большинство людей.
его проявление оказало на него сильнейшее воздействие. Гнев его отступил,
хотя в горле так и остался комок, делая голос сдавленным и приглушенным.
Все, что нам остается, - это жить в нем. Все мы в одной лодке, так или
иначе.
таинственный напев. Он удерживал за руку Кавинанта, пока в пении не
наступила пауза. Тогда в его голосе появилось нечто новое - агрессивный
тон, словно бы старик воспользовался неожиданной уязвимостью Кавинанта.
сердце сжало спазмом. Голубые глаза излучали какую-то необъяснимую для
него опасность. Его охватила тревога. Он хотел оторвать взгляд от
старческого лица, провести процедуру ВНК, чтобы убедиться, что все в
порядке, но не мог этого сделать: пустой взгляд удерживал его. Наконец он
сказал:
По принуждению воли старика он стоял над пропастью своего будущего и
смотрел вниз, на зазубренные, алчущие угрозы - вечные муки мыслились и
множились там. Он узнавал разные варианты смерти прокаженных. Но эта
панорама придавала ему силы. Это было подобно пробному камню дружеских
отношений в фантастической ситуации; и такое чувство снова опустило его на
знакомую почву. Он ощутил в себе достаточно сил чтобы отвернуться от
собственного страха и сказать:
ночлега? Я могу поделиться с тобой всем, что у меня есть.
произнес какой-то решающий пароль.
кто их жертвует.
мягкая просьба. Он колебался, размышляя над тем, какое отношение может
иметь к нему этот старик. Но надо было что-то ответить. Он взял кольцо и
снова надел его на левую руку. Потом сказал:
долго, сколько смогу.
пророчества или заповеди на плечи Кавинанта. Голос его звучал теперь
совсем слабо:
посох, будто изможденный пророк, уставший от предсказаний. Посох ударялся
о тротуар со странным звуком, как если бы дерево было тверже асфальта.
плащу и разметавшимся волосам до тех пор, пока старик не повернул за угол
и не скрылся из виду. Потом он встряхнулся и приступил к процедуре ВНК. Но
взгляд его задержался на обручальном кольце. Оно едва держалось на пальце,
словно вдруг стало очень велико ему.
что-то сделать, пока они не начали устраивать против меня на улицах
баррикады".
действий. Машинально он поднял взгляд вверх, к каменным головам, венчающим
колонны здания суда. В глазах у них было равнодушие, а на губах - судорога
отвращения, изогнувшая их в вечной угрозе, непреодолимой и навеки
незавершенной. И они подсказали ему идею. Молча послав им проклятие, он
снова пошел вдоль улицы. Он решил встретиться со своим юристом и
потребовать, чтобы эта женщина, занимавшаяся его контрактами и финансовыми
делами, нашла какое-то легальное средство против этой своеобразной черной
благотворительности, которая отсекала его от города.
оплачивать мои долги без моего на то согласия".
основных улиц городка, и Кавинанту надо было перейти на другую сторону
дороги. Вскоре он уже ждал зеленого света на перекрестке возле
единственного в городе светофора. Он чувствовал, что надо спешить,
действовать согласно тому, что он решил, прежде чем его отвращение к
юристам и всему общественному механизму в целом убедит его в том, что эта
решимость была глупостью. Он с трудом подавил в себе искушение перейти
дорогу на красный свет.
зеленый. Кавинант ступил на переход.
улочки, мигая красными огнями, вылетела полицейская машина. На повороте
из-за высокой скорости ее занесло в сторону, и она понеслась прямо на
Кавинанта.
отскочить, но мог только стоять неподвижно, остановленный и удерживаемый
на месте невидимой силой, и смотреть на морду несущегося на него
автомобиля. На мгновение он услышал безумный скрип тормозов. Потом упал.
еще не сбило машиной. Но ничего не мог с собой поделать: он слишком боялся
- боялся столкновения. После всех предосторожностей и самозащиты -
покончить вот так! Потом в окружающем его городском пейзаже на заднем
плане, за солнечным светом и сверкающими окнами магазина, возникла тяжелая
тьма, и он услышал визг покрышек тормозящего автомобиля. Свет и дорога
стали казаться не более чем рисунком на черном фоне, и теперь этот фон
вспучивался, заполняя все вокруг, добрался до него и, поглотив, потащил
его куда-то вниз. Тьма изливалась сквозь солнечный свет, словно лучи
ночного мрака.
некстати он снова услышал слова старика:
еще видел, были красные искры огней полицейской машины - красная молния,
горячая и смертоносная, пронзающая его лоб, как копье.
Кавинант висел в темноте. Пронизывающий пространство луч красного света
был единственным устойчивым ориентиром во всей вселенной, которая,
казалось, кипела вокруг него. Он чувствовал, что мог бы увидеть тяжелое
движение неба и земли, если б только знал, куда надо смотреть; но тьма и
горячий красный луч, бьющий в лоб, мешали повернуться, и ему пришлось
смириться с тем, что он не увидит бурливших вокруг него течений.
чувствовать в висках каждый тик своего пульса, словно его разум, а не
сердце, выковывал жизнь. Толчки были редкими - слишком редкими для полноты
восприятия, испытываемого им. Он не мог их понять, не мог понять, что с
ним происходит. Но каждый удар потрясал его, как если бы сама структура
его мозга опасно изменялась при этом.
надвое. Он двигался к свету - или свет приближался к нему. Два горящих
пятна оказались глазами.
хохот, полный триумфа и застарелой злобы. Раздавшийся затем голос был
похож на злорадный петушиный крик, предвещающий рассвет в аду, и при этом
звуке сердце Кавинанта затрепетало.
перешел в визгливый хохот.
Они не имели ни белков, ни зрачков - красные шары заполняли глазные
впадины, и свет бурлил в них, словно лава. Их жар был так близок, что
Кавинант чувствовал его своим лбом.
себя. Языки пламени, вырываясь из них, окружили Кавинанта зловещим
сиянием.
и удерживали свет, так что в пещере было светло от одного сверкания этих
глаз. Камень был гладким, но разбитым на сотни неправильных граней, словно
бы пещеру вырезали с помощью ножей. По всей окружности пещеры, словно
открытые рты, зияли ходы. Высоко над головой свод переходил в густой пучок
сталактитов, но пол оказался плоским и сглаженным, как будто по нему
пробежало множество ног. Сталактиты на вершине свода пещеры испускали
слабое свечение, как если бы были раскаленным камнем, так что гроздь их
переливалась красным светом.
болезненной сладковатой примесью - горящая сера над испарениями гниющей
плоти. Кавинант зажал лицо руками, чтобы не ощущать этой вони и не видеть