гала ресницами. Мальчик наклонился, несколько мгновений всматриваяся в
родные лица, а после поднял руку с блистающим лезвием. Зал в ожидании
притих.
нате! Не заодно ли ты с ними? Я тряхнул медведя, и тот жалобно заскулил.
И здесь меня словно самого тряхнуло. Что же это я делаю, спятил я, что
ли? Разговариваю с неживой игрушкой, черт, да ведь мой-то медведь был
раза в два поменьше. Это мне, маленькому, он был по плечо, а теперь я
вырос. Да, все подстроено, но как топорно, как будто они не рассчитывали
на мою природную проницательность. Грубо, грубо, как в плохом экспери-
менте. В следственном эксперименте! Черт, так вот оно что! И моя актри-
са, в кожанной куртке, не случайно была. Ага, они выследили меня, но не
хватало улик, и тогда решили воспроизвести мелкие подробности того вре-
мени и вывести меня на чистую воду! Да, да, черт - они знали мою любовь
к театру и воспользовались ею. Точно, преобразили старое, заброшенное
здание, явно приписанное к сносу - не зря же рядом стройка, устроили эту
комедию с буфетом, состряпали наскоро пьеску, даже не пьсу, а одну
единственную сцену, пригласили понятых в качестве зрителей, черт знает
каких пенсионеров, и теперь ждут, когда я во всем сознаюсь. То есть, не
выдержу в самый крайний момент и как-то выдам себя. Ну уж нет, дудки,
господа присяжные заседатели. Не судите и не судимы будете! Нет меня в
зале, нет, сбежал, а что сейчас подсматриваю так это надо еще дока-
зать.Ну, давай, давай, Сергуня, тычь своим картонным ножичком. Я раску-
сил твою роль!
щейся крови. Черт возьми, у меня перехватило дыхание, вот это спецэффек-
ты! Клара судорожно дернулась несколько раз и замерла, глядя в меня не-
подвидными глазами в нежных, смуглых разводах.
ло в шквале вострженных оваций. Я отвернулся, и, чтобы не слышать этого
сумасшествия, побежал вон.
кой-то человек.
протянул старый, со стертой позолотой, бинокль. - Хотел в антракте дог-
нать вас и отдать, да вот не успел, пришлось конец пропустить.
помчался дальше вниз и лишь перед самой дверью до меня донеслось его за-
думчивое:
ними, с документами. Разве паспортом здесь спасешься? Будто перед прыж-
ком в воду я набрал побольше воздуху и шагнул в фойе.
кто присел отдохнуть на диванчик, а кто спешил перекурить в туалете. С
разных сторон доносились восторженные возгласы, меткие замечания об игре
актеров, общие одобрительные кивания головой. Впрочем, там, поближе к
вожделенным одеждам, где шустро орудовала тетя Варя, зрительский энтузи-
азм уже спал, и там все больше позевывали, а кое-где уже и поругивались.
Длинная людская очередь, словно ископаемое чудовище, медленно окуналась
головой в суетливое море обыденной жизни.
ливого монстра. Что же, раз ничего не произошло, то надо жить дальше, а
без документов все-таки это неудобно.
прибавила:
дочапаешь, а там и домой - на боковую, счастливчик.
те, и паспорт, и записная книжица. Черт, подумал я , а ведь за билет-то
я не платил.
глаза к небу: желтое пятно - далекий отсвет городской жизни на облаках -
поблекло. Город отходил ко сну. Мне стало холодно и одиноко. Я поежился,
согревая бока локтями. Боже мой, пронеслось в моем изболевшемся мозгу,
ну вот, опять жизнь, опять бесконечное, беспросветное одиночество.
сыпаемся
дел остались невыполненными три, из которых беспокоило только последнее,
и то не столько своей важностью, сколько неопределенностью.
желтым флажком какой-то банановой республики. Клейкая заграничная бумаж-
ка от постоянного снимания для зачеркивания выполненных дел уже подсох-
ла, и флажок, того и гляди, мог слететь. Впрочем, и остались-то сущие
пустяки: взять торт в столе заказов - дело номер шесть, и дело номер
семь - забрать Настеньку из Университета. А вот последнее, восьмое, на-
писанное в сокращенном варианте, выглядело так:"у-ть об-щее". Что это за
уть общая? Убей Бог, Максимов никак не мог вспомнить, хотя весь список
был составлен накануне его же собственной рукой. Вот "З-ать Н." - озна-
чало забрать Настеньку из университета, но эта "общаяя уть" напрочь вы-
пала из головы.
который раз приободрил себя Максимов. Да и что это все по сравнению,
например, с делом номер три: "вы-ть кос-м" - выкупить свадебный кос-
тюм-тройку, шитый по заказу. Максимов вспомнил последнюю примерку без
особого восторга. Старый еврей портняжка долго общупывал и обмеривал
Максимова, будто тот был не человеком, а негабаритным грузом. Приговари-
вал еще, мол костюм как фамилия, - на всю жизнь. И Максимов тогда вспом-
нил отца, похороненого в свадебном костюме. Быстро располневший после
женитьбы, Максимов-старший вылупился из костюма, словно мотылек из ку-
колки, и тот так и провисел в шкафу, пронафталиненной мумией. А когда
умер Максимов-старший, пиджак и брюки разрезали на заду по-полам и так
похорноили покойника, в приличном виде.
был он полная великовозрастная сирота и за отцом мог вспомнить и мать.
Ведь и она умерла... Эх, да как бы она порадовалась теперь за сына. Дол-
го Максимов ходил в холостяках, и когда все вокруг махнули на него ру-
кой, вдруг такое счастье привалило... Настя, Настенька... фантастическая
мечта мужского сердца. Чем она покоряла? Во-первых, обольстительной кра-
сотой таких ножек и бедрышек, мимо которых без замирания пройти невоз-
можно, а впридачу, покоряла добрым женским характером. Как же повезло
Максимову! Он и сам это понимал и часто боялся, что все это только ему
чудится. Ну что он такое? Местами уже лысеющий кандидат наук, в ста-
реньком обшарпаном жигуленке, и вдруг такое счастье, иначе и не скажешь,
- привалило. Верите ли? Он иногда даже руки сжимал, словно боялся, что и
она заметит, как он ее не достоин. Ведь, в сущности, он считал себя неу-
дачником. Еще несколько месяцев назад ему казалось, что он уже почти все
знает о своей жизни и от этого выглядел каким-то безликим серым пятном с
потухшим взором. Даже это представление о жизни, как о чем-то цельном,
отдельно лежащем встороне, и о том, что человек не живет, а лишь листает
страницы давно написанной книги, он вычитал где-то у Бродского, и оно
прилипло, засело в мозгу и грызло его изнутри, пока не появилась Анаста-
сия. Говоря простым языком, она его вернула к жизни.
тался представить Наcтю. Выходило неопределенно и зыбко, но не смотря на
это, вопреки отсутствию конкретных форм, он каждой своей клеточкой вдруг
почувствовал ее внутри себя. Добившись полного эффекта, вылез из машины
и хлопнул дверкой. Дверь,будто не родная,откскочила обратно. Тогда Мак-
симов вспомнил соседа дядю Женю, хозяйственного кряжестого мужика, часто
помогавшего с починкой жигуленка.
часто говаривал дядя Женя.
лабить. Так и хлопают по всей России, сволочи.
от оскорбления. Ведь дядя Женя даже как бы и не осознавал, что за одно
со страной и самого Максимова сволочью называет. Ему все-таки за державу
было обидно. Ведь не хлопают же дверками владельцы иномарок.