оставленной для нас деятелями Высокого Возрождения. Выше мы уже не раз
указывали на чрезвычайную запутанность и противоречивость эстетики
Ренессанса вообще. Будучи сугубо переходной эпохой, Р енессанс нигде и
никогда не стремился к точной системе мысли. Почти каждый деятель Ренессанса
обнаруживает черты, которые свойственны уже другому времени, выявляя тем
самым свою резкую противоречивость.
логической последовательности возрожденческого эстетического развития. Мы
будем большей частью избегать вскрытия противоречий в той или иной системе
эстетических взглядов, что заставит на с относить одного и того же теоретика
или художника совершенно к разным ступеням эстетического развития
Ренессанса. А так как эволюция Ренессанса все-таки шла от полного или
частичного признания средневекового мировоззрения к частичному или полному
его о провержению, то логика эстетического развития Ренессанса получит для
нас вполне ясные и достаточно мотивированные формы вопреки сумбуру и
путанице бесконечных фактических противоречий. Мы начнем с той философской
системы Высокого Ренессанса, которая еще
системами, которые уже диаметрально противоположны ей.
новой и новейшей европейской философии. Происходя из низшего сословия (его
отец - рыбак и винодел), из глухого селения на берегу Мозеля в южной
Германии, Николай Кузанский стал не боль ше и не меньше как папским
кардиналом и епископом, что уже не могло не делать его приверженцем строгой
католической ортодоксии. И тем не менее его деятельность, и философская, и
общественно-политическая, и церковная, гораздо больше способствовала назрева
вшей тогда секуляризации, чем деятельность иного заправского гуманиста и
светского литератора. Он, безусловно, неоплатоник в самом строгом и
подлинном смысле слова. Однако в неоплатонизме он выдвигал и подчеркивал
такие моменты, которые вполне соответств овали назревавшему тогда
индивидуализму с его постоянной склонностью к субъективно-имманентной
интерпретации действительности.
структурно-математический метод. Он сказался, во-первых, в понимании
божества как своеобразного активного становления. Для Кузанца бог есть
прежде всего чистая возможность (posse) бытия, и ли, как он и сам говорит,
возможность становления (possefieri). Эта непрерывная активная возможность
пронизывает собою всю божественную стихию бытия, а божественное бытие и есть
для него не что иное, как possest, т.е. как posse est, как то, что есть одно
временно и бытие, и активная возможность бытия. Николаю Кузанскому даже
принадлежит целый трактат под названием "De possest" о бытии-возможности.
Здесь Кузанский, несомненно, является предшественником математического
анализа XVII в., т.е. предшественнико м учения о бесконечно малом и о
пределе. Бесконечно малая величина у математиков XVII в. не является
какой-нибудь неделимой фигуркой вроде атомов Демокрита, но, как тогда начали
учить, такой величиной, которая может стать меньше любой заданной величины,
нуль.
перевод латинского термина "possest" у Кузанского возможен только как
"бытие-возможность"18, потому что для него здесь бытие и возможность - одно
и то же. Поэтому бог Николая Кузанского л ибо есть предел суммы всех его
бесконечных становлений, и тогда он есть, очевидно, абсолютный интеграл, или
он есть каждое отдельное мельчайшее превращение, но тоже взятое в своем
пределе, и тогда он есть абсолютный дифференциал.
приближало его к человеческому пониманию, склонному вообще следовать больше
за процессом бытия, за его назреванием и за его отдельными моментами, сплошь
нарастающими и в пределе трактуемы ми как неделимое целое. Ведь легче же
понимать отдельные моменты процесса, чем весь процесс в целом. Это и
выдвигается Николаем Кузанским путем углубления категории абсолютного
становления, которая была достаточно представлена в тысячелетнем
неоплатонизм е, но которая здесь субъективно-имманентно выдвигалась на
первый план и через двести лет действительно стала предметом самой точной
науки, именно математики. Мы будем вполне правы, если назовем этот метод
Николая Кузанского инфинитезимальным, т.е. методо м бесконечно малых.
историко-философского предмета.
172), - до сих пор лишь Германн Шварц предпринял попытку определения смысла
"posse fieri" (см. 194, 486). Он определяет его одновременно как "зародыш
для миров" (den Keim zu Welten) или как "дифференциал всего мирового бытия"
(Differenzial alles Weitseins - см. там же). Но, несмотря на правильный
подход, Г.Шварцу не удается генетически включить это понятие во внутреннюю
систематику философии Кузанца, поскольку в конце концов Г.Шварц на зывает
"posse fieri" всего лишь "вынужденным понятием", образно говоря, неким
тормозом для того, чтобы не попасть в пантеистическую колею" (там же, 487).
выводу: "Ключ к учению Кузанского о боге представляет развитая мысль о
трансценденции. Генетически-смысловой корень его заключается в христианском
веровании в творение из ничего (crea tio ex nihilo). Понятие о творении из
ничего имплицирует, во-первых, абсолютную трансценденцию бога, а во-вторых,
необходимую множественность сотворенного. Единство этих смысловых моментов
включает новое, парадоксальное понятие трансценденции. В этом пон ятии
впервые в истории философии божественная трансценденция постигается
положительно, а именно как утверждение отрицания имманенции. Трансцендентный
бог мыслится Кузанским имплицитно и эксплицитно противоречиво, как
противоположность к множественно-миро вому сущему" (172, 118). То, что
божественность мыслимого таким образом творящего бога становится конечной,
осталось у Кузанского непродуманным.
прочитать у Г.Грелля в его книге о математическом символизме и бесконечности
у Николая Кузанского: "Итак, хотя созданный по образу божию мир также
бесконечен, он обладает низшей ступень ю бесконечности, а именно
неопределенной или трансфинитной (в смысле Г.Кантора) бесконечностью, вместо
метафизически и абсолютно высшей бесконечности. Бог есть negative infinitum
("отрицательное бесконечное"), maximum absolutum ("абсолютный максимум"), а
Вселенная - privative infinitum ("привативное бесконечное"), maximum
contractum seu concretum ("стяженный, или конкретный, максимум")" (147, 35.
Ср. 203, 87). "В целом, - замечает Грелль, - с Николая Кузанского начинается
постепенный переход от математи ческой мистики к точной математике" (147,
36).
Николая Кузанского выделяется весьма простая и совсем непротиворечивая
картина, а именно: известное учение Николая Кузанского о совпадении
противоположностей нисколько не мешает тому, что бы мы здесь присутствовали
при возникновении инфинитезимальной теории Нового времени. Конкретно данный
"сжатый максимум" есть только подобие высшего максимума. И подобие это
заключается в том, что как первый максимум есть вечное и непрерывное
становление , так второй максимум тоже есть непрерывность, осознать которую
и поставил своей задачей математический анализ XVII в. Для эстетики же
Николая Кузанского такое понимание имеет огромное значение потому, что
красоту у Николая Кузанского нужно обязательно м ыслить как вечное
становление, и это без всякого впадения в пантеизм. Что же касается
прерывных и устойчивых точек этой вечной непрерывности и этой
непрерывно-подвижной красоты, которая всегда только "может становиться", то
и сам Кузанец, и последующие с оздатели математического анализа с такими
своими категориями, как дифференциал и интеграл, достаточно обеспечивали
прерывно-непрерывную диалектику красоты и искусства.
понимает еще и геометрически. То, что геометризм есть любимейшая форма
представления действительности в эстетике Ренессанса, мы уже хорошо знаем,
но удивительным образом этот возрожденческ ий геометризм Николай Кузанский
умеет диалектически объединить с той жаждой бесконечности, которая тоже
характерна для всего Ренессанса. Возьмем самый обыкновенный треугольник.
Закрепив его основание в определенном месте, мы будем удалять его вершину в
б есконечность. По мере приближения вершины треугольника к бесконечно
удаленной точке угол у вершины треугольника будет становиться все меньше и
меньше. И когда мы достигнем бесконечно удаленной точки, две боковые стороны
треугольника, образующие угол при
конечном расстоянии, продолженный в бесконечность, превращается в одну
прямую. Возьмем круг, который перед глазами у нас имеет конечный радиус и
имеет конечную окружность, вполне обозри мую физически. Но вот мы начинаем
представлять себе радиус круга все более и более длинным. По мере увеличения
радиуса круга окружность этого круга будет все больше и больше разгибаться.
И когда радиус круга станет бесконечно большим, окружность тоже пре вратится
в прямую линию. Таким же способом Николай Кузанский вообще доказывает, что
прямая линия, треугольник, круг и шар в бесконечности совпадают в одно
нераздельное тождество. Этому посвящены гениальные страницы в трактате "Об
ученом неведении" (1, 13 - 15 с важными предварительными соображениями в гл.
11 - 12).
Бажанов Олег
Пехов Алексей
Конюшевский Владислав
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Орлов Алекс