печального Френсиса. - А это что за каракули?
- Древний английский.
- Мне не приходилось его учить, разве что песни для хора.
- Это написано самим Блаженным.
- Это? - Брат Финго таращился то на записку, то на Френсиса, то снова на
записку. Внезапно он покачал головой, захлопнул крышку и встал. На лице
его появилась натянутая улыбка.
- Может, отче и прав. И вправду, иди-ка назад и попроси брата Аптекаря
сварить тебе какое-нибудь из его снадобий из жабьего дерьма. Это
лихорадка, брат.
Френсис пожал плечами:
- Наверное.
- Где ты нашел эту штуку?
- Вот у той дороги, за холмиками, - показал послушник. - Я сдвинул
несколько камней, и вдруг случился обвал. Я нашел там подземелье. Можешь
сам посмотреть.
Финго покачал головой:
- Нет, мне трогаться уже пора.
Френсис зажал ящик под мышкой и, пока Финго возился со своим ослом, побрел
было по направлению к монастырю. Но пройдя несколько шагов, послушник
вернулся.
- Послушай, Пестрый, ты можешь уделить мне две минуты?
- Ну, - ответил Финго, - чего тебе?
- Ты только пойди и загляни в дыру.
- Зачем?
- Если она там есть, ты скажешь об этом отцу Чероки.
Занесший было ногу, чтобы влезть на спину осла, Финго замер, потом опустил
ногу обратно.
- Ладно, если ее там нет, я скажу об этом тебе.
Две недели голодания брали свое. Через две-три мили он начал спотыкаться.
Когда же до монастыря оставалось около мили, Френсис потерял сознание. И
только под вечер его, лежавшего на дороге, заметил отец Чероки,
возвращавшийся со своего объезда. Чероки торопливо вылез из седла и
смачивал водой лицо юноши до тех пор, пока тот потихоньку не начал
приходить в себя. На обратном пути Чероки встретил груженых ослов и
остановился послушать рассказ Финго, подтверждавший находку брата Френсиса.
Хотя священник не склонен был верить, что Френсис обнаружил что-нибудь
действительно важное, он пожалел, что был так нетерпелив с мальчишкой.
Заметив, что содержимое ящика рассыпалось на дороге, и бегло взглянув на
записку на крышке - Френсис тем временем, слабый и смущенный, сидел на
краю дороги, - Чероки подумал, что теперь он скорее склонен считать
бессмысленную болтовню послушника результатом романтической фантазии,
нежели безумием или бредом. Он не спускался в подвал и не рассматривал
бумаги, но во всяком случае, было ясно: во время исповеди юноша
рассказывал не о галлюцинации, он просто неверно истолковал происшедшее.
- Ты можешь завершить исповедь, как только мы вернемся, - мягко сказал он,
помогая Френсису вскарабкаться на кобылу сзади него самого. - Я думаю, что
смогу отпустить твои грехи, если ты не будешь настаивать, что святые
самолично пишут тебе записки. Договорились?
Брат Френсис был слишком слаб в эту минуту, чтобы настаивать на чем бы то
ни было.
4
- Вы правильно поступили, - проворчал наконец настоятель. Вот уже минут
пять он медленно вышагивал по келье, его широкое крестьянское лицо,
изборожденное морщинами, было сердито напряжено, в то время как отец
Чероки беспокойно ерзал на краешке стула. С тех пор, как священник, по
приказу настоятеля, пришел к нему в келью, тот молчал. Чероки даже слегка
вздрогнул, когда настоятель Аркос наконец произнес эти слова.
- Вы правильно поступили, - повторил настоятель, останавливаясь посреди
комнаты, и покосился на приора, понемногу начинавшего расслабляться. Было
около полуночи, и Аркос собирался удалиться на час-другой для сна перед
заутреней и обедней. Еще влажный и растрепанный после купания в бочке, он,
как казалось отцу Чероки, походил на медведя, не вполне удачно
превратившегося в человека. Настоятель был одет в рясу из шкуры койота, и
единственным отличительным признаком его сана служил наперсный крест,
висевший на груди и вспыхивавший на черном мехе от света свечей при
малейшем движении. В этот момент он менее всего походил на священника;
напротив, мокрые волосы, свисавшие на лоб, короткая торчащая борода и
шкура койота делали его похожим на воинственного вождя, едва сдерживающего
ярость после недавнего сражения.
Отец Чероки, происходивший из денверского баронского рода, очень серьезно
относился к внешним атрибутам власти. Он всегда почтительно вел себя по
отношению к человеку, носящему регалии, стараясь не обращать внимания на
его личные свойства. В этом смысли Чероки следовал вековой придворной
традиции. Таким образом он поддерживал сдержанно-дружественные отношения с
символами настоятельской власти - пастырским перстнем и наперсным крестом;
но заставлял себя не замечать чисто человеческие качества аббата Аркоса. В
данных обстоятельствах это было довольно трудно: преподобный отец
настоятель, разгоряченный после купания, шлепал босиком по комнате. Он,
очевидно, только что срезал мозоль и сильно поранился - большой палец весь
был в крови. Чероки старался не обращать внимания, но чувствовал себя
очень неловко.
- Вы понимаете, о чем я говорю? - нетерпеливо рявкнул Аркос.
Чероки помедлил с ответом.
- Прошу вас, отец настоятель, будьте чуточку поконкретней, если, конечно,
это не нарушает тайны исповеди.
- А! Ну да! Черт меня побери! Он же вам исповедался, я совсем забыл.
Хорошо, пускай он вам расскажет все заново, чтобы вы могли пересказать
мне. Хотя, Бог свидетель, весь монастырь уже говорит об этом... Нет, не
ходите к нему. Не будем нарушать таинства исповеди, я и сам вам все
расскажу. Вы видели эти вещи? - настоятель махнул рукой на стол, где
лежало содержимое Френсисова ящика.
Чероки медленно кивнул.
- Он выронил их на дороге, когда упал. Я помог их собрать, но не
приглядывался.
- Значит, вы слышали, что он утверждает?
Отец Чероки отвел взгляд. Казалось, он и не расслышал вопроса.
- Ну ладно, ладно, - проворчал настоятель, - неважно, что он там
утверждает. Посмотрите-ка сами внимательно и скажите, что вы обо всем этом
думаете.
Чероки склонился над столом и начал тщательно разглядывать бумаги одну за
другой, а настоятель тем временем продолжал ходить по келье, разговаривая
не столько со священником, сколько с самим собой.
- Это невозможно! Вы правильно сделали, отправив его назад, прежде чем он
еще что-нибудь раскопал. Но даже не это самое худшее. Хуже всего тот
старик, о котором он болтает. Это переходит все границы! Я не знаю ничего
более вредного для нашего дела, чем обрушившаяся лавина невероятных
"чудес". Какие-то реальные события - пожалуйста! Для того чтобы произошла
канонизация, должно быть доказано, что Блаженный сотворил некие чудеса. Но
надо же знать меру! Посмотрите, Блаженный Чанг причислен к лику блаженных
два века назад, а до сих пор не канонизирован. А почему? Да потому, что
его орден слишком хотел этого, вот почему. Каждый раз, когда кто-то
вылечивался от насморка, - это была чудодейственная помощь Блаженного.
Видения в подвале, воскресение мертвых на колокольне - все это больше
смахивало на истории о привидениях, чем на чудодейственные события. Может
быть, два-три из них действительно произошли. Но как узнать, когда так
много чепухи?
Отец Чероки поднял глаза. Костяшки его пальцев, опирающихся на край стола,
побелели, лицо напряглось. Казалось, он не слушал.
- Простите, что вы сказали, господин настоятель?
- Что-что. А то, что то же самое может произойти здесь, - сказал аббат и
продолжал шлепать туда-сюда по комнате. - В прошлом году - брат Нойон со
своей веревкой палача. Ха! А за год до того - чудодейственное
выздоровление брата Смирнова от подагры. Как? Возможно, после
прикосновения к реликвиям нашего Блаженного Лейбовица, как утверждали
молодые олухи. А сейчас этот Френсис. Он встречает паломника, одетого - во
что бы вы думали? - в юбку из той самой мешковины, которую нацепили на
голову Блаженному Лейбовицу, прежде чем повесить. А что у старика было
вместо пояса? Веревка. Какая веревка? Ну конечно, та самая...
Настоятель замолк на полуслове, поглядев на Чероки.
- По вашему недоуменному взгляду я понимаю, что об этом вы еще не слышали.
Нет? Ах да, вы не можете говорить. Нет-нет, Френсис этого не говорил. Вот
что он сказал, - аббат Аркос постарался своим обычно грубым голосом
изобразить фальцет. - Вот что он сказал: "Я встретил щуплого старика, и я
думал, что это паломник, направляющийся в монастырь, потому что он шел той
дорогой. И он был одет в старую мешковину, перевязанную обрывком веревки.
И он сделал отметину на камне, отметина выглядит вот так".
Аркос достал из кармана своей меховой рясы клочок пергамента и поднес его
к лицу. И хотя у настоятеля не очень получалось, он продолжал
передразнивать брата Френсиса:
- "Ума не приложу, что это значит. А вы знаете?"
Чероки пристально посмотрел на непонятные буквы и отрицательно покачал
головой.
- Я не спрашиваю вас, - рявкнул настоятель уже своим обычным голосом. -
Это спросил Френсис. Тогда я не знал.
- А теперь?
- А теперь знаю. Мне сказали. Это буква ламедх, а это - садхе.
Древнееврейский.
Шилова Юлия
Соломатина Татьяна
Семенова Мария
Каргалов Вадим
Беляев Александр
Афанасьев Роман