рот указательный палец и стал сосать его с усердием годовалого малыша.
сменилось на его лице снисходительной улыбкой. - Не-е. Отсасывать яд было
ни в коем случае нельзя. Ты хоть видел когда аспадскую гадюку?
царапина, то уж точно сдохнешь, что твоя собака... - заключил Амма и
настороженно посмотрел на дверь людской, где, собственно, и происходил
этот разговор.
не было никакой собаки, на которую так обаятельно сослался Амма. А
во-вторых, наблюдательности своего болтливого слуги. Да, Амму не
проведешь. Всех, кто имеет хоть какое-то касательство к Своду Равновесия,
очень тяжело обмануть. Да и Тэн наверняка услышал шаги Эгина, своего
господина, еще когда тот был на лестнице, хоть и был глухонемым.
Искусством Тэна, своего конюха и отчасти прачки, Эгин восхищался с самого
первого дня его службы. Разумеется, тот все прекрасно слышал и наверняка
отлично объяснялся - когда, например, рассказывал о причудах хозяина,
гиазира Атена, своему начальнику из Опоры Единства. Но отличить его от
глухонемого, заподозрить в обмане было практически невозможно.
Пусть наблюдают. Пусть устраивают глухонемой балаган. Лишь бы слугами были
хорошими. А на это Эгину, или, если угодно, чиновнику Иноземного Дома
Атену оке Гонауту, грех было жаловаться. Он решительно распахнул дверь в
комнату, где застыли в настороженном безмолвии слуги.
товарищ, и в его глазах блеснули искорки поддельного раболепия.
Эгин, дескать, пусть теперь ломают головы, что же это такое он собирается
делать в этих самых горах и отчего это в последнее время гиазир Атен оке
Гонаут вошел во вкус одиноких конных прогулок. Такая у них работа, Хуммер
их раздери.
лучше. Прошедший день был настолько богат событиями и впечатлениями, что
Эгин был уверен - ему не заснуть до рассвета. Не заснуть, если придется
провести ночь в постели одному. А это значило, что навестить госпожу
Вербелину исс Аран просто необходимо.
серую в яблоках кобылу. Эгин вывел ее под уздцы на улицу и лихо вскочил в
седло, легонько тронул бока лошади пятками и был готов пуститься вскачь по
Желтому Кольцу, как вдруг перед самым носом лошади возникла фигура
мальчишки-по-сыльного, которых в варанской столице величали не иначе как
"шмелями". Желто-оранжевый колпак, черный кафтан, штаны "фонариком" и
рукава "фонариком" с желто-коричневыми вставками, из которых торчат две
тоненькие мальчишеские ножки и такие же хилые ручки. Словно лапки шмеля.
рукой похлопывая Луз по морде, а другой извлекая из-за пазухи письмо.
"шмелю" стыдно не дать на сладкую тянучку пару лишних авриков.
скороход, прикарманив два медяка, тут же растворился в сумерках.
гостем завтра ввечеру" - вот ради чего мальчишка-"шмель" несся сломя
голову по столичным улицам. Две корявые строчки, нацарапанные рукой
Иланафа. Конечно же, Иланафа. Кто еще, кроме него, вместо подписи рисует
чашку для вина с карикатурно исходящими из нее винными испарениями,
приобретшими волею художественного гения Иланафа вид червей или, скорее,
глистов.
потешаясь над вытянувшимися рожами Тэна и Аммы, которые наверняка отложат
всю работу по дому на завтрашний вечер, а день, благословенный отсутствием
хозяина, посвятят игре в кости.
публичных мест Цертин оке Ларва, собирается устроить дружескую пирушку.
Что же, тем, на кого опирается Опора Вещей Свода Равновесия, тоже не чужды
простые человеческие радости. Добрая выпивка, например.
ушах Эгина цокот лошадиных копыт по мощеной северной дороге, змейкой
уходившей вверх.
поместья "Сапфир и Изумруд".
несколько разозлило Эгина. Что это за отношение к благородным мужчинам?
"Ждите". Но со временем Эгин привык к этому церемониалу и даже стал
считать его вполне разумным. В самом деле, одинокая молодая вдова, живущая
в уединенном поместье к северу от столицы, должна ревностно оберегать свой
покой. В частности, не пускать за ворота кого попало.
но она велела передать вам, что рада вашему приходу и выйдет к вам спустя
некоторое время.
Его здесь, конечно же, не ждали. Вербелина спит. Одна? Или с кем? Могли
бы, конечно, впустить его внутрь, а не заставлять перетаптываться с ноги
на ногу у ворот. Впрочем, он и сам не слишком рвался входить.
Перетаптываться по ту сторону ворот в обществе милых "песиков" госпожи
Вер-белины ему хотелось еще меньше.
Изумруд" был тяжелым испытанием. Видимо, она тоже не слишком
симпатизировала собачкам любовницы своего хозяина.
накидка, под которую охотно скользнули пальцы заждавшегося у ворот Эгина.
- Проходи.
под руку Вербелину.
псарню. Но, следуя по укутанным тьмой дорожкам поместья к неосвещенному
дому, Эгин никак не мог отделаться от мысли, что оттуда, из темноты, за
ним наблюдает множество враждебных глаз, чей взгляд не обещает ничего
хорошего.
такими собаками. Или не собаками вовсе. Эгин поцеловал Вербелину в
лебединую шею - белоснежную, статную, надушенную. Нужно было как-то
развеять неуместную гадливость, каждый раз накатывавшую на него, когда
ворота поместья захлопывались за его спиной со зловещим металлическим
лязгом. Как будто бы дверца мьшюловки.
смущением в голосе, которое временами настойчиво казалось Эгину
наигранным, прощебетала Вербелина.
аккуратную головку любовницы. Черные как смоль пряди были аккуратно завиты
и уложены прихотливыми кольцами. Драгоценные заколки и инкрустированные
костяные гребни тускло поблескивали, отражая и искажая пламя. Волосок к
волоску.
Неужели успела причесаться снова, когда обо мне доложил привратник? А если
не спала, то..."
внес поднос с вином и фруктами.
за цель. Знала и Вербелина. Он не любил ее, но любил думать, что она любит
его. Он, конечно же, ошибался.
тяжеловесность комплимента Эгин решил уравновесить легкомысленной улыбкой.
пригубил вино первым.
Эгину всегда становилось немного не по себе. А в особенности, когда она
смеялась над тем, над чем сам Эгин смеяться бы не стал. Смех ее был
гортанным, низким и с легкой хрипотцой. В то время как ее голос был высок
и чист, а интонации речи казались многим - как поначалу и Эгину -
простодушными. Но вот когда она смеялась, от этого мнимого простодушия не
оставалось и следа. Смех Вер-белины был смехом умудренной жизненным
опытом, циничной и жестокой придворной дамы. "А что, собственно, тут
странного, - осадил себя Эгин, - ей уже двадцать девять, она сменила двух
мужей, не родила ни одного ребенка и коротает дни в компании омерзительных
псов. Это - правда о ней, сколь бы ни была она нелепа, когда любуешься ее
длинными густыми ресницами или наслаждаешься прелестью ее тела".