лифтовой шахты. Это был он. Плащ, черные густые волосы, ?дипломат?, синяя
рубашка, в руке - ключи. Он - Желяев.
прямо в жестко-курчавые волосы. Крикнул: ?Руки - на стену, ноги на ширине
плеч!!"
спиной Дима услышал какой-то шорох. Он приказал себе: ?Не отвлекайся, не
останавливайся!? - и по-прежнему держал пистолет у желяевского виска. Но в
этот момент тяжелый удар обрушился на его голову сзади. Он стал неудержимо
терять сознание. Почувствовал, что полутемный подъезд, словно лифт, начинает
взмывать куда-то... Потом он увидел - с какого-то странного ракурса, снизу
вверх - ?дипломат?, серый плащ, синюю рубашку, бритый подбородок Желяева...
Потолок в подъезде, голую лампочку... А сбоку - глаза. Чьи-то еще, не
желяевские, глаза - внимательно глядящие на него, сверху вниз, из прорези
спецназовской шерстяной маскировочной шапочки...
***
Дима дернулся.
боль в месте удара расползалась по всему черепу. Его тошнило. ?Я еще жив?, -
меланхолически подумал он. У него затекли руки. Он попробовал пошевелить ими
- не удалось. И тогда он слегка приоткрыл глаза.
довольно вытертый. Был виден низ окна, плотно прикрытый шторой. Какой-то
стол, уставленный пустыми пивными бутылками. Полуянов, несомненно, находился
в чьей-то квартире. Довольно гадкой квартире. Почему она была гадкой,
Полуянов сформулировать не мог - однако ощущение такое возникло. У окна,
завешанного темной шторой, спиной к нему стоял человек. Человек всматривался
куда-то на улицу сквозь щель в гардинах. Дима видел только его спину - но,
кажется, то был Желяев.
кресле - похоже, ровно посреди комнаты. Обе руки его были прикручены к
подлокотникам.
рефлекторно дернулся. Он боялся нового удара. Боялся боли.
деле был Желяев: черные волнистые волосы, непроницаемое лицо, оловянный
взгляд. Таиться больше не имело смысла, и Полуянов широко открыл глаза. Это
вызвало приступ головокружения, и электрический свет больно ударил по
зрительным нервам. Дима снова зажмурился. ?Кажется, меня убьют, - подумал он
отстранение, почти равнодушно. - Ладно. Лишь бы не мучили?.
Желяев. - Получил по башке, но очнулся!.. Что у нас за страна!.. Каждый
мозгляк ходит по городу с пистолетом!
откуда-то справа от Полуянова. Голос показался Диме странно знакомым. Где-то
он его уже слышал. Наверняка слышал - причем недавно. Ему очень не хотелось,
но он пересилил себя и снова открыл глаза. От света опять стало больно, но
голова в этот раз не закружилась. Дима чуть повернулся направо, в сторону
второго, чем-то знакомого голоса.
кожаной куртке, на коленях его лежал короткий автомат.
шансов с самого начала?.
- Любишь боевики?..
предполагали ответа издевательские вопросы Желяева.
генерал-кагэбэшник, уставив ледяной взор Диме в лицо (тот не смог выдержать
его, опустил глаза). - Герой попался. Его избили и связали. И сейчас злодей
собирается убить его. Но перед тем как убьет, он ему обо всем расскажет.
Признается во всех преступлениях... Ну а потом герой раздерет веревки и
замочит злодея. И еще - пару десятков его приспешников... Так ведь в
боевиках бывает, а?..
Голливуде. И ты - не герой. Правда, и я - не злодей... Давай, Савельев,
принеси-ка ему воды.
дивана и удалился.
подъезде ты тогда от убийц ушел, и в Питере. И из Думы сегодня сбежал... Да
и то сказать: исполнителей Седов подобрал крайне неудачных... Никто у нас не
умеет работать! Даже киллеры. По всем понятиям, тебя должны были замочить
еще неделю назад, у твоей квартиры, - или, на худой конец, в
раздолбайке-?шестерке? на проспекте Андропова... А уж позавчера в Питере -
сам бог велел... Но ты, герой, оказался живучим. И до Котова добрался. Почти
добрался. И до меня...
почувствовал, насколько он хочет пить: ощутил весь свой распухший, наждачный
язык и губы. Дима жадно выхлестал всю пол-литровую кружку. Вода пролилась
ему на подбородок, затекла за ворот, промочила рубашку. От питья почему-то
сразу закружилась голова, Диму замутило. Он с трудом, как сквозь подушку,
воспринимал слова Желяева - а тот все говорил и говорил...
Степанович, кажется, так говорит?..
выражение редактора ?Мол-вестей?. А генерал между тем продолжал:
- ловить преступников. А у нас весь бардак в стране оттого, что пироги печет
сапожник, а сапоги тачает - пирожник...
показался ему свой голос. - Кончайте!
Ему и вправду было все равно. Ведь ясно, что выхода нет. Он не Джеймс Бонд.
Веревки ему не разорвать, двух вооруженных и обученных товарищей из органов
не замочить. И милиция, как в кино, не ворвется сюда в последний момент...
Да и наплевать на него ментуре. Вон она, какая - в образе Савельева - наша
милиция!.. Убивали бы побыстрей - чего нотации-то читать перед смертью!..
помучить. За то, что суешь свой глупый, любопытный нос не в свое дело. Но
ладно, не буду. Ты и без того вот-вот обгадишься от страха... Я же сказал
тебе, Дима: ты - не герой. А я - не злодей. Ты еще не понял, что ли? Не тот
я, кого ты искал. Котов - тоже не тот. А уж я - тем более не тот.
по-прежнему стоял у окна лицом к Диме. Скрестил руки на груди. Говорил
мерно, ровно, спокойно.
нащупал... Ты, друг мой, похоже, верно догадался: все началось тогда, в
семьдесят восьмом году. Началось еще в университете с самоубийства Ленки
Коноваловой. И с того, что избили Шепилова. Но ты решил, что в обоих
событиях виноват Котов. Или я. А почему именно мы? Один из нас? Почему не
кто-то еще ? Не третье лицо ?
невольно отвел глаза.
мной - а с другим, посторонним парнем? Почему не он довел ее до
самоубийства? Почему не он избил Шепилова? Почему не он стал убивать всех
сейчас?
с тобой разговоры не разговаривал. Твой труп давно бы валялся в моем
подъезде. А я сам здесь даже не появился бы. Неужели это так трудно понять?
существа. Сейчас, избитый, с гудящей головой, он не мог мыслить логически -
да и вовсе не мог мыслить! - но подсознание его услужливо соглашалось с
Желяевым. Оно прямо-таки вопило: ?Он прав, прав!.. Если бы они хотели - они
б давно меня убили!.. Так что же получается?.. Не все кончено? И я еще буду
жить?.."
его. А ты, Полуянов, не дергайся. Тогда я тебе все расскажу. Глядишь,
напишешь ты, Дима, статейку - а она нам и поможет...
Отошел, сел на диван, взял автомат на колени, дружески предупредил:
потянулся. Затем принялся мять затекшие руки: правой - левую, левой -
правую. Желяев по-прежнему стоял прямо перед ним. Сказал тусклым голосом:
было?