ния, то теперь они рассеялись без следа. Мне оставалось одно: подняться
на верхний этаж, позвонить у какой-то двери и осведомиться, здесь ли жи-
вет мистер Вавасур; получив ответ, что о таковом здесь и не слыхивали
(это меня не слишком удивило), я спустился по лестнице и, учтиво покло-
нясь сыщику, снова вышел на улицу.
Благородном собрании. Робби от меня отказался. За банком следят, и Роули
нельзя даже близко подпустить к Джордж-стрит. Значит, остается только
дождаться завтрашнего вечера и явиться на бал, а там будь что будет. Но,
честно говоря, решение это мне стоило немалой внутренней борьбы: впервые
за все время мужество мне едва не изменило. Нет, решимость моя ничуть не
поколебалась, мне не пришлось себя уговаривать, как это было, когда я
бежал из Замка; просто мужество более меня не поддерживало, словно оста-
новились часы или перестало биться сердце. Разумеется, я пойду на бал,
разумеется, мне нынче же с утра надобно заняться своим туалетом. Все это
было решено. Но почти все здешние лавки располагались за рекой, в так
называемом Старом городе, и я с изумлением убедился, что попросту не в
силах перейти Северный мост! Точно предо мною разверзлась бездна или
морская пучина. Ноги наотрез отказывались нести меня в сторону Замка!
с собою пари - и выиграл его: я все-таки пошел на Принцесс-стрит, где
неизменно прогуливается лучшее общество Эдинбурга, прошелся по ней, ос-
тановился и постоял один, на виду у всех, поглядел поверх садовой решет-
ки на старые, замшелые стены крепости, где начались все мои мытарства. Я
заломил шляпу, подбоченился и, словно бы нимало не опасаясь быть узнан-
ным, дерзко прохаживался по панели. Убедившись, что все это мне вполне
удается, я ощутил прилив бодрящей веселости, даже некоторый cranerie
[61], и это подняло меня в собственных глазах. И все же на одно я так и
не сумел подвигнуть ни дух свой, ни тело: я не смог перейти по мосту и
вступить в Старый город. Мне казалось, что уж там-то меня сей же час
арестуют и придется мне шагать прямиком в сумрачную тюремную камеру, а
оттуда прямиком в безжалостные объятия палача и пеньковой веревки. И,
однако же, я не в силах был идти вовсе не от осознанного страха пред
тем, что меня там ждет. Я просто не мог. Конь мой заартачился - и ни с
места!
го, над кем нависла столь грозная опасность, кто ведет столь отчаянную
игру и знает, что выиграть ее можно лишь с помощью постоянной удачи и
безудержной смелости! Струна была натянута слишком туго и слишком долго,
и мужество мое не выдержало. Мною овладел тот страх, что зовется пани-
кой: я видывал такое у солдат, когда среди ночи внезапно нагрянет враг;
я поворотился спиною к Принцесс-стрит и едва ли не бегом пустился нау-
тек, точно за мной гнались все дьяволы преисподней. Смутно припоминаю,
что на площади Сент-Эндрю кто-то меня окликнул. Даже не оглянувшись, я,
как одержимый, помчался дальше. Почти тотчас на плечо мое опустилась тя-
желая рука, и я едва не лишился чувств. На мгновение в глазах у меня по-
темнело, а когда я очнулся, предо мною стоял веселый сумасброд! Страшно
подумать, каков я был в ту минуту: верно, побледнел как полотно, весь
дрожал, точно осиновый лист, и, пытаясь что-то сказать, беззвучно шеве-
лил помертвевшими губами. И это солдат Наполеона и джентльмен, который
намерен завтра вечером танцевать на бале в Благородном собрании! Я опи-
сываю свой позор так подробно потому, что во всей моей жизни то был
единственный случай, когда я совершенно потерял власть над собою, а для
офицеров это может послужить хорошим уроком.
свою храбрость так, Как может доказать далеко не всякий. И, однако же, я
- потомок одного из благороднейших родов Франции, с младых ногтей приу-
ченный к опасностям, - минут десять, а то и двадцать являл собою столь
отвратительное зрелище на улицах Нового города.
меня. Дело в том, сказал я, что в последнее время, а особливо сегодня, я
что-то до крайности подвержен волнению; малейшая неожиданность совершен-
но выводит меня из равновесия.
хорош - надо ж было эдак подурацки вас напугать! Покорнейше прошу изви-
нить! А на вас и вправду глядеть страшно. Вам надобно посоветоваться с
доктором. Дорогой сэр, даю вам самолучший рецепт: клин клином вышибать!
Стаканчик джина пойдет вам на пользу. Или вот что: час еще ранний, но
что за беда! Заглянемте к Дамреку, перехватим по бараньей отбивной и ра-
зопьем бутылочку - идет?
напомнив мне, что в этот день заседает Крэмондская академия, он предло-
жил прогуляться с ним за город (всего-то пять миль) и отобедать в об-
ществе юных оболтусов вроде него самого. И тут я согласился. Надо же
как-то дождаться завтрашнего вечера, а обед с "академиками" поможет мне
скоротать нескончаемые тягостные часы до бала, подумал я. Да, лучше все-
го, пожалуй, скрыться за городом, к тому же прогулка превосходно успока-
ивает нервы. Но тут я вспомнил беднягу Роули, который дома старательно
прикидывается больным под неусыпным надзором нашей грозной и теперь-то
уж, конечно, что-то заподозрившей хозяйки, и спросил веселого сумасбро-
да, нельзя ли мне взять с собою слугу.
метил мой новый приятель. - Сделайте милость, возьмите его, отчего же
нет?
кухне кусок холодного мяса.
(правда, перейти Северный мост я все равно не согласился бы ни за какие
блага мира), я заказал себе в лавке на Лит-стрит, где мне постарались
угодить, вечерний костюм, извлек Роули из его заключения и в начале
третьего часа ждал вместе с ним в условленном месте, на углу Дьюк-стрит
и Йорк-плейс. Академию представляли одиннадцать человек, включая нас,
аэронавта Байфилда и верзилу Форбса, уже знакомого мне по тому воскрес-
ному утру, когда он весь был закапан свечным салом в трактире "Привал
охотников". Меня представили всем прочим, и мы тронулись в путь через
Ньюхейвен и далее по берегу моря; вначале мы шли живописными проселочны-
ми дорогами, потом - мимо бухточек поистине волшебной красоты и, нако-
нец, добрались до цели - до крохотной деревушки Крэмондна-Элмонде, прию-
тившейся на берегу крохотной речушки, под сенью лесов, и глядящей на ши-
рокую песчаную отмель, на море и маленький островок вдали. Все это было
крохотное, прямо игрушечное, но полно своеобразной прелести. Воздух яс-
ного февральского дня был бодрящий, но не холодный. Всю дорогу мои спут-
ники резвились, дурачились и острили, и у меня точно гора с плеч свали-
лась, я повеселел, шутил и дурачился вместе со всеми.
просто я слышал о нем раньше и видел его афиши. Это был смуглый, темно-
волосый человек, желчный и на редкость молчаливый; держался он холодно и
сухо, но чувствовалось, что его снедает неугасимый внутренний жар. Он
оказался столь любезен, что почти не отходил от меня и при всем своем
немногословии одного меня удостаивал разговором, за что я в тот час ни-
мало не чувствовал к нему признательности. Знай я тогда, какую роль суж-
дено ему вскорости сыграть в моей судьбе, я бы отнесся к нему повнима-
тельней.
комната, и мы уселись за стол.
сумасброд, который, кстати, звался Далмахой. - Вам не подадут ни черепа-
хового супа, ни соловьиных язычков. Да будет вам известно, сэр, девиз
Крэмондской академии: "Ешь попроще, а пей побольше".
кой латыни, и я не понял ни слова, уловил только, что молитва была риф-
мованная, и догадался, что она, должно быть, не столь благочестива,
сколь остроумна. Затем "академики" принялись за грубую, но обильную еду:
тут была вяленая пикша с горчицей, баранья голова, телячья требуха, зап-
равленная овсяной мукою, луком и перцем, и прочие истинно шотландские
деликатесы. Все это запивалось крепчайшим черным пивом, а как только со
стола были убраны остатки еды, вмиг появились стаканы, кипящая вода, са-
хар и виски и началось приготовление пунша. Я с наслаждением уплетал од-
но блюдо за другим, не отказывался и от напитков и по мере сил и умения
состязался с прочими в остроумии и в шутках, которыми обильно сдобрен
был обед. Как ни дерзко это покажется с моей стороны, я даже отважился
пересказать этим шотландцам излюбленную историю Сима о собаке его друга
Туиди и, видно, так мастерски подражал говору гуртовщиков (на их взгляд,
редкий подвиг для южанина!), что они незамедлительно избрали меня в "Со-
вет шотландцев", и с этой минуты я стал полноправным членом Крэмондской
академии. Вскорости я уже развлекал их песней; а еще через малое время -
впрочем, может, и не такое уж малое - мне пришло в голову, что, пожалуй,
выпил я предостаточно и пора незаметно удалиться. Сделать это было нет-
рудно, ибо никого не интересовало, чем я занят и куда иду; все от души
веселились, и оттого всем было не до подозрений.
ных мужей, и вздохнул с облегчением. Весь день и вечер я провел прият-
нейшим образом и остался цел и невредим. Увы! Я заглянул в кухню - и
обомлел. Эта глупая обезьяна, мой слуга, вдребезги пьяный, стоял, поша-
тываясь, на кухонном столе, и трелями своего флажолета услаждал слух
всех трактирных служанок и кучки деревенских жителей.
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Афанасьев Роман
Круз Андрей
Посняков Андрей