Владимирской? - спрашивает осторожно Дмитрий Зернов.
духовная власть православная на стороне московского князя. А духовная сила
превыше земной и временной силы ратей и воевод.
мятущихся всплесках рук неуверенность). - Указуют на единодержавие
государя, яко на способ возвысить землю, указуют на пример государей
западных! - (Тут он краем глаза глядит на Федора. Братьев да Андрея Кобылу
убедить, а сам он почти уже на стороне князя Ивана.)
тож! - отвечает Михайло. - Какой круль, деспот ли поддержан землей, дак и
побеждает, а слаб - нелюб никому, терпит беды и одоления ратные, яко
кесарь Андроник! Без своей, римской, церкви католической и они бы там, на
Западе, не много выстояли с единодержавием своим!
дал же ему великое княжение!
даст. А и даст - отберет вскоре! И учнет Александр Литву Гедиминову на
Русь наводить да Новгород под себя склонять, и новые смуты затеются на
Руси! Земле раззор, языку умаление. Михайло Ярославич, покойный, не тот
был князь! А все ж и он в сей трудноте не устоял! Ни Орда, ни Литва, ни
латины, ни фряги не спасут Великой Руси! Мы сами ся должны и спасти и
возвысить! Ты, Федор! И ты, Андрей! И ты, Иван! Припомните, бояре, великую
киевскую старину! Како рекут ветхие летописи: от нас дрожала сама
Византия! Мордва, черемиса и вядь бортничали на князя великого! Угры
железными вороты творили каменные грады, боронясь от Руси! Литва и голядь
на свет из болот не выныкивала; немцы радовахуся: далече суть за синим
морем! Половцы именем нашим страшили детей в колыбелях! И по всем языкам и
землям текла громозвучная слава Золотой Руси! А ныне: где Галич с Волынью?
Где золотой киевский стол? Где Тьмуторокань, и мордва, и Булгар великий? В
посмех и поношение стали мы народам, сущим окрест! Где величие церковное,
где гордость книжная, где слава ратная? Где единство Великой Руси? Сами ся
грызем и вадим один на другого! Глядим с надеждою на Запад и на Восток,
мыслим себе спасения от бесермен и латинов... Посмех и позорище велие! Мы
- великий народ! И на нас взирают все и поныне, яко на язык великий! От
нас ждут иные спасения себе, и от нас же сожидают гибели вороги наши! Ибо
низвели на себя и любовь и ненависть - да, да! И ненависть сущих окрест!
Сломимся, не устоим, и они нас изгубят всеконечно! До корени, до последи
последния, до малого младеня истребят! Не простят прежебывшего величия
нашего, яко же и римлянам, и ассириянам вороги ихние! И сами возможем
забыть отни заветы и прадедни святыни земли - нам не забудут и не простят
того! Ибо великим в беде велией не прощают прежебывшего величества их!
Паки реку: в единении языка русского ныне спасение наше на земли! В любови
и дружестве гражан земли нашея, всех - и бояр, и кметей, и смердов! Колико
весит пред тем рознь княжая и бремя власти, врученной ханом Узбеком
тверскому князю в Орде?
сечу, Михайло Терентьич.
высился глыбою в углу, проговорил тут, впервые за вечер разомкнув уста:
князя Александра и ото всех дел его. Вроде ничего не говорил, а сказал
больше, чем прочие.
глаза в глаза, негромко рек Ивану:
сотворишь в тяжбе их с Александром перед Ордой! Подумай, Акинфич!
удалось. Да и какой ряд мог быть между двумя равно великими князьями?
Узбек своим решением, действительно, вверг нож в тело владимирской земли.
Приходило скакать, баять с самим ханом Узбеком. Осенью Калита, бросив все
дела на бояр и Симеона, устремил в Орду.
и налево заемное серебро, спешили упрочить успех своего князя, и уже
собирали жалобщиков, дабы охулить Калиту перед ханом, и уже повели
разговоры о том, дабы воротить Александру и весь владимирский стол.
от обилия даров меняются судьбы истории, ошибаются жестоко.
потому кто мешает, получив мзду от тех и других, решить дело все же
по-своему?
какие подарки не решит дела к явной невыгоде своей!
равно, кто окажется прав и кто виноват, тяжущихся судят по приносу. Но
ежели от исхода дела зависит участь самого судии, любые преизобильные
подношения окажут бессилие свое. А такое дело, как утверждение великого
князя владимирского, кровно затрагивало и Орду и Узбека, ибо грозило и
непоступлением дани, и смутою, и войной, и даже - в случае союза с
Гедимином - полным отпадением Руси от Орды. Так что подарки с обеих
сторон, и с тверской и с московской, не значили ровно ничего и ничего не
могли изменить.
Узбека и опасения его визиров. В первом случае - боязнь союза Твери с
Литвой, во втором - чрезмерного усиления Ивана и, значит, также опасности
последующего отпадения Руси от Орды.
Волге, утвердившегося вместо веротерпимой монгольской державы, в коем
русские стали уже не союзниками немногочисленных монголов, а райей -
бесправным податным населением, поставила правительство Сарая во
враждебные отношения ко всем русским князьям без исключения. И Орда уже не
просила у Руси вспомогательных войск для борьбы на южных и западных
рубежах своих. Уже не ходили владимирские полки под Дедяков или в
Болгарию. Духовная рознь по рубежу разных верований пролегла трещиною
взаимного страха и ненависти, и трещина та все увеличивалась и
увеличивалась, как забереги на весеннем льду, и надобно было только, чтобы
подул ветер невзгоды, дабы разнести и разбить вдребезги прежнее
неустойчивое равновесие. Скажем так: с того часа, как в Орде победил
ислам, неизбежным стало Куликово поле. Тяжкое для Руси духовное это
противустояние оказалось еще более тяжким, прямо трагичным для самих
татар-мусульман, ибо ислам не помирил ханов Золотой Орды с иранскими
Хулагуидами, союз с султаном египетским ничем не вознаградил Узбека, так
как Египет отказался выступить вместе с Ордою против ее южного врага, и
разноплеменная, все еще страшная соседям степная держава осталась в
одиночестве и начала разваливаться уже при ближайших потомках Узбековых,
сокрушаемая всеми подряд: Русью и Ольгердом Литовским, ханами Синей Орды и
железным хромцом Тимуром.
Провидеть грядущее не дано никому, а прорицателям начинают верить лишь
тогда, когда обещанное ими уже совершилось.
из двоих князей, возглавляющих русскую райю: Иван или Александр? И решили,
быть может, не так уж и глупо с ближайшего погляду. И уже не поняли, не
могли понять, что вели заранее насмерть проигранную тавлейную игру. Ибо
относиться к Руси как к райе было нельзя.
Александру, это союз ворога своего с Гедимином. Но где доказательства
измены тверского князя?
Александра <Ко всем князьям, женущим по мне>, посланное им некогда из
Плескова. Все там было: и призыв к единенью, и к борьбе противу татар...
Но Узбек прочел грамоту и пожал плечами, недобро глянув на Калиту.
мне! Тогда, не теперь! Эта грамота против тебя, князь! Зачем держал, зачем
скрывал от меня во все прошлые годы? Что еще прячешь ты от меня, как
камень за пазухой? Ты многого хочешь, много берешь, князь! Ты ненавидишь
врага своего. Нехорошо! Твой Бог должен наказать тебя за это!
на тех же коврах и подушках, что и всегда, и те же кованые светильники
многоразличных стран освещали покой. Но не было больше близости, пусть
даже опасной прежней близости между ним и Узбеком. Не сотворялась она, не
получалась теперь!
оборвал гневно:
вечно говоришь про Смоленск! И когда брал ярлык на Дмитров, тоже был
Смоленск! Всегда Смоленск!
князя. И тогда Иван решился на такое, на что не решился бы никогда в
жизни. Только с отчаяния, только при виде гибели главнейшего дела своего
Лукьяненко Сергей
Андреев Николай
Грабб Джеф
Ковальчук Вера
Каргалов Вадим
Березин Федор