возвращал награбленное, полон и скот, давал выкуп и молил через владыку
Василия токмо унять меч и не пустошить Кашинской волости.
смотреть на униженные лица посольства, на эту раздавленную спесь, разом
перешедшую в самое тошнотное самоуничижение, он вышел на крыльцо, в ночь.
Было опять трудно дышать от гнева. Горели костры. Хрупали овсом кони.
Глухо гомонил ратный стан. Мысленно он довел их до Кашина, приступом взял
город и, отдав его ратным на трехдневный грабеж, немо глядел на насилуемых
жонок, сорванные с подпятников двери, расхристанные укладки и сундуки,
зерно, рассыпанное по улицам, мокнущее в лужах крови, трупы, трупы и
трупы... Увидел, насладился бешенством и - отверг.
что принимает дядины условия и тотчас, получив выкуп, воротит из Твери
княгиню Олену.
рать, готовая к бою, а хозяйственные, довольные собою мужики, коим не
пришло и ратиться. Через день литовские полки уходили, сворачивая стан.
лошадей, везли лопоть. Не распуская воев, Михаил доправил на кашинцах все
награбленное и только после того двинулся назад сам.
какой справе, скотина - в корме.
И тоже все обещал и возвращал и ото всего отступался, равно как и от
присужденного ему митрополитом княж-Семенова удела. Укрепленный грамотою
Еремей тоже получил назад свою княгиню и целовал крест служить Михаилу
честно и грозно.
Василич, сын кашинского князя, и заключил мир. Василий через сына
окончательно отступался великого княжения тверского. Мир удалось после
переговоров через послов заключить и с князем Дмитрием Московским. Как
будто бы все складывалось к добру.
разоренной волости. Смерды и дружина рубили лес, ставили новые клети
взамен сгоревших, везли сено и хлеб из неразоренного Заволжья, неимущим,
ограбленным войною, раздавали княжеский скот. И только уже к Рождеству
Михаил воротил в Тверь, перевез семью в город и начал приводить в порядок
княжой двор.
князь Еремей сложил с себя крестное целование Михаилу и убежал на Москву.
То ли подговоренный московитами, то ли сам решив, что так-то будет лучше.
Михаил того не ведал, но понял одно: все, по-видимому, и тяжба и ратный
спор, начиналось сызнова.
начинает одолевать, засасывать в себя мирское, что он из иерарха
церковного становится едва ли не князем со всеми греховными помыслами
земного володетеля. Так, он начинал страшиться не успеть при жизни своей
совершить все задуманное. Годы шли, и падали силы, и он забывал, что никто
из володетелей земных не успевал при жизни своей свершить замысленного, а
ежели успевал, то было сие отнюдь не ко благу земли и исчезало,
разваливало после его смерти, как распалась тотчас после смерти героя
великая держава Александра Македонского <Двурогого>, покорившего мир, но
не сумевшего даже охранить от гибели собственное дитя, зарезанное вскоре
после похорон повелителя ближайшими сподвижниками царя...
предначертанного и можно объяснить совершенное Алексием преступление,
ввергнувшее страну в десятилетнюю братоубийственную резню.
рубежах земли. Немцы напали на Псков, совершив много пакостей и мало не
захватив города. Новгород, связанный купеческими обязательствами и многими
иными труднотами, не мог или не восхотел помочь вовремя младшему брату, и
вмешаться пришлось Москве, доказавшей тем самым, что великое княжение - не
звук пустой и московский князь, как это было при Симеоне Гордом, вновь
становится хозяином и заступником Русской земли.
юных пор и получившего свое прозвание <Храбрый>) была вновь отбита Ржева.
Впрочем, чтобы не осложнять отношений с Ольгердом, захваченных литвинов
без выкупа попросту выслали из города.
сыновей Михаила Святого. В пору жизни своей вершил он много обид родичам и
много зла принес родимой земле, но умирал князь Василий хорошо. Почуявши
смертный свой час, созвал жену и сына на последний погляд. Лежал на высоко
поднятом ложе, трудно дыша, задирая бороду вверх уже не от спеси, а
оттого, что не хватало воздуху. Всю жизнь дрался, ненавидел сыновца
Всеволода, но вот Всеволод в могиле, и некого ненавидеть теперь. Елена
Ивановна склонилась над постелью мужа, поливая слезами одеяло и руки
Василия. Сын и духовник сидели немо, ждали конца.
по-женски потерянно толстая, грозная для дворни и слуг женщина, ныне
ошеломленная и раздавленная близкой кончиной супруга.
не спорь, тово! ¦н тя передолит... Все одно передолит... Ему теперича
княжить! По лествичному праву так... По правде! Пущай... А шубу глазатую,
аксамитову, на помин души, и деревни, что отписал, не трогай... Пущай
мнихи молят о гресех моих! Прочее все тебе, сын! Матерь, гляди, не обидь!
Ну, все, подьте оба теперь... Тамо ужо, тамо свидемси, в мире том!
затих. Елена, склонившаяся к бессильным, сложенным на груди рукам мужа, и
сын, стоявший в изножии, не поняли, не почуяли конца. И только духовник,
вовремя углядев, надавил пальцами на веки, закрыл стекленеющие глаза князя
и держал, шепча молитву, сожидая, доколе последний трепет не отойдет от
тела и не упокоится, вытянувшись и охолодев, эта смертная плоть.
известия о смерти Василия Кашинского. Митрополит и великий князь Дмитрий
вызывали Михаила Александровича Тверского в Москву на новый пересуд с
князем Еремеем.
неприкосновенность на время переговоров.
- Ну, поехали:
пыхтел, разбирая буквы по Псалтыри.
кони на колесах, раскиданные по полу свистульки... Все это бывало
неисчислимое количество раз в любом (и его тоже!) княжеском детстве, было
и будет, доколе не пременится сам строй жизни русичей.
оттенком вечного материнского страха.
убивались. Дак без той потехи конной нету ни князя, ни боярина!
московиты.
руки в колени, и немо глядел на возню детей. Вернется Саша, румяный,
радостный, весь пропахший конским потом, приедет завтра из Отроча
монастыря, где его учат пению, риторике, философии и богословию, Иван, и
вся семья будет в сборе. И уже не так пустынно становит за княжеским
столом, звучат в тереме вновь молодые звонкие голоса. Тем паче Дуня на
сносях и, верно, опять обрадует, принесет ему отрока...
назовем Федором! - (Федором - в память старшего брата, замученного вместе
с отцом в Орде).
коробью. Васек, завидя зеленую глиняную свистульку, тянет ручки, просит.
Когда ему подносят ко рту поливную птицу, старательно дует, обильно пуская
слюни, свистулька хрипит и сопит.
рукавом, пронзительно свистит. Стрельнув глазами в сторону отца, отдает
игрушку Ваську и снова утыкает нос в замусоленную Псалтырь, разбирая по
буквам: - <Бо-же, суд твои ца-ре-ви да-ждь, и правду тво-ю сыну
ца-ре-ву... Суди-ти лю-дем Тво-им в пра-вде, и ни-щим Тво-им в су-де...>
наизусть слова семьдесят первого псалма. - Явно хотят опять удоволить
Еремея за мой счет! - отвечает он жене, откидываясь к стене и потягиваясь:
с утра в седле, объезжал пригородные села, словно бы и устал немного. -
Ежели Алексий думает и меня уговорить отказаться от прав на престол
владимирский, не имусь по то!
теперь выдал дочерь за Дмитрия Московского, а их чем думает удоволить
владыка Алексий?) - Не ведаю, ехать ли тебе! - осторожно доканчивает, кося
Прозоров Александр
Акунин Борис
Майер Стефани
Суворов Виктор
Белов Вольф
Андреев Николай