Ленинграда Евгений Кондрашов служил в милиции уже пятый год. Для многих было
неожиданным его решение пойти в угрозыск после окончания престижного
восточного факультета ЛГУ.
полжизни провели за границей и хотели, чтобы сын пошел по их стопам.
Собственно говоря, они в свое время и запихнули Евгения на востфак, с
которого он несколько раз порывался перевестись на юридический, но его
вовремя останавливали. Однако после получения диплома Кондрашов, пользуясь
тем, что родители умотали в очередную заграничную командировку, пошел в 16-е
отделение милиции и написал заявление... Когда папа и мама вернулись - их
сын уже учился на офицерских курсах в Пушкинской школе милиции и уходить
оттуда отказался наотрез. Да и не так-то просто было в 1985 году уволиться
из милиции уже аттестованному офицеру... На все расспросы о мотивах его
выбора Женя отвечал просто:
Кондрашова. Андрей даже морально поддерживал его, в глубине души завидуя
Жене - парень выбрал то, что ему по сердцу, плюнул на престижность, на
гарантированную карьеру. Поступок Евгения чем-то напоминал бегство жениха
из-под венца с богатой, красивой, но нелюбимой к ненаглядной бедной
Золушке...
разрыва с Виолеттой перед отъездом в Ливию на второй год Обнорский оставил
Жене ключи от своей однокомнатной квартиры, куда тот сразу же перебрался на
вольное житье от родителей, так и не смирившихся с милицейской карьерой
сына, к тому времени ставшего уже старшим лейтенантом. Платы Андрей с
Кондрашова, естественно, никакой не брал - просил только вовремя платить за
свет, газ и телефон и не устраивать особо буйных оргий с агентами женского
пола...
на Женькину помощь.
Кондрашов сначала несколько растерялся. Просьба Андрея была, мягко говоря,
достаточно необычной и весьма деликатной - речь все-таки шла о старшем
офицере Советской Армии, подполковнике, а не о каком-нибудь бомже,
полуспившемся работяге или никому не нужном инженере. Милиция вообще не
должна была влезать в армейские дела, но ведь Обнорский написал, что для
него это крайне важно.
во что-то серьезное, только во что? Андрей толком ничего не объяснил,
написал только, что в приватном порядке выясняет обстоятельства непонятного
самоубийства своего йеменского друга Ильи Новоселова. И Женя вспомнил:
когда-то Обнорский рассказывал, что этот Илья спас ему в Адене жизнь...
привели: Лена лишь мило улыбалась и твердо повторяла, что ничего сама не
знает, что Андрей, мол, все, что хотел, написал в письме.
все-таки четыре года в розыске - это не четыре недели) понял, что эта
уполномоченная красавица к Андрюхе явно неравнодушна... Черт, ну почему
Обнорскому всегда так везет на красивых баб? Что они в нем находят? Женя
вздохнул и сказал Лене, с интересом рассматривавшей небогатый интерьер
квартиры Обнорского (а именно туда она пришла с письмом):
когда-нибудь под монастырь... Куда мне сообщить, если я что-то нарою?
семизначный номер и добавила:
тому, кто снимет трубку, что вы Женя из Ленинграда и что у вас есть новости,
мне передадут, и я, как смогу, приеду.
***
прощание.
история, ох не нравилась, верхнее чутье уже битого и тертого опера
подсказывало, что вляпался Обнорский в какое-то говно очень крутого
замеса... И как, скажите на милость, этого подполковника Рябова
раскручивать? Прижми его - он в особый отдел, и вс" - "старшие братья" мигом
могут оформить милицейскому оперу бесплатную путевку в Нижний Тагил, в
санаторий для больных "непонятливостью мозга". А посадить мента в 1989 году
было делом абсолютно плевым - было бы только желание, а статья, как
говорится, всегда найдется... Ну так что, продинамить Андрюху? Сказать, что
ничего не получилось, и посоветовать не ввязываться в дурно пахнущие
истории?
правоохранительных органов и крупных партийных и государственных
функционеров. В обычных уголовных зонах их не содержали не из гуманности, а
чтобы воспрепятствовать возможной утечке секретной и служебной информации,
которой по роду занятий обладал каждый представитель этих категорий. )
чистого сердца разрешил ему жить... Неблагодарной сукой выглядеть в своих же
собственных глазах Кондрашову не хотелось, и он снова начал думать: "Стоп. А
чего я сразу в подполковника уперся? У него же, как Андрюха пишет, супруга
имеется... Вера Тимофеевна Рябова, закончила педагогическое училище в
Костроме... Да, небогатые данные... Ничего, мы их расширим и углубим, как
наш генсек выражается. Посмотрим, как Вера Тимофеевна живет, с кем живет и
на что живет. Глядишь, чего-нибудь и проклюнется... Если офицера
раскручивать, то начать нужно с его боевой подруги. Это мысль. И шанс".
голову приходили интересные идеи. Дело в том, что больше Кондрашова никто по
голове не гладил - жены у него не было, а начальство все больше норовило его
побольнее стукнуть, а не погладить. Такое уж оно в ментовке было
неласковое...
многое. Знал, что она родом из Костромы, где до сих пор у тетки находится ее
дочка, знал, что морщин на чулках жена подполковника страшится больше, чем
морщин на своем довольно миловидном личике, знал, что время свое Рябова
проводит в основном в походах по ленинградским магазинам. Только за одну
неделю Кондрашов выявил двух любовников Веры Тимофеевны - генерала из штаба
округа и старшего лейтенанта с артиллерийских курсов. Дама, судя по всему,
была горячая, и Женя даже посочувствовал в душе подполковнику.
жизнь гражданки Рябовой (хотя он и прикидывал, естественно, как можно
использовать информацию об изменах супругу), а ее отношения с некой
официанткой Ниночкой из кафе в Доме офицеров, что на Литейном. Вера
Тимофеевна забегала к Ниночке чуть ли не через день - попить кофейку,
поболтать, а также обменять у официантки заработанные мужем в Ливии доллары.
Видимо, Рябова крупных сумм с собой никогда не приносила, но Ниночка,
известная в определенных кругах Ленинграда по кличке Гульден, брала и по
мелочи, а потом передавала рябовские зеленые видному валютчику Гоше,
тусовавшемуся у гостиницы "Москва". Получив эту информацию. Женя
почувствовал себя немного увереннее, потому что валютчики и их нелегкая
работа были для Кондрашова хорошо знакомой, можно сказать, родной даже
средой, ибо пересажал их опер из спецуры много.
года Нина Гульден и Вера Тимофеевна Рябова были задержаны в кафе Дома
офицеров, что называется, с поличным. Из маленького потного кулачка Ниночки
были извлечены три сложенные двадцатидолларовые купюры, переданные ей
Рябовой, а из похолодевших рук Веры Тимофеевны Женя аккуратно вынул помятую
"рублевую массу".
были... Этого больше никогда не повторится! Я клянусь вам! Я же приличная
женщина, у меня муж подполковник! - рыдала чуть позже Вера Тимофеевна в
кабинете администратора, где Женя составлял протокол изъятия валюты.
цинковую морду и монотонно повторял "разберемся" до тех пор, пока не
закончил писать.
человек, я клянусь вам - это было в первый и последний раз!
минимум шестой раз, а уж никак не первый. - Верю, что это досадное
недоразумение. Но, к сожалению, Уголовный кодекс пока еще никто не отменил,
а в нем есть статья за номером восемьдесят восемь "Нарушение правил о
валютных операциях".
что это противозаконно!
глубокому сожалению, незнание законов не освобождает от несения
ответственности. В вашем конкретном случае - уголовной. От трех до восьми
для ранее не судимых.
как-то сама собой задралась до самых бедер, и Кондрашову были предъявлены
полные, но довольно сексапильные ноги. Ноги Женя осмотрел внимательно, но
должной реакции они у него не вызвали, потому что Кондрашову всю жизнь
нравились, как назло, худенькие. И тугие ляжки мадам Рябовой вызвали у него
в голове только одну мысль: "Вот это да! Такие б ножки - моей бы тумбочке.
Век стояла бы..." В принципе, Женя не был циником, но его очень злило, когда
некоторые женщины пытались использовать сексуальные чары для решения своих