фальшивым смехом:
не возвращаться. Она плакала. Она сгорала от стыда и задыхалась от гне-
ва. Женщины с таким бурным характером, как она и Сильвия, разлюбив друг
друга, неминуемо должны были дойти до ненависти.
Если бы можно было, она переехала бы на другой же день. К счастью для
нее, пришлось подчиниться необходимости: надо было предупредить домовла-
дельца об отказе от квартиры, найти новую. В первом порыве гнева Аннета
готова была отвезти всю мебель на какой-нибудь склад и пока поселиться в
гостинице. Но сейчас было не время сорить деньгами. Сбережения у нее бы-
ли очень скудные - она тратила почти все, что зарабатывала. До сих пор
она никогда не обращалась за помощью к сестре, но сознание, что в случае
нужды есть к кому прибегнуть, придавало ей уверенности, избавляло от не-
отвязной заботы о завтрашнем дне. Теперь же, когда она вздумала подсчи-
тать, сколько ей нужно на жизнь, она с огорчением убедилась, что одного
ее заработка не хватит. До сих пор расходы были меньше, потому что они с
Сильвией, живя в близком соседстве, вели общее хозяйство. Весь гардероб
мальчика состоял из подарков Сильвии, да и для Аннеты она шила платья в
своей мастерской, беря с нее только деньги за материю. Прибавьте к это-
му, что Аннета пользовалась вещами Сильвии, всем тем, что могло служить
им обеим. Потом - мелкие подарки, совместные воскресные прогулки, те
скромные удовольствия, что окрашивают однообразие будней. Кроме того,
Сильвия пользовалась кредитом у торговцев их квартала, а это давало воз-
можность и Аннете оттягивать платежи. Теперь надо было сообразоваться с
тем, что за все придется платить наличными. Начало предстояло трудное:
переезд, уплата вперед за новую квартиру, расходы на устройство. И надо
было решить самый главный вопрос: кто будет смотреть за ребенком? Слож-
ный вопрос! Чтобы прокормить себя и его, ей нужно работать, а значит,
уходить из дому - но на кого же тогда оставлять малыша? Аннета понимала,
что никогда не справилась бы с этими затруднениями, если бы они встали
перед ней раньше, когда Марк был еще совсем мал. Но как же справляются с
ними другие женщины? Аннета жалела этих несчастных и презирала себя.
за что не хотела запирать его в какой-либо из этих зверинцев. После все-
го, что она слышала о закрытых учебных заведениях (в наше время порядки
там немного улучшились), да и чутьем угадывала в физической и моральной
атмосфере этой общей свалки, она считала преступлением бросить туда ре-
бенка. Она уверила себя, что Марку будет там тяжело. А между тем - как
знать? - быть может, он был бы рад попасть туда и избавиться от нее. Но
какая мать может себе представить, что она в тягость собственному ребен-
ку? Аннета не соглашалась отдать его даже на полупансион. Она твердила
себе, что у мальчика слабое здоровье, что он нуждается в особой диете,
что за его питанием надо следить самой. Но прибегать домой в те часы,
когда Марку полагалось есть, было очень утомительно, иногда ей требова-
лось как раз в эти часы идти на другой конец Парижа. Приходить, уходить,
постоянно быть в движении! Того, что она зарабатывала уроками, на жизнь
не хватало. Постоянно бывали какие-нибудь экстренные расходы, которых
она не предвидела. Мальчик рос быстро, а Аннете хотелось бы, чтобы он не
вырастал из своих костюмчиков, как боб не вырастает из своего стручка:
ведь так трудно было его одевать! Не могла она не обновлять и своего
гардероба - этого требовала если не ее гордость, так ее профессия. Сле-
довательно, приходилось искать добавочных заработков: переписку на дому,
переводы, редактирование переводов (труд неблагодарный, плохо оплачивае-
мый), секретарскую работу в учреждениях один-два дня в неделю. За это
платили мало, но все вместе могло давать порядочный приработок. Приходи-
лось хвататься за любую работу. Аннета так и делала. Ее ненавидели за
это изголодавшиеся конкурентки, с которыми она теперь снова сталкивалась
в погоне за куском хлеба. "Но с сентиментальностями кончено! - говорила
себе Аннета. - Надо идти своей дорогой. В нашей жизни никто не оборачи-
вается, чтобы поднять упавших". Порой она мельком замечала искаженное
злобой лицо, враждебный взгляд оттесненной соперницы, которой она в дру-
гое время охотно помогла бы. Но сейчас нельзя, надо поспеть первой! Те-
перь Аннета знала, где искать работу, и умела избирать самый короткий
путь к ней. Ее диплом и ученая степень давали ей преимущество перед дру-
гими. И она знала, что преимущество ей дает еще и уверенность в себе,
глаза, голос, костюм, умение пленять нанимателей. Когда нужно было выб-
рать между ней и другими кандидатками, наниматели редко колебались. А
оставшиеся за бортом не прощали ей этого.
размышления! Жить изо дня в день! Каждый день был заполнен до краев.
Первые недели она прожила в постоянном трепете, не зная, сможет ли про-
кормить себя и сына. Затем она приспособилась к новой жизни, успокоилась
и даже начала находить удовольствие в преодолении трудностей. Конечно, в
те редкие минуты, когда необходимость действовать не держала ее в напря-
жении, по вечерам, когда она опускала голову на подушку, в мозгу ее тес-
нились мысли о том, как свести концы с концами, и всякие заботы: "А что,
если я свалюсь?.. Заболею?.. Нет, не хочу об этом думать! Спать,
спать!.." К счастью, она за день очень уставала, и сон не заставлял себя
долго ждать. А там наступал новый день, в котором не было места подобным
страхам и всяким "если", не было места всему тому, что отнимает у чело-
века силы, расстраивает нервы, иссушает душу. Труд и нужда ставили все
на свое место, указывали, что необходимость, а что роскошь.
Ну, могла ли Аннета раньше представить себе, что когда-нибудь они будут
казаться ей чем-то второстепенным!.. А сейчас было именно так. Пусть
прислушиваются к ним те, у кого много свободного времени! А у нее време-
ни в обрез, едва хватает на все. На каждое действие одна мысль - не
больше!
в воде лодка, пущенная по волнам.
далась, что не только не нуждается в опеке, но без чужой поддержки стала
еще сильнее. Суровая жизнь ее закалила. И первым благодеянием, которое
эта жизнь ей оказала, было освобождение от навязчивых мыслей о Жюльене,
от любовной тоски, то глухой, то неистовой, отравившей ей предыдущие го-
ды. Она вдруг увидела всю приторность своих сентиментальных мечтаний,
этой нежности, мягкости, лицемерно скрываемой чувствительности: ей те-
перь и вспоминать о них было противно. Нет, воевать с беспощадной
жизнью, выдерживать ее ранящие прикосновения, поневоле и самой быть
жесткой - это хорошо, это живит и укрепляет! Возрождалась к жизни значи-
тельная часть ее души, лучшая, быть может, и, конечно, более здоровая.
лась даже о здоровье сына. Когда он заболевал, она делала все нужное, но
не беспокоилась заранее и не вспоминала об этом потом. Она была ко всему
готова, смела и верила в себя. И это оказалось лучшим средством от всех
бед. За первые годы упорного труда она ни одного дня не болела. Да и
мальчик не давал ей больше никогда повода к серьезному беспокойству.
сердца. Почти не оставалось времени для чтения. Казалось, это должно бы-
ло бы ее огорчать... Нисколько! Ум ее заполнял пустоту из собственного
запаса. У него хватало работы: надо было разобраться во всех сделанных
открытиях. А за первые месяцы новой жизни Аннета сделала множество отк-
рытий. Можно сказать, все было для нее открытием. Однако что же,
собственно, изменилось в ее жизни? Что было ново? Труд? Но она уже знала
его и раньше (так ей казалось). И город и люди были сегодня те же, что и
вчера...
чала погоню за куском хлеба, началось для нее и подлинное открытие мира.
Любовь и даже материнские чувства не были открытием. Они были заложены в
ней, а жизнь только выявила какую-то малую долю того и другого. Но едва
Аннета перешла в лагерь бедняков, ей открылся мир.
него смотрим - сверху или снизу. Аннета как бы шла сейчас по улице, меж-
ду длинными рядами домов: на улице видишь только асфальт, грязь, угрожа-
ющие твоей жизни автомобили, поток пешеходов. Видишь небо над головой
(изредка ясное), если у тебя есть время поглядеть вверх. А все остальное
исчезает из поля зрения: все содержание прежней жизни, общество, беседы,
театры, книги, все, что тешило сердце и ум. Знаешь хорошо, что оно есть,
и, быть может, еще любишь все это, но приходится думать о другом: смот-
реть под ноги и вперед, осторожно лавировать, шагать быстро. Как спешат
все люди!.. Но, глядя сверху, видишь только ленивое колыхание этой реки;
она кажется спокойной, потому что мы не замечаем ее быстрого течения.
Погоня, погоня за хлебом!..
какую теперь вела и она. Но ее тогдашние мысли не имели решительно ниче-
го общего с тем, что она думала сейчас, когда стала частицей этого ми-
ра...
ла несправедливым, что массы обманным образом лишены этих прав. Теперь
ей казалось несправедливым (если еще можно было говорить о справедливос-
ти и несправедливости) то, что правами пользуются привилегированные. Не
существует никаких прав человека! Человек ни на что не имеет права. Нич-
то ему не принадлежит. Приходится все решительно отвоевывать сызнова