воздуха, запылило глаза, забило дыхание, и когда он пришел в себя и
проморгался, то снова увидел невозмутимую, равнодушную ко всему происходящему
мать, тщательно вылизывающую сразу двух детенышей. Как и первенцу, она снимала
родовую боль, чистила глаза, уши и пасти, однако не освобождала от себя, не
отпускала на волю, и щенки ползали возле матери, волоча за собой сине-малиновые
пуповины.
и земляная пороша достали подпол накрыли тучей и на какое-то время скрыли от
человеческих глаз все пространство покинутой деревни.
начала пожирать послед- вместилище того недавнего счастья и благоденствия,
длившегося всего-то два месяца. Хватала жадно, как добычу, втягивала в себя
свою плоть и, когда остались лишь тесемки пуповин, на концах которых, как на
привязи, вдруг заметались, забились и заскулили детеныши, чувствуя смерть,
сделала паузу, проглотила с натугой и решительным, сильным движением челюстей
одного за одним отправила в свою утробу только что вылизанных, но не отпущенных
щенков.
хрящиков, и потому, собственно, рожденная добыча исчезла без звука.
мать; в мгновение ока он сделался зверем, родства не помнящим, ибо еще ни разу
не приложился к ее сосцу и существовал той силой, что получил, находясь в ее
чреве. Он готов был драться за свою собственную, уже вольную жизнь, принимая ее
такой, какая она есть. Он ощерил игольчатые, острейшие зубы, по врожденному,
данному матерью же инстинкту борьбы, чтобы вцепиться в горло, не осознавая, что
не может даже сомкнуть челюсти из-за длинной, линяющей шерсти.
единственно верным и точным движением. Сильная шея вскинула его высоко над
землей - так высоко, как летала воющая, с торчащими стволами машина. И начался
полет под прикрытием пыли и сора, поднятых силой человеческой - машиной,
способной преодолевать земное притяжение.
расцвеченная земля. Под материнскими ногами мелькали травы, дорожные колеи,
заполненные светлой водой, поникшие заборы, ямы, заросли крапивы и лопухов, и
на короткий миг он вновь испытал ощущение радости - точь-в-точь как в утробе,
до рождения, когда они уходили от погони человека.
веселый, торжественный полет продолжался более часа, пока холка, прикушенная
материнскими зубами, не онемела и не потеряла чувствительности. Она бросила его
на землю и, мгновенно забыв о детеныше, принялась вылизываться сама и кататься
по земле, вбирая в себя запахи окружающей местности. Первенец сильно ударился о
корневище- захватило дыхание. И как в момент рождения, жгущая боль, только
сейчас в груди, охватила его, однако он вытерпел и не заплакал, а от враз
прихлынувшей злости стал грызть то, что принесло эту боль, рвать короткий мох и
редкую траву, забивая себе гортань. И нажравшись земли, полузадушенный, он
засипел, закашлял, а по сути, залаял по-собачьи, отчего шерсть матери на
загривке встала дыбом. Она подлетела к первенцу, трепанула за шкуру и ударила о
дерево еще больнее.
откинула заднюю лапу, подставляя сосцы. Первенец еще не ведал вкуса молока и,
прежде чем ощутить его, вцепился, вгрызся в вымя, жаля зубами нежную кожу,
готовый порвать материнский живот. Волчица вздрогнула от боли, заклекотала
горлом, однако смирилась и с родовой потугой стала отдавать молозиво. Густая
творожная кашица, разбавленная кровью, впитывалась в его естество, начиная с
языка и до пустого, еще не развернутого желудка. Он тянул ее долго, бросая один
и хватая другой сосок, кусал, мял и терзал нежную плоть, пока не опустело вымя.
Круглый, бочкообразный, он откатился от матери и мгновенно заснул, но она не
оставила в покое - вновь схватила за холку и понесла дальше, спящего.
могло быть лишь испытанное временем логово, скрытое на длинной, узкой гриве
среди огромных зарастающих вырубов и болотистой земли, изрезанной ручьями, - то
самое, где волчица сама появилась на свет. А ее место, где она щенилась и
несколько лет выхаживала потомство - укромный молодой ельник среди старых
порубок близ покинутой людьми деревни, в этом году оказался ненадежным и даже
коварным: охотники с вертолета засекли волка, идущего с добычи, но не стали
преследовать, а лишь отбили его направление и навели пеших: с воздуха
рассмотреть логово было невозможно. Завидя машину, перегруженный пищей волк
срыгнул половину мяса, облегчился и стал путать следы, отводя от ельника, но
пешие стрелки точно вышли на его след, нашли отрыжку и затаились неподалеку.
Матерый же, изрядно покрутив по вырубкам, пришел к волчице, скинул остатки мяса
и истекал слюной, наблюдая, как она ест. И потому, утратив осторожность"
побежал назад- туда, где оставалась половина отрыгнутой добычи. Он ждал
опасности с воздуха, но выстрелы поджидали его на земле: трое стрелков
от-дуплетились по нему крупной картечью, и от мгновенной смерти спасли густые
заросли осинника, принявшие на себя большую часть зарядов. Однако досталось
изрядно, от головы до репицы хвоста простегнуло вразброс, так что опрокинуло
набок и на короткое мгновение повергло в шок. Крепкий на рану, волк вскочил и
порскнул в чащобу - прочь от логова, где волчица готовилась рожать, но охотники
не пошли добирать подранка, а с ружьями наперевес направились к ельнику с трех
сторон, точно зная, что там добыча более реальная и богатая - волчата. Тогда он
сделал еще одну попытку взять людей на себя, пересиливая страх и мерзость,
настиг их, обошел стороной и внезапно возник на пути. Еще пара выстрелов сквозь
кустарник добавила несколько картечин, из пасти заструилась кровь, сбилось
дыхание, но он даже не прибавил шагу - продолжал трусить неторопкой рысью,
намереваясь увлечь охотников за собой.
валежника под ногами, потаенные шаги и человеческое дыхание с трех сторон,
однако сидела под лапником, на кабаньем зимнем ходу до последнего мгновения. И
лишь когда все трое почти сошлись в одну точку, сделала стремительный рывок и
легко ушла от выстрелов. Еще бы несколько минут, и была бы в полной
безопасности- гнать по захламленному вырубу люди бы не стали, однако за спиной,
в небе послышался знакомый, гулкий рев машины...
лесистую гриву среди верховых болот. Длинный день наконец-то догорел, охотники
погрузили в вертолет вынутого из-под земли сотоварища и улетели; впереди было
самое удобное место для перехода- серый, призрачный вечер. Не дожидаясь
матерого, она подхватила щенка и неспешной рысью, малым ходом пошла на север.
Расстояние в сорок верст она могла бы одолеть за несколько часов, но роды
ослабили волчицу, к тому же, спасительная энергия движения сейчас терялась чуть
ли не вполовину, перерабатываясь в молоко.
показывая рыбьи зубы, и вдруг изловчился, выгнулся, будто змея, и вонзил их в
щеку.
воздухе, тот угодил в муравьиную кучу и тут же был выхвачен обратно. Волчица
отнесла его подальше от шевелящегося холмика, откинулась навзничь, подставляя
детенышу соски. Молоко, рассчитанное на три голодных рта, истекало произвольно
и, путаясь в редкой, мягкой шерсти, капало на землю. Вездесущие, как люди,
насекомые, почуяв сладость, в тот же час накинулись на дармовую пищу, поползли
с земли к сосцам, прильнули, выпивая волчью силу, и мать не сгоняла, не
стряхивала их, ибо повиновалась древнему закону существования и сожительства
многих природных начал.
родные запахи и повинуясь их зову, отыскала логово и внезапно легла неподалеку
от него: надежное, сакральное место было занято ее матерью с детенышами, и их
отец - пришлый волк-одиночка, стоял на страже.
скрадывающий гостью, тотчас же оказался рядом, присел, прижал уши, вздыбил
холку, затем властно приблизился, обнюхал гостью и немо оскалил матерые,
знобкие клыки.
пищей; она же, отчаявшись, тоже окрысилась на материнского супруга, но в тихом
урчании слышалась мольба о спасении.
не хотел знать, показывая ощеренными зубами свою решимость. Мать сдалась без
боя, сникла, расслабилась, и ток молока вдруг прекратился, и напрасно первенец
кусал и грыз ослабшие, вялые соски. Тогда он озлился, оторвался от вымени и,
исполнившись решительности, сделал предупреждающий скачок в сторону чужого
зверя. И тут произошло невероятное: матерый волк вскочил, насторожил уши и,
склонив голову, воззрился на малого, совершенно немощного соперника. Хватило бы
короткого удара челюстей, чтобы перекусить щенка, но защитник логова внезапно
отступил назад, прильнул к земле, разглядывая волчонка, после чего подтянул
живот и вдруг изрыгнул из себя шмат кровавого, свежего мяса.
на отрыжку, да не по зубам было, только вылизал сукровицу и чужой желудочный
сок. В тот же миг мать отпихнула сына и в мгновение ока проглотила
двухкилограммовый кус.
однако волчица села перед супругом матери и низко, до земли, опустила голову,
просила снисхождения перед смертельной угрозой потомству. Он снова ощерился,
теперь с явственным предупреждающим рыком, после чего развернулся и со злобной
оглядкой потрусил к логову. Впервые волчица дрогнула, жалобно заскулила; тяжкое
горе, обрушившееся враз, - бездомность, гибель переярков и прибылых щенков,
которых пришлось умертвить, не освободив от пуповины. По сути, пропала
охотничья стая, ибо отцом потомства был тоже волк-одиночка, который не изменит
своим привычкам и к осени покинет ее; безрадостное будущее - все до кучи,
придавило ее к земле, заставило на какой-то срок забыть о детеныше. Тот же, не
Лукьяненко Сергей
Куликов Роман
Володихин Дмитрий
Корнев Павел
Лукьяненко Сергей
Роллинс Джеймс