пронеслась орава мальчишек, и среди них Чарли Вудмен и Джон Хаф: сила их
притяжения была так велика, что они оторвали Дугласа от Тома и дедушки и
увлекли за собой к оврагу.
только когда они уже вошли в калитку, Том сказал:
на этой скромной улочке маленького городка в большом штате огромного
континента на планете Земля, мчащейся в пропасть вселенной, в никуда или
куда-нибудь, была уже ночь, и Том ощущал каждую милю этого бесконечного и
стремительного падения. Он сидел у двери веранды и сквозь мелкую сетку от
москитов глядел на стремительную тьму, у которой был самый невинный вид, как
будто она вовсе и не движется. Только если лечь и закрыть глаза, чувствуешь,
как под твоей постелью вертится земной шар и темное море оглушает тебя,
подступая и разбиваясь о незримые рифы.
из бутылочки на похрустывающее сухое полотно.
мама сжалилась и сказала Тому:
его набила.
он не любит ванили,-- спросил Том. И мама позволила. Он зажал деньги в
кулаке и как был босиком побежал по теплому вечернему асфальту тротуара, под
яблонями и дубами. Город стоял тихий и далекий, слышно было лишь стрекотанье
сверчков где-то за жаркими иссиня-фиолетовыми деревьями, что заслоняют
звезды.
важно расхаживала по своей лавке, напевая еврейскую песенку.
вертит большой круглой ложкой, плотно набивает пинтовую картонку и поливает:
"Шоколадом? Хорошо!" Он отдал деньги, взял ледяной пакет, потерся об него
лбом и щекой, засмеялся и -- шлеп-шлеп босыми ногами -- побежал домой.
Позади в лавке миссис Сингер мигнул и погас одинокий огонек, теперь мерцал
лишь фонарь на углу улицы--казалось, весь город погружается в сон.
гладила. Видно, ей было очень жарко и она была чем-то недовольна, но
все-таки улыбнулась ему.
в кухню и поделила его. Дала Тому побольше шоколада, немного взяла себе, а
остальное убрала.--Это Дугласу и отцу, когда вернутся,--пояснила она.
летнего вечера. Только вдвоем -- мама и он, и вокруг них, вокруг их домика и
улочки -- ночь. Том старательно облизывал ложку, прежде чем набрать
следующую; мама отодвинула гладильную доску, отставила утюг, и он понемногу
остывал, а она сидела в кресле у патефона, ела мороженое и говорила:
зной, а вечером опять его отдает. Душно будет спать!
дверям и как давит тишина, потому что в приемнике сели батареи, а все
пластинки играны-переиграны уже тысячу раз и надоели до смерти; и Том просто
сидел на деревянном полу и смотрел в черную-черную черноту, прижимаясь лицом
к сетке двери так, что на кончике носа отпечатались маленькие темные
квадратики.
ложки или тарелки гулко раздавался в знойном вечернем воздухе. Потом они
молча пошли в большую комнату, сняли с дивана подушки, вдвоем раскрыли его и
разложили -- ведь на самом деле это был вовсе не диван, а широченная
кровать. Мама постелила им с Дугласом постель, ловко взбила подушки, Том
начал было расстегивать рубашку, но она сказала:
Она звала снова и снова: "Дуглас! Дуг! Ду-уг!" Ее голос уплывал в душную
тьму и тонул в ней без всякого отклика. Даже эхо не отвечало.
мороженое, и не зима, и не летний зной. Он видел -- мама то растерянно
озирается, то закрывает глаза, стоит и не знает, что делать, и очень
волнуется. Да, сразу видно -- растеряна и волнуется.
прошла по дорожке под кусты сирени. Том прислушивался к ее шагам.
длинной-длинной узкой улицы донесется голос Дугласа: "Иду, мам! Не
беспокойся, я иду!"
постель, на молчащее радио и молчащий патефон, на люстру, где как ни в чем
не бывало поблескивали стеклянные висюльки, на ковер, расписанный пунцовыми
и фиолетовыми завитушками. Потом нарочно стукнул ногой о кровать, чтобы
поглядеть, будет ли больно. Оказалось -- больно.
был все еще теплый, сверчки стрекотали громче прежнего в сгущавшейся тьме.
Они дошли до угла, свернули и двинулись по направлению к Западному оврагу.
признаков жизни--ни света, ни движения. Кое-где позади мерцали слабо
освещенные квадраты окон -- в той стороне, откуда они шли, не все еще легли
спать. Но очень, очень многие дома уже стояли без огней и спали, а перед
некоторыми, тоже темными, на крылечках сидели их обитатели и вполголоса вели
вечернюю беседу. Кое-где на верандах поскрипывали качели.
руке руку Тома.--Ну постой, дай мне только добраться до этого мальчишки!
Душегуб опять вышел на охоту. Он убивает людей. Всем грозит опасность. Никто
не знает, где и когда он вдруг появится. Вот клянусь, пусть только Дуг
придет домой, я его так отколочу, век будет помнить.
баптистской церкви на углу Чепел-стрит и Глен Рок. В сотне шагов за церковью
начинался овраг. Том уже чуял его: оттуда тянуло канализационной трубой,
сгнившими листьями, душным и влажным запахом сплошных зеленых зарослей.
Овраг был широкий, извилистый, он перерезал город, и мама всегда говорила,
что это и днем-то непроходимые дебри, а уж ночью к нему лучше и близко не
подходить.
равно было жутко: в этот час, темная, без единого огонька, она казалась
холодной и бесполезной развалиной на краю оврага.
ужасе. Смерть -- это восковая кукла в ящике, он видел ее в шесть лет: тогда
умер его прадедушка и лежал в гробу, точно огромный упавший ястреб,
безмолвный и далекий,-- никогда больше он не скажет, что надо быть хорошим
мальчиком, никогда больше не будет спорить о политике. Смерть--это его
маленькая сестренка: однажды утром (ему было в то время семь лет) он
проснулся, заглянул в ее колыбельку, а она смотрит прямо на него застывшими,
слепыми синими глазами... а потом пришли люди и унесли ее в маленькой
плетеной корзинке. Смерть--это когда он месяц спустя стоял возле ее высокого
стульчика и вдруг понял, что она никогда больше не будет тут сидеть, не
будет смеяться или плакать и ему уже не будет досадно, что она родилась на
свет. Это и была смерть. И еще смерть--это Душегуб, который подкрадывается
невидимкой, и прячется за деревьями, и бродит по округе, и выжидает, и раз
или два в год приходит сюда, в этот город, на эти улицы, где вечерами всегда
темно, чтобы убить женщину; за последние три года он у бил трех. Это
смерть...
звездами на него разом нахлынуло все, что он испытал, видел и слышал за всю
свою жизнь, и он захлебывался и тонул.
тропинке -- по обе стороны густо росла сорная трава, и в ней громко,
неумолчно трещали сверчки. [Том послушно шел за матерью -- большой, храброй,
прекрасной, его защитницей от всего света. Так вдвоем они шли и шли -- и вот
остановились на самом краю цивилизации.
Шилова Юлия
Суворов Виктор
Орлов Алекс
Зыков Виталий
Сертаков Виталий
Лукин Евгений