что ты все равно как медведь в ловушке и не можешь от них убежать. Но не
падай духом, потому что для белого человека, когда он один среди индейцев,
цвет его кожи иногда - верная смерть, иногда же - надежный щит. Пусть они
нас не любят, а все же благоразумие часто связывает им руки. Когда бы
краснокожие народы вершили свою волю, вскоре на распаханных полях Америки
выросли бы вновь деревья; и в лесах было бы белым-бело от христианских
костей. В этом никто не усомнится, кто знает, какова любовь краснокожего к
бледнолицым. Но они нас считали и считали, пока не сбились со счета, а в
здравом уме им все же не откажешь. Так что мы еще не обречены; но, боюсь я,
для пауни надежды мало!
слова, и остановился невдалеке от столба. Здесь он стоял, храня молчание и с
тем выражением на лице, с каким приличествовало глядеть на такого славного
воина и знаменитого вождя, как его пленный товарищ. Но Твердое Сердце
смотрел неотрывно вдаль и, казалось, не думал об окружающем.
только заговорив, привлечет к себе внимание пауни.
сказал:
сколько ты сразил тетонов, и для тебя сейчас было бы лучше, если бы ты
больше дней провел в охоте на оленя и меньше на тропе войны. Тогда
какая-нибудь бездетная мать из их племени могла бы принять тебя к себе
взамен своего потерянного сына, и жизнь твоя потекла бы, исполненная мира.
того открывает руку, чтобы взять назад свои дары. Когда ему нужны его
молодые воины, он их зовет, и они уходят к нему. Но краснокожий, на которого
он однажды дохнул, живет вечно.
бездушный тетон! В Волках есть нечто такое, что открывает для них мое
сердце: то же мужество, да, та же честь, что в делаварах. И этот юноша...
Удивительно, куда как удивительно!.. И годы его, и взор, и сложение... Они
могли бы быть братьями!.. Скажи мне, пауни, ты слышал когда-нибудь в ваших
преданиях о могущественном народе, что некогда жил на берегах Соленой Воды,
далеко-далеко, у восходящего солнца?
чтобы отнять ее у законных владельцев, - я говорю о народе, который
краснел.., был красен - и от краски, и по природе, - как ягода на кусте.
под восходящим солнцем, потому что не смели выйти в бой на открытые равнины.
мудром народе краснокожих, на какой дохнул когда-либо Ваконда?
величием, что даже узы не могли их принизить:
начал думать, что больше нет на земле пауни?
по-английски старик. - В краснокожем природа так же сильна, как в груди
любого белого. Ведь и делавар мнил бы себя куда могущественнее какого-то
пауни, как пауни кичится, что он-де из князей земли. И так оно было между
французами из Канады и англичанами в красных мундирах, которых король
посылал, бывало, в Штаты, когда Штатов еще не было, а были беспокойные
колонии, вечно подававшие петиции; они, бывало, воюют и воюют меж собой и
бахвалятся напропалую подвигами, выдавая их перед миром за свои собственные
доблестные победы; и неизменно обе стороны забывали назвать скромного
солдата, которому на деле обязаны бы ли победой и который тогда еще не
допускался к большому костру народного совета и не часто слышал о своем
подвиге после того, как храбро его совершил.
солдатской гордости, помимо его сознания вовлекшей его в ту самую ошибку,
которую он осуждал, его глаза, засверкавшие на миг отсветом былого пыла,
обратили ласково-тревожный взор на обреченного пленника, чье лицо снова
приняло выражение холодного спокойствия; и снова казалось, что мыслями пауни
унесся вдаль.
отцом, ни братом. Ваконда назначил мне жить в одиночестве. Он никогда не
привязывал мое сердце к дому или полю теми ремнями, которые привязывают
людей моего племени к их жилью; будь это иначе, я не совершил бы таких
дальних странствий и не повидал бы так много. Но некогда мне довелось долго
пробыть среди народа, который жил в упомянутых тобой лесах. Близко узнав
этих людей, я полюбил в них честь и старался перенять их мужество. Владыка
Жизни в каждого из нас, пауни, вложил сочувствие к человеку. Я не был
никогда отцом, но я знаю, что такое отцовская любовь. Ты похож на юношу,
который был мне дорог, и я даже начал тешиться мыслью, что в твоих жилах
течет его кровь. Но так ли это важно? Ты правильный человек, я это вижу по
тому, как ты верен слову; а честность - свойство слишком редкое, ее не
забываешь. Сердце мое тянется к тебе, мой юный друг, и я с радостью сделал
бы тебе добро.
благодарности низко склонил голову. Потом, опять подняв темные свои глаза,
он устремил их в ширь степей и, казалось, вновь задумался, далекий от заботы
о своей судьбе. Зная, какую твердую опору дает воину гордость в тот час,
который он считает последним в своей жизни, траппер с тем спокойствием,
которому научился в долгом общении с этим замечательным народом, смиренно
ждал, чтобы юный его товарищ высказал свое желание.
быстро переводил взгляд со старика на горизонт и от горизонта опять на его
резкие черты, как будто охваченный вдруг тревогой.
я слышал твои слова. Они вошли в мои уши, и теперь они во мне. У Длинного
Ножа с белой головой нет сына; Твердое Сердце из народа пауни молод, но он
старший в своей семье. Он нашел кости своего отца на охотничьих полях
оседжей и отправил их в поля Добрых Духов. Великий вождь, его отец,
несомненно увидел их и узнал то, что есть часть его самого. Но скоро Ваконда
призовет нас обоих; тебя, потому что ты видел все, что можно видеть в этой
стране, и Твердое Сердце, потому что ему нужен воин, который молод. У пауни
не будет времени исполнить перед бледнолицым свой сыновний долг.
возможно, доживу, чтобы увидеть, как зайдет над прерией солнце. Ждет ли мой
сын, что доживет и он?
печальной улыбке загорелся странный отсвет торжества.
владельцу, раз уж он попал в их мстительные руки. Мой сын не женщина и без
страха глядит на тропу, которую должен пройти. Ему ничего не нужно шепнуть в
уши его народа перед тем, как он ступит на нее? Эти ноги стары, но они могут
еще отнести меня к излучинам Волчьей реки.
каждого тетона! - сорвалось с губ пленника с тою страстностью, которая,
вдруг прорвавшись, опрокидывает преграду искусственной сдержанности. - Если
он хотя бы одного из них встретит на полях Владыки Жизни, его сердце станет
сердцем сиу.
готового пуститься в последнее странствие! - пробормотал старик
по-английски. - Это не то, чему добрые моравские братья учили делаваров, и
не то, что так часто проповедуют в своих поселениях белые, - хотя, к стыду
всей нашей белой расы, сами они плохо следуют собственной проповеди!..
Пауни, я люблю тебя, но я христианин, я не могу нести такую весть.
слова нашим старикам.
краснокожем. Ваконда учит нас любить жизнь, которую он дает; но любить ее
надо, как любят мужчины свои охотничьи поля, и своих собак, и свои карабины,
а не безгранично и слепо, как любит мать свое дитя. Когда Владыка Жизни
призовет меня, ему не придется дважды выкликать мое имя. Я равно готов
отозваться на него и сейчас, и завтра, и во всякий день, какой назначит для
того его всемогущая воля. Но что такое воин без своих обычаев? Мои запрещают
мне нести такие слова.
что так нежданно пробудившееся доверие сразу и угаснет. Старик, однако, был
слишком растроган своими воспоминаниями, долго дремавшими, но неизменно
живыми, - не мог он так просто оборвать разговор. С минуту он раздумывал,
потом печально поднял взор на своего молодого товарища и продолжал:
могу, пусть же он откроет свои уши на то, что я могу сделать. Лось не
измерит прерию быстрее, чем эти старые ноги, если пауни доверит мне весть,
которую может отнести белый человек.
колебания, вызванного прежним отказом. - Он останется здесь, пока сиу не
сосчитают скальпы своих мертвых воинов. Он переждет, пока они не устанут
прикрывать лысые головы восемнадцати тетонов кожей одного пауни; пусть глаза
его будут широко открыты, чтобы увидеть место, где они зароют кости воина.
готовый расплакаться перед этим неколебимым спокойствием и готовностью
принять свою судьбу.