Гиртеаде. Измученный Клеон уснул, сидя на ее плечах.
Калхас взял мальчика на руки и укутал его полой плаща. "Мама", - едва
заметно шевельнулись губы ребенка.
Филиппа, никогда не виденного Александра. Помнил, но, радуясь, шел среди
людей, собак и овец. Шел среди скал и сверкающих горных вершин, где воздух
невесом, чист, а до небес, кажется, можно достать рукой.