свою очередь исчезали, уступая место пустотам и нишам. Она не сводила с
этом чуда глаз, боясь даже моргнуть, чтоб не упустить деталей и
подробностей этого необыкновенного жонглирования, во время которого,
казалось, весь мир распадается у нее на глазах.
определенной и очень искусно организованной системе фрагментов, она
уловила (или ей так показалось) новое движение. Только теперь она
осознала, что наблюдала за этим необыкновенным явлением затаив дыхание,
и голова у нее начала кружиться.
глоток свежего, но тело не подчинялось, было не в силах.
Игры "фокусника" прекратились, а сама она словно раздвоилась: одна ее
половина наслаждалась тихим звоном музыки, исходившим от стены, другая
пыталась побороть страх, шаг за шагом подступающий к сердцу.
Словно умерло, и теперь она просто выглядывала из него, не в состоянии
вздохнуть, моргнуть, сделать хотя бы малейшее движение.
мерцание, слишком сильное, чтобы быть просто игрой тени и света, и в то
же время какое-то неопределенное и бесформенное.
Тело его было разорвано на куски, а затем снова соединено или сшито, да
так, что некоторых фрагментов не хватало вовсе, другие были перекручены
и соединены Бог знает как, а третьи потемнели, словно от огня. Там был
глаз, горящий глаз, он смотрел прямо на нее, и кусок позвоночника,
лишенный мышц; какие-то плохо узнаваемые части плоти. Вот оно... То, что
такое существо могло жить, крайне сомнительно, даже та малая часть
плоти, которой оно владело, была безнадежно изуродована. И тем не менее
оно жило... Глаз, несмотря на то, что коренился в гнили и тлении, глядел
на нее пристально, обшаривая всю фигуру дюйм за дюймом.
слабее ее. Оно слегка ерзало в своей нише, словно пытаясь устроиться
поудобнее. Но это было невозможно, во всяком случае для такого создания,
с обнаженными нервами и кровоточащими обрубками вместо конечностей.
Любое перемещение приносило ему боль, это она знала наверняка. И
пожалела его. А с чувством жалости пришло и облегчение. Ее тело
выдохнуло наконец отработанный воздух и задышало, стремясь жить. Голова
тут же перестала болеть.
собой, видимо, голову монстра, открылось отверстие, и оно произнесло
единственное еле слышное слово. Слово было:
***
стараясь выговаривать слова как можно отчетливее.
набрякли, губы раздвинулись в ленивой усмешке.
ведь остроумием она прежде не славилась. И, пошатываясь, побрела к
двери.
бодрости и уверенности. Она ощущала себя свободной и легкомысленной и
упивалась мим ощущением. Возможно, завтра она будет сожалеть об этом, но
завтра - это завтра. А сегодня она испытывала ощущение полета.
потом стала плескать холодную воду в лицо. Покончив с этим, решила, что
теперь можно и возвращаться.
на площадке свет, пока она находилась в ванной. И теперь этот кто-то
стоял в нескольких метрах от нее. Она тоже остановилась.
разведения котов отправился следом за ней доказать серьезность своих
намерений?
своего вопроса. Ответа не последовало, и тут ей стало немного не по
себе.
скрыть тревогу. - Кто это?
Может, она плакала?
лицо Джулии.
эти пять слов, Джулия снова обрела уверенность. Голос прояснился, стал
четче и звонче. - Я просто устала, - продолжила она. - Похоже, вы там
здорово веселитесь?
ванную. Пауза, а затем:
последний момент Джулия отшатнулась, избегая даже малейшего
прикосновения.
ответа от тени на площадке не последовало.
***
видела, слышала и наконец чувствовала в "сырой" комнате, было
достаточно, чтоб раз и навсегда лишить ее счастливых сновидений, так ей
во всяком случае казалось. Это он был там. Он, Фрэнк, брат Рори, был все
это время в доме, запертый от мира, в котором она жила и дышала, страшно
далеко от нее и в то же время достаточно близко, чтобы осуществить этот
призрачный, вызывающий лишь сострадание контакт. К причинам и истокам
его появления там ключа у нее не было. Этот обломок человека,
замурованный в стене, не имел достаточно сил и времени объяснить ей это.
Все, что он успел сказать перед тем, как стена начала твердеть снова и
фигуру калеки начали затемнять кирпич и штукатурка, было: "Джулия..." А
потом просто: "Это я, Фрэнк", а в конце еще одно последнее слово:
"Кровь..." Затем он исчез окончательно. Ноги у нее подкосились. Она,
почти падая, стояла прислонившись к противоположной стене. К тому
времени, как она немного пришла в себя, таинственное свечение исчезло,
не было больше видно жалкой изнуренной фигуры, втиснутой в нишу. Она
снова целиком и полностью вернулась в реальность. Возможно, все же не
полностью.
нисколько не сомневалась. Его не видели глаза, но чувствовало ее сердце.
Он заточен где-то в промежутке между той сферой, которую занимала она, и
неким другим миром, миром, где звенели колокола и царила тревожная
тьма... Умер ли он, вот что самое главное? Погиб в одиночестве в этой
пустой комнате прошлым летом, а душа его осталась здесь и мается в
ожидании изгнания нечистой силы? Если так, то что тогда произошло с его
земной оболочкой? Только дальнейшее общение с самим Фрэнком, вернее тем,
что от него осталось, может прояснить ситуацию.
обрести силу, сомнений больше не было. Он подсказал ей очень простое
решение.
обвинение, но как приказ.
Каким-то образом дух Фрэнка - если только действительно это был он -
смог воспользоваться кровью брата, получив при этом приток энергии или
питания, достаточный для того, чтобы высунуться из клетки и осуществить
этот контакт с ней. Насколько же можно преуспеть, если источник этот
увеличится?..
настойчивость, с которой он овладевал ею. Что только не сделает она,
чтобы снова испытать это. Ведь это вполне возможно. А если возможно,
если она окажет ему необходимую поддержку, разве не ответит он
благодарностью? Разве не станет ее рабом, ее игрушкой, жестокой или
покорной ее воле? От этих размышлений спать окончательно расхотелось.
Они унесли с собой рассудок и печаль. Она поняла, что была влюблена в
него все это время и все это время оплакивала его. Если нужна кровь,
чтоб вернуть его к жизни, она достанет эту кровь. И не будет слишком
задумываться о последствиях.
Рори воспринимал эту перемену в ее настроении как знак того, что она
окончательно освоилась и счастлива в своем новом доме. Видя это, и он
воспрянул духом. И с новым рвением принялся за отделку комнат.
найдут источник сырости в большой комнате, и он превратит ее в спальню,