ящика пришлось скачивать чуть ли не час, а следующие часа два Даша взахлеб
читала послания. Сквозь прозу и поэзию явно проступали чувства, хотя Петр
старался спрятать их за нарочитым юмористическим стилем. Он был огорчен,
обеспокоен, взволнован ее молчанием. Даше даже показалось, что в какой-то
момент он почти впал в отчаяние. Она засмеялась от радости: он был искренне,
непритворно огорчен, - но тут же испугалась: не обиделся бы он на ее долгое
молчание.
компьютерной эпопее. К письму был приложен восстановленный после долгих и
кропотливых трудов текст старинной вещи БГ "Ушла "Аббатская дорога"". Текст
был, как и все остальные, напечатан на допотопной пишущей машинке, у которой
буквы не только отказывались идти ровно одна за одной, они еще получались с
разным нажимом. Бумага столь обветшала от времени и плохого хранения, что
прочитать весь текст представлялось практически невозможным. Даша потратила
на эту архивную работу не один день. И вот что вышло:
зрения, еще ничего толком и не начиналось, БГ уже пел о ностальгии по старым
"сказочным временам", и ему казалось, что "Сайгон" ушел. Он-таки ушел, но
только сейчас. Советская власть ничего не могла поделать с "Сайгоном",
сколько ни старалась, а новые русские развалили его моментально, причем не
специально".
был готов пуститься в пляс от радости. Конечно, Савва Тимофеевич почти
убедил его, что Диана не исчезла и что она не пишет не потому, что потеряла
интерес к своему виртуальному другу, а у нее просто неполадки с компьютером.
Но все же где-то подспудно тлела тревога, что знакомство уже не возобновится
никогда.
больше времени, Петр предложил таинственной Диане встретиться лично. Он
отправил письмо и стал мучительно ждать ответа.
сообщение сразу же. Петр открыл письмо: ура! Она была согласна! Положа руку
на сердце, Петр немного удивился, так быстро получив положительный ответ.
Теперь надо было придумать, где назначить это судьбоносное свидание.
"Невский проспект". Во-первых, это была нейтральная территория, во-вторых,
можно было прогуляться по городу и, что самое главное, зайти по дороге в
магазин "Сайгон" - просто потому, что это было единственное место,
напоминавшее о легендарных временах расцвета русского рока.
компакт-дисками, с некоторым раздражением, потому что от прежнего великого
"Сайгона" в нем осталось одно название. Содержание же и дух, да и само
расположение сменились настолько, что название уже утратило свою значимость.
Самое забавное, что и этот новоявленный "Сайгон", оказывается, вызывал
недовольство обывателей. Как-то, стоя на троллейбусной остановке прямо
напротив этого магазина, Петр оказался очевидцем смешного скандала. Какая-то
неопрятная тетка клеймила неведомые безобразия, якобы творящиеся в
"Сайгоне", а толпа пассажиров согласно ей поддакивала. С ума сойти -
казалось бы, уже все ко всему привыкли, никто ничему не удивляется, но
альтернативная культура по-прежнему вызывает гнев недалеких бюргеров,
поклонников всяких низкопробных эстрадных прыгунов.
Вскрытие конверта
писем вообще. Ни от кого. Теперь ему писали многие. Из разных уголков
России, от ближней и дальней русской диаспоры. Писали брошенные жены, вдовы
погибших офицеров и их сироты, писали сумасшедшие изобретатели, даже поэты,
художники и режиссеры. Все они просили одного и того же: денег. Это
называлось словом, которое лет десять назад мало кто знал, - спонсорство.
При желании, а главное, возможностях он мог стать спонсором всей России. Но
не стал. Потому что письма эти не читал вовсе. Их разрезали и сбрасывали в
большие бумажные мешки, прочитав лишь первые фразы, две
школьницы-старшеклассницы - дочери сотрудников службы безопасности.
Приходили послания и от самодеятельных рэкетиров. Эти передавали Андрею
Кирилловичу, а тот уж разбирался, что тоже в мешок, а с кем нужна
дополнительная работа. Как правило, после этого рэкетиры навсегда исчезали
из поля зрения. В последние годы их число и вовсе поубавилось - сказалась
разница в масштабах. Беневоленский сделался для них таким же далеким от
обыденной жизни, как, например, статуя. Кому взбредет в голову запугивать
статую?
руками пакет, как понял все. Чтение записки от директора детского дома было
делом излишним. Это же надо было так проколоться! Поверить его услужливым
интонациям. Этот директор был бы дураком, если бы не воспользовался
ситуацией. После историй с Министром юстиции и Генеральным прокурором все в
стране словно с ума посходили на киносъемках. Так и норовят подловить друг
друга.
во вкус. Шурочку же надо от него забрать. Вроде бы есть какие-то законы об
опекунстве.
поверить Алексею, что он пакет не вскрывал. Хотя бы потому, что уж он-то
знает, чем грозят такие действия. Дверь могут открыть с улицы лишь три
человека: он сам, Борис Бельды и Андрей Кириллович. Особая электронная
система сопоставляет отпечатки пальцев, заложенные в памяти, с цифровым
кодом на личной карте и с отпечатками пальцев ее владельца. Андрей
Кириллович - многократно проверенный человек. От Бориса Бельды можно ожидать
любой гадости, но именно такие тайны ему ни к чему. Он сам по горло в грязи.
Остается студент.
причем, говорят, способного, работать именно в этот вечер. Но тайна должна
исчезнуть. Вместе со студентом.
сказал он в переговорник.
последнее время толком не может выполнить. Но ведь заменять начальника
службы безопасности - это тоже морока. Чаще их просто выводят из обращения,
потому что слишком много они знают. Но кто гарантирует, что новый будет не
хуже? Этот, по крайней мере, старается.
позе готовности выполнить любое приказание.
выговаривать. Но надо. - Со студентом придется вам разобраться.
Окончательно. Слишком была конфиденциальная информация.
все происходило. Андрей Кириллович тоже молчал, ожидая дополнительных
указаний или разъяснений. Нет уж, пусть сам все соображает. Его человек
напортачил. За такую отлучку в другой фирме этого самого Алексея сразу бы
погнали с волчьим билетом.
***
все они прежде служили в ФСБ. Им такие дела он не поручал. Да и сам не
прикасался. Для этого был коллега, служивший у Бориса Бельды.
сидели у него за одним столом с бандитами, по которым уже несколько лет
плакали русские и зарубежные тюрьмы.
ленинградской милиции. Неизвестно, каким он раньше был милиционером, но
теперь мог решить любую поставленную перед ним задачу. Ему Андрей Кириллович
и позвонил со своей хворобой, параллельно высылая факсом ориентировку на
студента.
перепасует задачу следующему. Тот отпаснет еще кому-нибудь. И наконец,
пройдя по столь длинной цепочке, что уже никакому самому талантливому