раз, когда я убил человека, это случилось из-за кроликов, встретивших
огненную смерть, а их огненная смерть от Огнемета была практически такая же,
как месть, обрушенная мной на норы. Всего слишком много, близкого и
совершенного. События развивались быстрее и были хуже, чем я ожидал. Я был в
опасности потерять контроль над ситуацией. Кроличьи Земли - теоретически
счастливые охотничьи угодья - показали, как это может произойти.
настороже и уважать тенденции.
Колдхейм сделал с нашими с Эриком кроликами. Эрик первым изобрел Огнемет, и
он лежал в том, что было велосипедным сараем (теперь это мой сарай). Наш
двоюродный брат, приехавший со своими родителями провести с нами уик-энд,
решил, что будет весело прокатиться на велике Эрика по мягкой грязи на южном
конце острова. Так он и сделал, пока мы запускали бумажных змеев. Потом он
вернулся и наполнил бензином Огнемет. Он сел с ним в саду, спрятанный от
окон веранды (где сидели его родители и наш отец) бельем, раскачивающимся по
ветру, он зажег огнемет и обрызгал пламенем две наши клетки, сжигая всех
наших красавцев.
прямо на месте, порки, которую он получил от своего отца, Джеймса - брата
моего папы - было, по моему мнению, недостаточно за то, что он сделал с
Эриком, моим братом. Эрик был безутешен, в отчаянии, ведь он сделал вещь, с
помощью которой Блис уничтожил наших любимцев. Эрик всегда был немного
сентиментальным, чувствительным, умным, до того отвратительного случая все
были уверены: он пойдет далеко. В любом случае, это было начало Земель
Черепа, участка большой, старой, частично засыпанной землей дюны за домом,
куда отправлялись все наши домашние животные после своей смерти. Сгоревшие
кролики начали традицию. Старый Сол упокоился там до них, но это была
одноразовая акция.
Эрику. Я был мудр в детстве, даже в нежном возрасте пяти лет, когда
большинство детей вечно говорят своим друзьям и родителям, что их ненавидят
и хотят, чтобы они умерли. Я молчал.
раньше, потеряв свою левую ногу ниже колена в аварии на дороге (мальчик, с
которым он играл в ''слабо'', погиб). Блис презирал свою инвалидность, ему
тогда было десять, и он был очень активный. Он пробовал сделать вид, что
противная розовая штука, которую он вынужден был пристегивать, не
существует, что она не имеет с ним ничего общего. Он мог с трудом ездить на
велосипеде и любил бороться, играть в футбол, обычно голкипером. Мне тогда
только исполнилось шесть. И хотя Блис знал о каком-то маленьком случае,
произошедшем со мной, когда я был совсем маленьким, я определенно казался
ему более здоровым, чем был он сам. Он думал, это очень весело - помыкать
мной и бороться со мной, и бить, и пинать меня. Я убедительно сыграл радость
по поводу всех его грубых игр и, казалось, очень любил их с неделю, пока я
думал о том, как бы разделаться с нашим двоюродным братом.
были развлекать Блиса. Мы приложили все усилия, водили Блиса по нашим
любимым местам, разрешали играть с нашими игрушками, играли с ним. Эрик и я
время от времени должны были останавливать его: когда он хотел бросить
маленького Пола в воду и посмотреть будет ли он держаться на поверхности или
когда он хотел срубить дерево на железнодорожные пути, которые идут через
Портнейл, но обычно мы ладили на удивление хорошо, хотя меня очень
раздражало, когда я видел как Эрик, который был того же возраста, что и
Блис, боится его.
уловимым ветерок, мы все лежали на траве площадки к югу от дома. Пол и Блис
заснули, и Эрик лежал с руками под шеей, осовело уставившись в яркую
голубизну. Блис снял полую пластиковую ногу и оставил ее валяться в путанице
ремешков и длинных стеблей травы. Я следил, как Эрик медленно заснул, его
голова мягко склонилась в сторону, глаза закрылись. Я поднялся и пошел
погулять, в конце концов оказавшись у Бункера. Он еще не имел значения,
которое он приобрел в моей дальнейшей жизни, но место мне уже нравилось, и я
чувствовал себя как дома в его прохладе и темноте. Это был старый бетонный
блиндаж, построенный в конце последней войны для пушки, защищающей залив, и
он торчал как большой бетонный зуб. Я вошел внутрь и нашел змею. Это была
гадюка. Сначала я ее не видел, потому что был занят: просовывал старый
трухлявый столб от изгороди сквозь амбразуру, представляя, что это пушка, и
стрелял по воображаемым кораблям. Только после того, как я закончил это
делать, и пошел в угол, где лежала куча ржавых банок и старых бутылок, я
увидел там зигзагообразные полосы спящей змеи.
кусок плавника, подходящий по форме, вернулся в Бункер, куском дерева поймал
змею за шею и забросил ее в первую же найденную ржавую банку, у которой
сохранилась крышка.
осторожен и старался ее не трясти, когда бежал назад к месту, где мои братья
и Блис лежали на траве. Эрик перекатился, и одна рука была под головой, а
другая на глазах. Его рот был слегка открыт, и его грудь слегка двигалась.
Пол лежал на солнце. Свернувшись в маленький комок, неподвижный Блис лежал
на животе, руки под щекой, культя его левой ноги в цветах и траве
высовывалась из шорт как чудовищная эрекция. Я подошел ближе, сжимая ржавую
банку в своей тени. Безоконная задняя стена дома смотрела на нас сверху вниз
с расстояния приблизительно пятидесяти метров. Белые простыни слабо
покачивались в саду. Мое сердце дико билось, и я облизал губы.
приложил одно ухо к банке и держал ее неподвижно. Я не слышал и не
чувствовал движения змеи. Около поясницы, в его тени я взял искусственную
ногу Блиса, гладкую и розовую. Я приставил ногу к банке и снял крышку. Затем
я медленно перевернул банку и ногу так, что банка оказалась над ногой. Я
потряс банку и почувствовал, как змея упала в ногу. Сначала ей это не
понравилось. Она двигалась и билась о пластиковые стенки и край банки, пока
я держал ее и потел, слушая гул насекомых и шорох травы, уставясь на Блиса,
он лежал спокойно и молча, его темные волосы время от времени шевелил ветер.
Мои руки дрожали, и пот заливал глаза.
Потом я поворачивал ногу и банку до тех пор, пока нога лежала на траве
позади Блиса под тем же углом, что и раньше. В последний момент я осторожно
убрал банку. Ничего не случилось. Змея по-прежнему была внутри, я ее даже не
видел. Я поднялся, дошел до ближайшей дюны, бросил банку высоко над ее
вершиной, потом вернулся, лег туда, где сидел раньше, и закрыл глаза.
разбудили Пола и нашего двоюродного брата. Блис избавил меня от заботы
предложить поиграть в футбол, и сам сделал это. Эрик, Пол и я обозначали
ворота, а Блис торопливо пристегивал свою ногу.
6
ошеломленно, а Блис кричал и прыгал, и дергал свою ногу, и до слезного
прощания родителей Блиса и снятием показаний Диггсом (заметка даже появилась
в "Инвернесском Курьере", смерть была замечена из-за своей курьезности парой
писак из желтой прессы), никто даже не предположил, что это могло бы быть
чем-нибудь, кроме трагического и слегка странного случая. Только я знал
больше.
его родителей. Я только сказал: думаю, это был Божий суд, что Блис сначала
потерял ногу, а потом ее замена стала орудием его падения. Все из-за
кроликов. Эрик, который тогда проходил религиозную фазу - кажется, я ему
немного подражал - думал, что это было ужасной мыслью, Бог не такой. Я
сказал: тот, в которого я верю, такой.
Змеи.
7
Возможно, он собирался не ночевать дома, что совершенно необычно, даже
пугающе. Возможно, он сбит кем-нибудь или умер от сердечного приступа.
возможному несчастному случаю с моим отцом. Смерть всегда бодрит, заставляет
тебя понять, насколько ты сам жив, насколько ты уязвим, но пока удачлив;
смерть кого-нибудь близкого предоставляет хороший повод стать ненадолго
немного сумасшедшим и делать штуки, которые в другой ситуации были бы
непростительными. Какое удовольствие плохо себя вести и все равно получать
кучу соболезнований!
остаться здесь. Получил бы я все его деньги? Это было бы здорово, я смог бы
сразу купить себе мотоцикл вместо того, чтобы ждать. Господи, я бы много
чего мог бы сделать, я даже не знаю, с чего именно начать думать. Но это
было бы большой переменой и я не знаю, готов ли я к ней.
необычные штуки перед глазами: формы лабиринтов и расползающиеся пятна
неизвестных цветов, затем фантастические здания и космические корабли, и
оружие, и ландшафты. Я хотел бы лучше помнить мои сны?
брата Пола, по иным и более важным причинам, чем те, по которым я избавился
от Блиса; еще через год я сделала то же самое с моей двоюродной сестрой
Эсмерельдой, более или менее из-за каприза.