Чтение 60–й страницы книги ~История новоевропейской философии и ее связи с наукой~

критиковал Ньютона за допущение абсолютного пространства и абсолютного

времени, Гюйгенс решительно высказывается как против абсолютного
пространства, так и против истинного движения, не считая возможным ни в
каком эксперименте отличить истинное движение от относительного. В письме к

Лейбницу от 29 мая 1694 г. Гюйгенс следующим образом определяет свою
позицию: "Я хотел бы Вам только сказать, что в ваших соображениях по поводу

Декарта я заметил, что Вы считаете "нелепым не признавать никакого
реального движения, а только относительное". Что же касается меня, то мне
это кажется вполне основательным; я не буду останавливаться на рассуждениях

и опытах Ньютона в его "Началах философии", так как я знаю, что там он
заблуждается. Я хочу посмотреть, не пересмотрит ли он их в новом издании

этой книги, которые должен подготовить Давид Грегориус".

В одном отношении Гюйгенс ошибался: второе издание "Начал" подготовил не
Грегори, а Котс, и Ньютон, так же как и его издатель, не отказался от идеи

абсолютного пространства и абсолютного, т.е. реального движения.

Что же касается гюйгенсова убеждения в существовании только относительного
пространства и относительного движения, то в этом вопросе он расходится не

только с Ньютоном, но отчасти и с Лейбницем. Хотя Лейбниц не признавал
ньютонова различения абсолютного и относительного пространств, тем не менее

в своей динамике Лейбниц отличал относительное движение от движения

истинного, или реального, обосновывая это различие иным способом, чем
Ньютон. В критике идеи абсолютного пространства Лейбниц солидаризировался с
Гюйгенсом, но в вопросе о существовании реального, или истинного, движения,
которое отличается от движения математического, или относительного, он был
союзником Ньютона. Вот что пишет Лейбниц Гюйгенсу 22 июня 1694 г.: "Что
касается различия между абсолютным и относительным движением, то я думаю,
что если движение или, скорее, движущая сила тела есть нечто реальное - а с

этим, я полагаю, следует согласиться, - то она необходимо должна
принадлежать некоторому субъекту. Если А и В приближаются друг к другу, то,
правда, все феномены будут одинаковыми, независимо от того, приписать ли
одному или другому из этих тел движение или покой. ...Но ведь это и все,
чего Вы требуете; между тем, я думаю, Вы не станете отрицать, что каждому

телу действительно принадлежит определенная степень движения или, если

угодно, силы, несмотря на равноценность допущений об их разделении. Во
всяком случае, я извлекаю отсюда следствие, что в природе существует еще
нечто иное, кроме того, что может в ней определить геометрия; и это - не
наименьшее среди разнообразных оснований, посредством которых я стараюсь
доказать, что, помимо протяжения и его различных определений, которые суть
нечто чисто геометрическое, следует признать еще и более высокий принцип, а

именно силу. Ньютон признает эквивалентность гипотез для случая

прямолинейного движения, но полагает, что при вращательном движении

стремление тела удалиться от центра или оси вращения позволяет нам
распознать его истинное движение. У меня, однако, есть основания считать,

что всеобщий закон эквивалентности ничто не нарушает. Между тем, мне
кажется, что в отношении вращательного движения Вы сами раньше держались

того же взгляда, что и Ньютон".

Позиция Лейбница здесь довольно своеобразная: с одной стороны, он полностью
признает "эквивалентность гипотез" на уровне кинематическом, т.е. считает,
что невозможно распознать на уровне явлений, какое из двух (или множества)
движущихся друг относительно друга тел является реально движущимся, а какое
- лишь относительно. Более того: в отличие от Ньютона Лейбниц (вместе с
Гюйгенсом) считает, что "эквивалентность гипотез" существует не только в
случае прямолинейного движения, но и в случае движения вращательного: на
уровне феноменов принцип относительности движения всегда справедлив, его
"ничто не нарушает". Но в то же время Лейбниц не согласен признать, что

кинематический уровень рассмотрения движения является единственно
возможным; он, как и Ньютон, видит в динамике более высокий способ познания
природы, чем кинематический. Как и Ньютон, он исходит из понятия силы, но
только трактует силу по-своему. Поэтому он признает различие истинного,
реального движения и движения только относительного, но при этом убежден,
что в мире явлений мы не можем никогда с уверенностью определить, какое

тело движется реально, а какое - только относительно.

Гюйгенс однозначнее решает вопрос о движении, чем Лейбниц. Хотя раньше,
пишет он Лейбницу, он действительно разделял воззрение Ньютона в вопросе о

вращательном движении, но теперь пришел к выводу, что это ошибка. Не
согласен Гюйгенс и с соображением Лейбница, что при относительном движении

многих тел каждое из них обладает какой-то степенью действительного
движения или силы, - это заявление Лейбница действительно не вполне понятно.

Что же касается главного вопроса - эксперимента с ведром как свидетельства

о том, что существует в мире явлений возможность различить реальные и
относительные движения, то здесь Гюйгенс с присущей ему основательностью

дает опровержение ньютоновской интерпретации этого эксперимента. В
Лейденском архиве Гюйгенса были найдены его рукописи, посвященные этому
вопросу. Вот что писал Гюйгенс: "Долгое время я считал, что вращательное

движение в появляющихся в нем центробежных силах содержит критерий для
истинного движения. По отношению к другим явлениям фактически будет одно и

то же, вращается ли рядом со мной круглый диск или колесо, или же я

двигаюсь вокруг покоящегося диска. Однако если на край диска положить
камень, то камень отбрасывается только в том случае, если движется диск. Из
этого я раньше делал вывод, что вращательное движение диска не является
относительным по отношению к какому-либо другому предмету. А между тем этот
феномен показывает только то, что части колеса в силу давления на периферию
приводятся в некоторое по отношению друг к другу относительное движение в
разных направлениях. Вращательное движение есть поэтому лишь относительное
движение частей, толкаемых в различных направлениях, но удерживаемых вместе

благодаря связи или их соединению.

Возможно ли, однако, чтобы два тела двигались относительно друг друга и в
то же время сохраняли одинаковую дистанцию? Это возможно в том случае, если

что-то препятствует увеличению дистанции между ними. Против этого
препятствия существует противоположное относительное движение к периферии.

Большинство придерживаются того взгляда, что истинное движение тела будет

происходить в том случае, если тело выводится из определенного
фиксированного места в мировом пространстве. Этот взгляд ложен. Так как
пространство простирается бесконечно во все стороны, то в чем же должна
заключаться определенность или неподвижность какого-либо места? Быть может,

можно было бы в коперниканской системе действительно принимать за
покоящиеся неподвижные звезды. Они могут быть неподвижными по отношению
друг к другу. Но если их взять все вместе, то можно ли сказать о них, что

они находятся в покое по отношению к какому-нибудь другому телу, или

благодаря чему можно было бы исключить очень быстрое их движение в

каком-либо направлении?

Следовательно, в бесконечном пространстве о теле нельзя сказать ни что оно

движется, ни что оно покоится. Следовательно, покой и движение только

относительны".

Мы привели этот отрывок целиком, потому что вопрос об относительном и

абсолютном движении был одним из важнейших методологических вопросов
механики конца XVII-первой половины XVIII в. и полемика Гюйгенса с Ньютоном

имела продолжение в физике не только в XVIII, но и в XIX в. В конечном
счете победителем в этой полемике стал Гюйгенс, но проблема, поставленная
Ньютоном и Лейбницем, не была полностью снята с повестки дня, она только

получила новую формулировку.

Из приведенного отрывка можно видеть, что Гюйгенс был не только выдающимся

экспериментатором XVII в., но и выдающимся теоретиком, чья научная
программа сыграла в развитии естествознания нового времени очень большую
роль. О том, что Гюйгенс считал эксперимент сам по себе, без основательной

теории, нерезультативным, свидетельствует его отношение к Бойлю,
ориентировавшемуся главным образом на эмпиризм Ф. Бэкона. В одном из писем
Гюйгенс так охарактеризовал деятельность Р. Бойля: "Мистер Бойль умер...

Кажется странным, что он ничего не создал на основе множества

экспериментов, которыми наполнены его книги; но это трудное дело, и я

никогда не считал его способным на такое большое применение [разума],

которое необходимо для создания убедительных принципов".

Соображение Гюйгенса о том, что в бесконечном пространстве не может быть
абсолютно фиксированного центра и вообще абсолютных мест, представляется

нам бесспорным: здесь, как мы уже отмечали, у Ньютона действительно

содержится противоречие, которого он, по-видимому, не замечает.

Другим серьезным оппонентом Ньютона был Лейбниц. Как видно из приведенной

выше переписки Лейбница с Гюйгенсом, в некоторых отношениях лейбницева
критика ньютоновой научной программы совпадает с гюйгенсовой: Лейбниц тоже
не признает абсолютного пространства и времени, он не согласен и с тем, что

можно выделить такие явления, в которых экспериментально удалось бы
зафиксировать истинное движение, отличив его от движений относительных.

Однако Лейбниц не ограничивается критикой только принципов механики

Ньютона, он анализирует философские воззрения Ньютона и ньютонианцев и

вскрывает их несостоятельность, противопоставляя школе Ньютона свое

философское учение.

Как и атомисты и картезианцы, Лейбниц не принимает ньютоновской идеи
всемирного тяготения. "Я утверждаю, - пишет он, - что собственно притяжение

тел является чудом для рассудка, так как оно необъяснимо их природой".
Всякое изменение состояния тел, т.е. переход их из состояния движения в

состояние покоя и наоборот, должно быть обусловлено, по Лейбницу,

воздействием других тел, которые непосредственно соприкасаются или
сталкиваются с данным телом. Так, если мы замечаем, что тела тяготеют к

Земле, то надо искать какой-то среды, которая, воздействуя на них,
производит в них тяжесть, или тяготение. "Было бы странным заблуждением, -
говорит Лейбниц, - если бы всей материи придавали тяжесть и считали бы ее
действенной по отношению ко всякой другой материи, как если бы все тела
взаимно притягивались в соответствии со своими массами и расстояниями, то
есть обладали бы именно притяжениями в собственном смысле, которые нельзя

сводить к результатам скрытого толчка тела. Тяготение чувственно