команды на звонком южном диалекте французского, и комната все
более наполнялась сладковатым пороховым дымом, от которого
першило в горле и слезились глаза.
глядя на бушующую толпу под окнами, на своего бесстрашного
лейтенанта, пребывающего, по всей видимости, в весьма приподнятом
настроении. "Интересно, как там Лис?" - Я активизировал связь.
Лувру".
сдается, что ты единственный Генрих Наваррский на весь этот
гребаный памятник архитектуры".
час..."
освобождать законного монарха. Я тебе говорю, Генриха нет нигде.
Причем не только его, но и эту самую, как ее, сову, тоже
давным-давно никто не видел".
апартаментах Маргариты Валуа смотрел?"
нее? Занятная идея! Ладно, схожу еще там посмотрю. Угу,
представляю себе эту картину: отважный король Генрих Наваррский в
последнюю минуту жизни покрывает собой главную луврскую
амбразуру".
Отбой связи".
уже у самых ворот. Надеюсь, вы лично поведете нас в бой! Войска
построены и ждут приказа. Я взял на себя смелость распорядиться
принести ваши доспехи. Прошу, поспешите, мой капитан! Ждут только
вас. Все готово к атаке! - Гасконец поклонился, кладя ладонь на
рукоятку эстока [Эсток - тяжелая колюще-рубящая шпага].
недоумение, отразившееся на моем лице. Атака в такой момент была
сущим безумием. Но, насколько я мог судить, сотни защитников
Лувра были охвачены им, и я, вернее, мой двойник - король Генрих
Наваррский, ни за какие сокровища и блага этого мира не должен
был обмануть восторженного ожидания этих неистовых сотен.
пистольеры верхом на гнедых, как на подбор, жеребцах, швейцарцы в
надраенных кирасах с алебардами в руках, шотландцы в традиционных
килтах, в беретах с перьями и неизменными баскетсводами
[Баскетсводы - национальный шотландский палаш с корзинообразным
эфесом] у пояса - все, как один, готовые идти в бой и погибнуть в
считанные минуты. Впрочем, кто же думает о смерти, когда в
воздухе пахнет такой славной дракой! Все они были чужаками в этой
земле, все были нелюбимы парижанами и задираемы ими не раз. И вот
теперь у каждого появлялся шанс свести с ними счеты. Пусть на
короткий миг - что ж из того!
в мяч, вызвало бурю восторга, которого вряд ли удостаивалась
звезда эстрады, вбегая в наполненный ликующими почитателями зал.
За моей спиной из-за темной арки ворот, перекрытой двойным
железным частоколом решетки, доносились гулкие мерные удары. Даже
человеку несведущему было ясно что парижский сброд, добравшись
наконец до дворца, в слепой ярости пытается выломать тяжелые
дубовые ворота, обшитые крест-накрест широкими железными полосами
и оснащенные для разбивания таранов четырехгранными
металлическими пирамидками.
головы настолько гордой, что поневоле закрадывались мысли о
древнепатрицианском его происхождении, подвел мне коня и,
изысканно поклонившись, замер на месте, ожидая дальнейших
распоряжений.
Батц.
остальные ведут огонь из окон.
должно быть, ожидая высочайшего соизволения начать давно
предвкушаемое кровавое пиршество.
исполнять обязанности невесть куда пропавшего монарха меня
изрядно угнетала. Одно дело - изобразить его, пока расторопный
Лис будет доставлять оригинал в руки жаждущего под землей агента
Речи Посполитой, совсем другое - водить в атаку преданные тебе,
вернее ему войска. Кстати, войска войсками, но где же все-таки
Генрих? Я не успел додумать. Де Батц взмахнул рукой, взвыл
кавалерийский рожок и... рев боли и ужаса по ту сторону ворот был
ему ответом. Должно быть, дождавшиеся этого сигнала защитники
дворца опрокинули на головы атакующих объемистый чан с кипятком,
а то и с кипящим маслом. Удары в створки ворот стихли. И в тот же
миг, точно дерзкий вызов озверевшей черни, знаком полного
презрения ее кровожадному буйству - ворота распахнулись
многозубой пастью загнанной в капкан парижской волчицы [По
некоторым легендам название "Лувр" происходит от "лувэ" -
волчица].
молнии Юпитера и боевой молот Тора - все было в этом ужасном
гуле, сотрясшем дворец. Длинные языки пламени, вырвавшись из-под
арки, выплеснули в отшатнувшую толпу тысячи смертоносных
картечин. Прямой наводкой. В упор.
гарцевавший рядом де Труавиль. - Сейчас аркебузы вступят.
аркебузиров сомкнули строй перед орудиями, кладя свое грозное
оружие на сошки. Очередной залп заставил чуть было опомнившуюся
толпу вновь отпрянуть в ужасе. За спинами аркебузиров вовсю
суетились бомбардиры, растаскивая в стороны короткорылых певиц
[Певицы - зингерины (нем.), вид бомбард], освобождая дорогу
неистовой стремительной атаке.
образовавшийся промежуток, под грохот огромных барабанов, мерным
шагом, на ходу опуская алебарды, двинулась колонна швейцарской
гвардии. Аркебузиры расступились, пропуская земляков, и те, с
отрешенным выражением на лицах, не сбавляя шаг, вклинились в
ошалевшую толпу, без пощады разя всякого не успевшего спастись
бегством. Слабые попытки горожан, после столь "пламенного" приема
растерявших свой наступательный пыл, противостоять их слаженной и
методичной "работе" пресекались в самом зародыше беспощадными
короткими тычками алебард. Вонзившись в толпу, точно нож в масло,
гвардейцы по команде развернули строй, поставив по две шеренги
спиной друг к другу, и шаг за шагом, не обращая внимания на крики
плавающих в крови буржуа, переступая через поверженные тела,
точно через бездушные поленья, начали раздвигать толпу в разные
стороны. Как только между шеренгами оказался достаточный
промежуток, из-под арки грянул еще один залп, сметая все живое на
своем пути, а затем...
другой бросил на меня напряженно просящий взгляд точно
новобранец, умоляющий командира пустить его в увольнение к
любимой. - Время кавалерии! Гасконцы ждут вашего приказа!
замечая того, давать мне уроки отваги и самообладания! Что
скрывать - Мано де Батц был именно таков. "Вперед!" - негромко
скомандовал я.
Пистольеры, горяча коней, галопом вынеслись из ворот, разряжая в
чьи-то головы свои пистоли и рубя без разбора длинными клинками
эстоков.
точно это слово обладало магической силой, защищающей в бою от
пуль и копий противника. Следом за нами, сопровождая свое
движение звуками заунывных волынок, шагали шотландцы, в недавнем
прошлом личная гвардия Франциска II, короля Франции и Шотландии,
готовые пустить в ход палаши и кинжалы.
смельчаков, их было лишь пять сотен против десятков тысяч
парижан. Но за последние минуты все эти буржуа и клошары [Клошары
- парижские нищие], ставшие в ночь святого Варфоломея
разбойниками с большой дороги, все эти горе-вояки в ужасе видели
тысячи тысяч беспощадных ангелов мести, пришедших покарать
каждого из них лично. Любой из этих обреченных видел швейцарцев,