ну, тряхнем извилинами!
собирал растекающуюся Лелькину личность и по квантушке вгонял в нее отнятое,
тратясь всем своим гримасничающим, ссыхающим и в считанные мгновения
выцветающим лицом.
Динка...
рассыплются, стану идиотом. Я не могу идиотом. Беги!
отнимало надежду когда-нибудь выбраться самому. Но в этом мире было
невозможно спрятаться.
поцеловал в губы (сквозь нарастающий в мыслях белый шум Лелька ощутила, как
в лихорадочном блеске расширились зрачки нестареющей красавицы), поднял на
руки, ступил два шага словно по воздуху и куда-то мощно швырнул...
тамбуром горит полночная звезда..."
высокий колющий звук. Приплыли руки, ноги, соединились с обретающим вес
телом. От затылка вниз во всех направлениях побежали струйки тепла. Смрадный
запах вымоченной в керосине хамсы смешался с болью обожженного языка.
Выветрился. Ощущения, разломанные до того на составные элементы,
складывались, давали себя осознать, отодвигались на удобные для органов
чувств расстояния.
лопатой и пронизанной охряными прожилками глин.
струйка посыпалась вниз и сразу же набилась в туфлю, шелестя словами тысячи
раз петой песни:
не переменила позы. К кончику куцего хвоста все еще подползала острая тень
двузубого валуна...
Изварина, выслушав, долго молчала, едва заметно улыбаясь сквозь слезы, а
потом сказала:
виду, он и так и так никогда не состареет...
желтый речной песок. Ей ни разу больше не удалось пробиться в сиреневый
мир...
двадцать три годочка почти бы стукнуло, собачий век..."
песчаной стенке открывается проход.
(согнутые, они остались стоять на полу) и поверх одеяла повалился на
кровать. Только тогда заметил на тумбочке свернутый листок. Телеграмма.
"Умер Юра Красильников. Похороны седьмого десять утра. Таня".
комнате не было. Андрей побежал в столовую занимать очередь. Сашка Шер-ман,
не дождавшись машины, тащился в этот момент пешком. Эльдар содрогнулся: три
километра расчищенной меж двух снежных брустверов полосы! Лично у него вес
унтов отбивал всякую охоту к прогулкам.
весть о Юркиной смерти должна была его настигнуть. Должна была, хотя Юрка
был совершенно здоров перед отъездом, да и Таня в последнем письме сообщала,
что еще накануне заходил, до полуночи читал новые стихи. Правда, письмо сюда
идет десять дней, за десять дней всякое может случиться... Кроме того,
Эльдар всегда знал, что от этого не уйти. Знал. С постоянным страхом ждал. И
не подозревал, что все произойдет так быстро и буднично. Вот расплата за
нечаянную зависть, почти предательство, за то, что однажды всего на миг
допустил неожиданную мыслишку: куда девать Юркины рукописи, когда Юрка
умрет? Черт его знает, почему так подумалось. Но вот подумалось -- и больше
нет друга. То, что было другом, хоронят через два дня. Даже меньше --
послезавтра. И надо как-то успеть в Ленинград...
будущее Элька уловил еще в институте. Что-то среднее между ясновидением и
магией случайных желаний, которые невесть почему обязаны исполниться... Он
предугадывал счет в матчах, погоду на послезавтра, время сеансов в
кинотеатрах. Вопросы экзаменаторов. Но способности своей никогда не
использовал: не участвовал в лотереях, из чувства протеста нарочно
запаздывал с ответом. Поэтому из средних студентов не выбивался. А дар
существовал -- независимо от того, веришь в него или не веришь. Существовал.
И, к несчастью, обрушился на того, чья единственная вина состояла в прихоти
родиться талантливым...
домик, где жил руководитель отряда. Опокин в майке и тренировках держал над
сковородкой куриное яйцо и сосредоточенно целился в него ножом. От удара
скорлупа треснула, но не разошлась. Опокин ткнул ножом еще раз, яйцо
развалилось в руке, часть содержимого попала на сковороду.
с минуту недовольно изучал ее:
не переставал подсмеиваться над Танькиной "великолепной семеркой" -- стадом
фарфоровых слонов на туалетном столике, именно им первым читал стихи. И все
же ни о каком соавторстве речи быть не могло: за творческое чутье Эльдара
Бармина Юрка бы и гроша ломаного не дал. Только раз Элька чуть не
прославился богатыми материалами по Атлантиде: в свое время добился
разрешения посещать библиотеку Музея Истории религии, которая даже
читального зала не имела. С десяти утра до закрытия, вместе с пятью-шестью
"посвященными" и остепененными, Элька сидел посреди книгохранилища и
мельчайшим почерком переносил в блокнот целые страницы о неожиданных
культовых обрядах и связях, подтверждающих якобы легенды про затонувший
материк. Тогда еще Эльке хватало решимости и нахальства: по какому-то поводу
насчет толкования имени Осириса он помчался к самому Василию Васильевичу
Струве. Правда, знаменитый востоковед слушать его не стал, с чувством пожал
руку и переправил молодому референту-египтологу. Как бы то ни было, материал
накопился уникальный...
время драгоценный блокнот. Вскоре опубликовал статью "Катастрофа между
Африкой и Америкой". Эльдар и тогда находился здесь, на полевой площадке, и
о статье узнал из Таниного письма. Он засыпал жену вопросами: есть ли
отклики на их материал, чья фамилия стоит впереди, не понадобится ли им с
соавтором общий псевдоним? Ведь если просто по алфавиту -- Бармин очутится
раньше Красильникова, а это вряд ли Юрке понравится. Таня отмалчивалась. И
правильно делала, потому что упоминания о Бармине не было ни в тексте, ни в
сноске.
Красильников" не раздваивалась.
правоте. Он встретил друга, как будто только и ждал его поделиться радостью:
прочесть в Университете лекцию по моей статье.
имею право на материал.
прилепил...
Юрка.