знаешь, что я восхищаюсь классическими художниками, Рембрандтом и
Боунстеллом, и безразличен к абстракционизму или хромодинамике. Я не очень
музыкален. У меня казарменное чувство юмора. Мои политические взгляды
консервативны. Я больше люблю tournedos, чем филе миньон, и хотел бы,
чтобы резервуары снабжали нас почаще и тем, и другим. Я играю в скверную
игру покер - или играл бы, если бы здесь, на борту корабля это имело хоть
какой-то смысл. Я очень люблю что-то мастерить, и делаю это хорошо, так
что я буду помогать делать лабораторные устройства, как только проект
получит развитие. Прямо сейчас я пытаюсь читать "Войну и мир", но все
время засыпаю. - Он ударил по матрасу. - Что еще тебе нужно знать?
демонстрируя невинную суетность ее лучших нарядов. Полки были до предела
забиты ее личными сокровищами - потрепанный старый экземпляр Беллмана,
лютня, дюжина картин, ожидающих своей очереди оказаться на стенах,
маленькие портреты ее родных, фигурка Хопи кахина...
мне. - Она подвинулась к нему. - Не думай сейчас об этом, Карл. Я не хочу
беспокоить тебя. Я снова хочу, чтобы ты был во мне. Ты знаешь, наше
партнерство перестало быть вопросом удобства и дружбы. Я в тебя влюбилась.
устремившаяся из окрестностей Земли по направлению к знаку Зодиака,
управляемому Девой, вырвалась на свободу. Устройства разгона остыли. Она
превратилась в еще одну комету. На нее действовали только силы гравитации,
замедляя ее стремительный бег.
поскольку погрешности межзвездной навигации достаточно велики. Поэтому
Команда - профессиональные космонавты, в отличие от научного и
технического персонала - работала в жестких временных рамках.
сноровка, чтобы работать в невесомости, и не исчерпать все силы, управляя
инструментами и телом. Даже самые лучшие и опытные иногда теряли сцепку
подошв с корпусом корабля. Тогда космонавт, ругаясь, улетал в
пространство, испытывая головокружение от центробежных сил, пока его не
останавливала страховочная веревка и он не добирался по ней обратно.
Освещение было скверным: нестерпимый блеск на солнце, чернильная темнота в
тени, если не считать лужиц нерассеянного света от фонариков на шлемах.
Слышимость была не лучше. Слова с трудом пробивались сквозь звуки
затрудненного дыхания и пульсирующей крови внутри скафандра, а также через
космический шум в шлемофоне. Поскольку в скафандрах не было системы
очищения воздуха, сравнимой с корабельной, газообразные отходы устранялись
не полностью. Они накапливались в течение часов, пока работающий космонавт
не оказывался в дымке испарений пота, воды, углекислого газа,
сероводорода, ацетона... и его белье, насквозь мокрое, не прилипало к
телу... и он смотрел на звезды утомленными глазами сквозь фасетчатый
щиток, а головная боль лентой обвивала его голову.
отсоединен. Отвести его в сторону от корабля было тяжелой и опасной
работой. Лишенный трения и веса, он все же сохранял каждый грамм своей
значительной массы инерции. Ее было так же тяжело остановить, как и
привести в движение.
положение.
сделал то же самое, поговорил с Теландером на мостике и отключился. Кабель
втащили обратно на корабль, а вместе с ним бригаду инженеров.
же орбите, но потом начнут действовать дифференциальные факторы. Они скоро
вызовут нежелательное смещение в относительных центровках. Но все должны
быть внутри корабля до начала следующего этапа процесса.
сверкали в свете солнца - серебро на фоне звездной черноты. Издалека
корабль напоминал паука, одного из крошечных искателей приключений,
которые отправляются в полет на бумажных змеях, сделанных из росистого
шелка.
энергией генераторы черпающих полей. От их управляющей сети исходило поле
магнитогидродинамических сил - невидимых, но действующих на протяжении
тысяч километров; динамическая взаимная игра, а не статичная конфигурация,
тем не менее, поддерживаемая и подгоняемая с точностью, близкой к
абсолюту; невероятно сильная и невероятно сложная.
микрометрически точное положение по отношению к корпусу корабля и
зафиксировали на месте. Капитан Теландер осуществил последнюю проверку с
Патрулем на Луне, получил "добро" и отдал команду. С этого момента
инициатива перешла к роботам.
придало ему скромную скорость, измеримую в десятках километров в секунду.
Ее хватило, чтобы запустить межзвездный двигатель. Имеющаяся энергия
возросла на невообразимое количество порядков. При полной единице
гравитации "Леонора Кристина" начала движение!
Чернота и бриллианты, обрамленные папоротником, орхидеями, нависающей
фуксией и бугенвилией, шокировали взгляд. Фонтан звенел и сверкал. Здесь
воздух был теплее, чем в большинстве мест на борту; влажный, полный зелени
и благоухания.
электрических ракет. Корабль постоянно вздрагивал. Вибрация была слабой,
на пределе заметного, но она проникала сквозь металл, кость, а, быть
может, и сны.
Они прогуливались по кораблю и разговаривали, нащупывая путь к дружбе.
Однако, войдя в сад, обе умолкли.
экрана.
Это лучше, чем голые стены, которые мы сделаем приятными для глаз не
раньше, чем через много лет.
кормой, и показывал Солнце, уменьшившееся до ярчайшей из звезд.
биолог была, как и она сама, небольшого роста, темноволосая, с голубыми
глазами, с круглым и румяным лицом и коренастой фигурой. Она одевалась
очень просто, и на работе и на отдыхе. И, хотя Глассгольд не была
противницей общественных мероприятий, до сих пор она оставалась скорее
наблюдателем, нежели участницей.
окраин Солнечной системы. Каждый день - нет, каждые двадцать четыре часа;
"день" и "ночь" больше не значат ничего - каждые двадцать четыре часа наша
скорость увеличивается на 845 километров в секунду.
Чи-Юэнь нарочито беспечно.
стану кричать: "Поверните обратно! Обратно!" - Она попыталась подшутить
над собой. - Это было бы нечестно по отношению к психологам, которые
признали меня годной. - Шутка не удалась. - Просто... я поняла, что мне
нужно время... чтобы привыкнуть к этому.
ее увлечений было собственноручное изготовление одежды, - казалась почти
принадлежащей к другому биологическому виду. Но она похлопала Глассгольд
по руке и сказала:
начинают сейчас понимать не только умом, а всем своим существом, что
значит отправиться в такое путешествие.
солнечном сиянии. Прощаться было больно. Но у меня есть опыт прощаний. Он
учит смотреть вперед.
больше, чем тебе. Или это сделало меня слабодушной?
родители всегда были благополучными людьми. Отец - инженер на
дезалинизационной фабрике, мать - агроном. Негев - прекрасное место, когда
растут хлеба, и тихое, дружелюбное, не такое лихорадочное, как Тель-Авив
или Хайфа. Хотя мне и нравилось учиться в университете. Я могла
путешествовать с интересными спутниками. Конечно, я была счастлива.
Лондон Джек
Корнев Павел
Андреев Николай
Акунин Борис
Елманов Валерий
Шилова Юлия