метнуть, надеясь, что он озарит лунный кратер алой вспышкой взрыва?
включив блок пространственной ориентации. Его тряхнуло - раз, другой; двигатели
плюнули огнем, гася орбитальную скорость. Теперь "Пальмира" удалялась, будто
летела к самому Солнцу, сиявшему в черной бездне у него за спиной, а прямо под
ним круглился огромный белесоватый шар, таинственный и незнакомый, и все-таки
чем-то похожий на Тайяхат и Колумбию и на другие миры, доступные людям. Этот
был пока что закрыт, но посланец небес уже явился - серый ангел с ключом,
подходящим к любой двери. "Теперь бы только до нее добраться..." - мелькнула
мысль. Падая на Землю будто снаряд из пращи Горьких Камней, паря в стратосфере,
и пронизывая облака, он размышлял о своем задании. Как уже говорилось, задание
было простым - выжить и вернуться, но эти два слова подразумевали очень многое
не сказанное и не написанное в полученной директиве, однако понятное и как бы
разумевшееся само собой. "Выжить" означало, что ему предстоит разобраться в
ситуации, выяснить, в чьих руках власть и как эту власть используют; вероятно,
приобщиться к ней, поскольку лишь с вершин власти, явной или тайной, можно
управлять событиями, направляя их к пользе порученного дела. "Вернуться"
являлось столь же емким понятием; чтобы вернуться, он должен был уничтожить
передатчик помех, открыть доступ на Землю для Транспортной Службы и не
расставаться с маяком. Лишь тогда устье Пандуса раскроется перед ним - покатый
склон, подсвеченный багровым, тоннель мгновенного перемещения в пространстве...
Он сделает шаг - здесь, на Земле, а второй - уже по каменным плитам
Колумбийской станции, запрятанной под холмами в окрестностях Грин Ривер... Он
возвратится! В привычный мир, в знакомый век, двадцать четвертый от рождества
Христова, в свою эпоху, когда человечество расселилось среди звезд...
Саймона была и своя задача, которую он формулировал столь же лаконично: карать
и защищать! В определенном смысле она вытекала из Поучений Чочинги, ибо они
гласили, что тайятский воин бьется за славу и честь, а высшей честью для
человека-воина было спасти безвинных и покарать обидчиков. Инстинкт подсказывал
Саймону, что на Земле он найдет и тех, и других.
закатным багрянцем и, наконец, полыхнула красными отблесками зари. Но он не
почувствовал жара; одетый в непроницаемый кокон, объятый огнем, он мчался вниз,
к Земле, как выпущенный из пращи снаряд. Искать, карать и защищать!
никто не знал, было ли это прозвище официальным, зарегистрированным в кадровых
файлах ЦРУ или творчеством курсантов и коллег - и, в силу последнего
обстоятельства, являлось оскорбительной фамильярностью. Фамильярничать же с
Эдной Хелли - опасное занятие. Точки, расставленные ею, попахивали свинцом. В
тридцать пять она считалась лучшим агентом-ликвидатором ЦРУ, да и в нынешние
пятьдесят былой сноровки не растеряла. Дейв Уокер ее уважал. Работать с ней
было почетно и небезвыгодно, и эта работа сулила определенные перспективы - к
примеру, он мог перескочить из инструкторов УЦ в руководящий персонал. Стать
главой отдела или шеф-резидентом на одной из престижных планет, на Монако или
на Мирафлорес... А лучше всего на Южных Морях, в чарующем полинезийском мире,
где девушки прелестны и смуглы, мужчины - щедры и дружелюбны и где не
происходит ровным счетом ничего криминального.
была кривоватой, поскольку давний шрам на подбородке оттягивал нижнюю губу.
Зато зубы выглядели великолепно - белые и ровные, как у лихого ковбоя с рекламы
"Вас ждет Техас". Эти зубы стоили Уокеру месячного жалованья.
превратились в два серых стальных буравчика, и Дейв Уокер поспешил придать лицу
выражение суровой сдержанности. Впрочем, с определенным оттенком торжества:
операция разворачивалась по плану, и он принес добрые вести.
Быстро, сжато и без дурацких ухмылок.
на часы и уточнил: - Сорок две минуты двадцать секунд тому назад.
Раньше он действовал быстрее.
заметил Уокер и, выдержав паузу, добавил: - Нам повезло, что сохранился этот
спутник. Я имею в виду "Пальмиру", мэм... И вдвое больше повезло, что парни из
Транспортной Службы смогли до нее дотянуться. Орбитальный спутник - прекрасная
возможность для рекогносцировки. Вероятно, этим он и занимался.
засечь передатчики. Кажется, таков период обращения "Пальмиры"?
брови. За широким окном ее кабинета небесная синь сливалась с изумрудной
океанской поверхностью; в небе мельтешили чайки, а под ними птичьей стаей,
подняв вверх белоснежные крылья, скользили легкие парусные суденышки. Грин
Ривер, вблизи которого находилась штаб-квартира Центрального Разведуправления,
был уютным университетским городком и славился прекрасной погодой - купались
здесь триста дней в году. Впрочем, на Колумбии всюду отменный климат. В Египте,
Израиле, ЮАР и Мексике чуть жарковато, в Канаде - холодновато, но остальные
страны, включая некогда туманный Альбион, наслаждались ровным теплом и ярким
солнцем.. Здесь, не в пример Старой Земле, не было разрушительных ураганов,
цунами, землятрясений и прочих катаклизмов, как социальных, так и природных.
Колумбия, наряду с Россией, Европой, Китаем и Южмерикой, являлась гарантом
стабильности Разъединенных Миров и надежной опорой ООН.
исчезла из ее глаз; теперь они смотрели пронзительно и остро, напоминая дульный
срез "амиго", ее излюбленного оружия.
агент провел на спутнике и лишь затем решился десантироваться... Нет, Уокер, я
полагаю, он занимался не только рекогносцировкой, чем-то еще... И, вероятно,
появились осложнения, что-то не учтенное первоначальным планом... Может, пошлем
ему в помощь всю группу? Ходжаева и Божко? Как вы думаете, Дейв?
оловянными.
Но мы можем спуститься в Первую Совещательную, чтобы не было повода для ваших
техасских шуточек.
думаю, мэм, если вы позволите мне думать, что помощь ему не помешает. Но не
Ходжаев и не Божко. Саймон - сугубый индивидуалист, из тех людей, которым не
нужны советы и соратники. Ему удобнее работать в одиночку или с очень преданным
партнером, который ест, спит, подчиняется и молчит.
поползли вверх.
абсолютная преданность и во-от такая пасть!
пересеченной оврагами и мелкими ручьями. На склонах холмов зеленели редкие
деревья - какая-то разновидность акации с гроздьями белых цветов и пабуки,
точно такие же, как в колумбийских умеренных широтах. Овраги заросли по краю
колючими кактусами, а ниже - непроходимым кустарником; его узловатые ветви
скрещивались и переплетались, словно каждый куст стремился сжать соседей в
отчаянных объятиях. Прикинув, что с укрытием проблем не будет, Саймон стащил
скафандр и сунул его в шлем вместе с цилиндрами движков, переключив их на
самоликвидацию. Раздался негромкий хлопок, блеснуло пламя, и теплый ветер
взметнул серую пыль.
западу, северу и югу, бросил на скалы, схоронил в лесах, просыпал над морем,
оставил темный след в саванне, донес до селений и городов...
Земле. На Земле, которая была колыбелью его далеких предков, их единственным
домом на протяжении тысяч лет; скудным домом, неуютным и небогатым, если
вспомнить о сокровищах звезд, скорей лачугой, чем дворцом. Но в этой лачуге
обитали его пращуры - те, что жили под Смоленском, на берегах земного Днепра, и
те, что, переплыв океан, добрались до большого соленого озера в горах Юты и
осели там, назвав себя мормонами. И хоть обе эти точки земного глобуса были
далеки от Уругвая и даже, в определенном смысле, не существовали на нынешней
Земле, Ричард Саймон ощутил, как душу его охватывает трепет. Он, сын Елены
Стаховой и Филипа Саймона, имел двойные корни в этом мире, в Старом и Новом
Свете; он, потомок двух величайших народов Земли, был связан с нею двойной
цепью. И внезапно он осознал, что эта цепь такая же прочная, как соединявшая
его с Тайяхатом, где жили и умерли пятнадцать поколений его предков.
зените - полдень миновал, и время двигалось к двум часам. Было жарко; пахло
цветущей акацией, свежей травой и листьями, Саймон вспомнил, что сентябрь в
этих краях - первый месяц весны. С юга задувал ветерок и нес другие запахи,
соленые, терпкие, морские - до залива, поглотившего прежнюю Ла-Плату,
насчитывалось не больше десяти-двенадцати лиг. Кажется, там был город.
Небольшой городишко тысяч на пять жителей... и еще один - на севере, километрах
в семидесяти от побережья... Их соединяла дорога, которую он разглядел с высоты
- почти безлюдный тракт, узкий и пыльный, петлявший среди холмов, с двумя или
тремя мостами, переброшенными через самые крупные речки. Прикинув, что дорога
проходит где-то совсем рядом, на западе, Саймон втянул ноздрями жаркий влажный
Акунин Борис
Громыко Ольга
Сертаков Виталий
Володихин Дмитрий
Конан-Дойль Артур
Прозоров Александр