Чтение 7–й страницы книги ~Виртуальный свет~

поразительно ясном небе сверкали яркие, как лампочки, звезды. Еще пять минут
пути, затем первая за смену проверка дома клиентов и - назад, в
Беверли-Хиллз.

Трепались они об этой сети японских гимнастических залов, чья реклама
висела на каждом углу, о "Води Хаммере". "Води Хаммер" не шибко-то упирал на
традиционные физические упражнения, скорее уж, если можно так выразиться,
наоборот - там делали деньги на подростках, желающих получить инъекцию
бразильской зародышевой ткани, чтобы укрепить свои скелеты "стойким,
надежным материалом", так это называлось в рекламе.

Саблетт сказал, что это - дело рук Сатаны.

Райделл сказал, что это - франчайзинговая операция с головной фирмой в
Токио.

- Тяжкое убийство нескольких лиц, - сказал "Громила". - Захват
заложников, среди [48] которых могут оказаться и малолетние дети клиента.
Бенедикт-Каньон. "Интенсекьюр" санкционирует неограниченное, повторяю:
неограниченное применение силы.

Приборная доска полыхнула россыпью разноцветных огней, не хуже древнего
игрального автомата.

В результате Райделл так и не успел толком привыкнуть ни к Карен
Мендельсон, ни к сиденьям бизнес-класса, ни ко всей остальной роскоши.

Карен жила на хренадцатом этаже Сенчури-Сити-П, то бишь Пузыря, третьего
по росту здания во всем Лос-Анджелесском бассейне; по виду Пузырь очень
смахивал на сиську, только сиську зеленоватую и полупрозрачную, каких в
природе не бывает (и слава богу, что не бывает). Иногда, при нужном
освещении, эта штука просматривалась почти насквозь, тогда можно было
различить три подпорки, на которых она держалась; подпорки настолько
огромные, что в каждую из них свободно влез бы обычный небоскреб. В этой-то
треноге и располагались лифты, двигались они, естественно, под углом - к
чему Райделл тоже так и не успел привыкнуть.

Сиська имела бронзовый, вроде как покрытый патиной сосок, в котором
поместилась бы пара футбольных стадионов; именно здесь и располагалась
квартира Карен - вместе с сотнями других, а также теннисным клубом, барами,
ресторанами и небольшим моллом, куда пускали за покупками только тех, кто
запла[49] тил вступительный взнос и получил билет, а жилье в этом соске было
страшно дорогое - и жизнь тоже. Квартира Карен находилась на самом краю, а
потому имела огромные, чуть искривленные окна, посаженные в зеленую - та
самая патина - стену.

Все здесь было различных оттенков белого, кроме одежды - Карен носила
исключительно черное - и чемоданов, тоже черных. А длинные махровые халаты -
дома Карен ходила только в них - были цвета вроде как засохшей овсянки.

Карен сказала, что этот стиль называется "агрессивное ретро семидесятых"
и что он начинает ее малость утомлять. Райделл подумал, что и не мудрено, но
говорить ничего не стал, здраво размыслив, что получится не очень вежливо.

Телевидение сняло ему комнату в Западном Голливуде, в отеле, более-менее
похожем по виду на нормальный дом, но только Райделл почти туда не
заглядывал, жил все время у Карен - пока в Огайо не появился Медведь-Шатун.

Уже начальный эпизод, когда были обнаружены тридцать пять жертв
Медведя-Шатуна, почти оборвал карьеру Райделла на непыльном поприще влипшего
копа. В довершение всех прочих несчастий первыми на место преступления
прибыли сержант Чайна Вальдес и капрал Норма Пирс, самые хорошенькие девушки
во всем цинциннатском департаменте полиции ("Взглянешь на такую, и прямо как
серпом по яйцам", - сказал один из телере[50] портеров, но никто вокруг даже
не улыбнулся; обстоятельства придавали этой шуточке нехорошее, даже зловещее
звучание). Счет возрастал с немыслимой быстротой; вскоре Медведь-Шатун
далеко опередил самых знаменитых маньяков прошлого. Затем стало известно,
что все его жертвы - дети. Затем сержант Вальдес, не совсем еще оправившаяся
от посттравматического шока, зашла в некое сомнительное питейное заведение и
прострелила обе коленные чашечки известному педофилу - на удивление
тошнотворному типу по кличке Мармелад, никаким боком не причастному к
убийствам.

В результате роскошный, без единой металлической детали самолетик уносил
Аарона Персли в Цинциннати, Карен нацепила очки и обсуждала ситуацию чуть не
с десятком собеседников одновременно, а Райделл сидел на краешке огромной
снежно-белой кровати, начиная проникаться идеей, что что-то такое вроде бы
изменилось.

- У них есть подозреваемые? - спросил Райделл.

Карен окинула его недоуменным взглядом, словно незнакомый предмет,
неведомо как оказавшийся в комнате.

- Подозреваемые? Да они уже сознались.

Райдел поразился, какой старой выглядела она в этот момент. А правда,
подумал он, сколько же ей лет? Карен встала и вышла из комнаты.

Вернулась она минут через пять, уже одетая в безупречный черный костюм.
[51]

- Собирайся. Ты не можешь здесь больше оставаться.

И ушла. Ушла без поцелуя, без "до свидания", без ничего, ушла - и все.

Райделл встал, включил телевизор и увидел Медведя-Шатуна, только это
оказался не один человек, а трое. Выглядели они так, что и не подумаешь, -
серенькие, безобидные, почти симпатичные парни, одним словом - именно так,
как и выглядят всегда по телевидению гниды, способные на любые, самые
тошнотворные мерзости.

Так вот он и сидел на кровати Карен, в одном из ее махровых халатов,
когда на пороге комнаты появились - появились безо всякого там стука или
"разрешите войти" - два рентакопа. У них была черная униформа и такие же
высокие черные ботинки, в каких совсем еще недавно Райделл патрулировал
улицы Ноксвилла, - ну те самые, с дополнительной кевларовои стелькой, на
случай если кто-нибудь изловчится выстрелить тебе в пятку.

Один из рентакопов грыз яблоко. Второй помахивал электрошоковой дубинкой.

- Слышь, друг, - сказал первый, - нам приказано выпроводить тебя отсюда.

Рот его был полон недожеванного яблока, и слова звучали не очень
разборчиво.

- У меня тоже были такие ботинки, - сообщил Райделл. - Изготовлены в
Портленде, Орегон. Двести девяносто девять долларов в мелкооптовом магазине,
а в обычном еще дороже. [52]

- Ясненько, - ухмыльнулся второй, который с дубинкой. - Так ты шмотки
свои будешь собирать или как?

"Черного и белого не выбирайте" - вспомнилась Райделлу детская игра; он
собрал по комнате все предметы, кроме черных и белых, а также серых, цвета
засохшей овсянки, и побросал их в синий "самсонит".

Рентакоп с дубинкой наблюдал за его действиями, а второй, с яблоком,
слонялся по комнате и дожевывал яблоко.

- На кого, ребята, работаете? - поинтересовался Райделл.

- "Интенсекьюр", - сказал тот, что с дубинкой.

- Хорошая шарага? - спросил Райделл, застегивая сумку.

Дубиноносец пожал плечами.

- Сингапурская, - сообщил второй, заворачивая огрызок яблока в мятую
бумажную салфетку, выуженную из кармана брюк. - На нас все большие здания,
все общины, установившие себе заборы и охранные системы, ну, в общем, ты
понимаешь.

Он аккуратно засунул огрызок в нагрудный карман черной, безукоризненно
выглаженной форменной рубашки, в тот самый карман, на котором красовалась
бронзовая бляха.

- Деньги на метро есть? - спросил мистер Дубина.

- Конечно, - откликнулся Райделл, вспомнив про свою кредитную карточку.

- Видишь, какой ты богатый, - ухмыльнулся рентакоп. - Обычно у засранцев,
которых [53] мы отсюда выпроваживаем, вообще ни гроша за душой.

Карточку Мексикано - американского банка Райделлу обнулили на следующий
день.

А ведь не прав Эрнандес насчет английских полицейских броневиков, подумал
Райделл, врубая впервые в жизни овердрайв на все три оси. Он ожидал услышать
визг проскальзывающих покрышек, однако "Громила" вцепился в мостовую
намертво, как пиявка. Трехтонная, с двумя керамическими моторами пиявка.

Саблетт, расхлябанно обвисший на соседнем сиденье, испуганно вскрикнул -
автоматически затянувшиеся ремни безопасности вздернули его в вертикальное
положение.

Скорость - семьдесят миль в час, впереди - музейной кондиции "бентли".
Правый, по обочине, обгон, под колеса "Громилы" летит чахлая, черная от пыли
трава. Ужас, застывший в глазах пассажирки "бентли", еще мгновение - и
взвыла сирена, вспыхнули мигалки: Саблетт дотянулся наконец до большой
красной кнопки.

Прямой участок. И ни одной, абсолютно ни одной машины. Райделл вышел на
осевую и до упора вдавил педаль газа, вой спаренных "киоцеров" перешел в
пронзительный визг. Странное, даже жутковатое поскуливание Саблетта
заставило Райделла на секунду подумать, что техасец не выдержал напряжения,
сломался и то ли молится, то ли поет на неком трейлерлагерном языке,
неизвестном никому, [54] кроме сдуревших последователей преподобного
Фаллона.

Нет, ничего подобного. Скосив глаза направо, он увидел, что Саблетт до
предела - и как только зеркальные линзы не свалятся - выпучил глаза на
экран, высветивший данные о клиенте, что губы его непрерывно шевелятся, руки
же быстро и словно сами по себе заряжают потертый, бог знает сколько хозяев
сменивший глок. Длинные белые пальцы двигались ловко и, как бы это сказать,
буднично - ну, словно намазывая бутерброд или сворачивая газету.

И вот это действительно вызывало ужас.

- "Звезда Смерти"! - крикнул Райделл.

Саблетт не имел права ни на секунду вынимать из уха капсульный приемник;
в экстренной ситуации небесный голос - голос настоящих копов, переданный