АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
счастьем. Ведь у счастья, так же как и у горя, есть свой запах. Не правда
ли?
- Ты поэт, Изадора!
- Конечно. Как всякая актриса. Если она в актрисы определена небом.
- Допустим, что небо этим занимается.
- Так вот: весна, фиалки, какая-то русская парочка, прогуливающаяся у
меня под окнами на рю де ля Пом... Не знаю почему, не знаю, но мне вдруг
безумно захотелось пообедать с богом.
Дункан иначе не называла Станиславского.
- Ты, Изадора, и в него была влюблена?
- О, конечно! Но по-другому. Я в жизни потому так много и влюблялась, что
это всегда было по-другому. Каждый раз по-другому.
- Значит, совсем как у нас, у мужчин.
- Да что ты!
- Мы только потому и изменяем, что всегда надеемся на новенькое.
- Безобразие! "Новенькое"! У вас это несерьезно. А у нас, у женщин...
- Тем хуже, если у вас каждый раз серьезно. Значит, вам нельзя прощать.
- Любовь - это... это... как искусство. Она должна быть всегда очень
большая и очень серьезная.
- Вместо "всегда" я бы предложил слово "иногда".
- Помолчи. Я хочу рассказать про бога.
- Рассказывай, рассказывай.
- И вот в прелестный весенний день я прочла в "Юманите", что он в Париже.
Мы с Анатолем Франсом были читателями этой газеты "с сумасшедшинкой". Так
говорил мэтр.
Айседора приподняла веки и, скосив глаз, лукаво взглянула на меня.
- Пообедать с ним, наедине, вдвоем! С самым красивым богом из тех,
которых я знала.
- Но не с самым молодым, Изадора.
- Для нас, женщин, возраст не главное в любви.
- Будто?
- Мы ведь, Анатоль, в этом не так примитивны, как вы, мужчины.
- Допустим.
А Есенина Айседора называла ангелом и в этом хотела убедить как можно
большее число людей. Поэтому на стенах, столах и зеркалах она весьма усердно
писала губной помадой: "Есенин - Ангель", "Есенин - Ангель", "Есенин -
Ангель".
- И вот, - продолжала Дункан, - я позвонила богу по телефону. О, как я
была счастлива! Он милостиво согласился приехать в ресторан.
- Ну, ну!
- Я попросила сервировать нам столик не в общей зале...
- Само собой.
- Боги не опаздывают к обеду. Ровно в семь он уже заложил уголок салфетки
за свой крахмальный воротничок.
У нее от смеха опять порозовели уши.
- Сам понимаешь, мой друг, что после второго бокала шампанского я уже не
могла усидеть на своем стуле.
- Ясно!
- Я подошла к Станиславскому и взяла в ладони его голову.
- Ясно!
- Тогда пенсне упало с его носа и он зажмурил глаза. Вероятно, от страха.
- А ты, конечно, этим воспользовалась и поцеловала его в губы?
- Нет, - вздохнула Изадора, - в губы не удалось. Он их слишком крепко
сжал.
- Он же бог.
- Я хотела огорчиться, но не успела.
- Неужели бог разжал губы?
- Да!.. Но только для того, чтобы взволнованно спросить меня: "Изадора, а
что мы будем делать с нашими детьми?"
Об этой очаровательной встрече Дункан как будто где-то написала. Но я
рассказал с ее слов.
- Ты это не выдумала, Изадора? Так и спросил: "Что мы будем делать с
нашими детьми?"
- Слово в слово.
Я стал хохотать.
- Вот! Вот! То же самое случилось и со мной. Огромное несчастье! Я стала
смеяться. Ужасно смеяться. Так смеяться, что слезы падали с моих глаз в
салат "латю". Это, наверно, непростительно? Но я же не сошла с неба. Я
просто человек. Даже хуже - я женщина.
- Лучшая из женщин!
- Ты скажи это Есенину.
- Обязательно.
Она благодарно сжала мне руку и заключила:
- Станиславский, разумеется, сказал то самое, что должен был сказать.
Ведь бог, как известно из Библии, относится ко всему очень-очень серьезно.
- Это верно. Даже к искусству. Даже в наше время!
- А я? Я тоже! - с жаром воскликнула Изадора. - Даже к танцевальному
искусству.
- Знаю.
- Над которым ты посмеиваешься.
- Над твоим, Изадора, никогда!
Она приехала в Советскую Россию только потому, что ей был обещан... храм
Христа Спасителя. Обычные театральные помещения больше не вдохновляли
Дункан. Дух великой босоножки парил очень высоко. Она хотела вдыхать не пыль
кулис, а сладчайший фимиам. И обращать взор не к театральному потолку, а к
куполу, напоминающему небеса. Пресыщенная зрителем (к слову, ставшем на
Западе менее восторженным: ведь актрис любят до первых морщинок) - она
жаждала прихожан.
Огромный, но неуклюжий храм Христа у Пречистенских ворот ей где-то за
границей лично преподнес на словах наш очаровательный народный комиссар
просвещения.
Право, эпитет "очаровательный" довольно точен по отношению к Анатолию
Васильевичу Луначарскому. Ведь он не только управлял крупнейшим
революционным департаментом, но и писал стихи, пьесы, трактаты по эстетике,
говорил, как Демосфен, и предсказывал будущее, преимущественно хорошеньким
женщинам, по линиям их нежных ладоней.
Да и с Господом Богом (с настоящим, с Саваофом) у него, как известно, в
недалеком прошлом был флиртик.
Соблазненная храмом Христа Спасителя, Айседора Дункан не то что приехала
к нам, а на крыльях, как говорится, прилетела.
И очень рассердилась: очаровательный нарком надул ее. Вероятно, потому,
что слишком смело, без согласования с политбюро, раздавал храмы босоножкам.
Я потом весело сочувствовал Айседоре:
- Ах, бедняжка, бедняжка, в Большом театре приходится тебе танцевать!
Какое несчастье!
Но ей было не до смеха.
20
- Новость! Наш театр едет за границу.
Моя некрасивая красавица сегодня не сбросила мне на руки шубку и даже
позабыла снять боты.
- Таиров только что объявил это. Было общее собрание. Все прыгали от
радости. Старики выше всех. Уварова тоже прыгала.
Эта актриса играла комических старух.
- Понимаешь?
- Понимаю. Давай, Нюха, шубку.
- Театр едет во Францию, в Германию и, наверно, в Америку.
- Ух ты!
- В Париж... А?.. Здорово?
Словно предугадав гастроли, Мартышка четвертый месяц занималась с
француженкой языком и уже читала со словариком французские романы.
- В Париж, Толюха!
- И ты ведь поедешь.
Она сняла боты:
- А вот об этом еще надо подумать.
- Чего же тут думать?
- Как чего?..
- Ах, да... ты про это?
- Вот и давай решать.
- Нет, Нюша, решать будешь ты.
- Почему только я?
- Рожать-то тебе, а не мне.
- Но иметь сына или не иметь - это касается нас обоих. Не так ли?
Мы оба были уверены, что изготовляется мужчина.
- Или тебя это не очень касается?
Я ответил каким-то междометием.
- Вот, Толя, и надо решать: Париж или сын.
- Думай, Нюша. Хорошенько думай. И решай.
- А я уже давно решила. Конечно, сын.
Я поцеловал ее в губы и сказал:
- Ты у меня, Мартышка, настоящий человек. Совсем настоящий. Хотя носа у
тебя действительно маловато. Впрочем, я с первого взгляда не сомневался, что
ты настоящая.
- Дурень! Это ведь только влюбляются с первого взгляда.
- Нет, шалишь! Все самое большое и хорошее делается с первого взгляда. И
влюбляются с первого, и не сомневаются с первого, и предлагают руку с
сердцем с первого. Все, все!
- Между прочим, ты мне их еще не предлагал.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 [ 60 ] 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
|
|