незнакомое раньше чувство страха перед грозящей неведомой опасностью.
Несколько минут она стояла неподвижно, глядя вокруг и издавая низкое
протяжное рычание, почти стон. Затем, все еще не веря, снова подошла к
Энду, чтобы в последний раз попытаться его разбудить.
людьми никаких недоразумений. Жили они далеко друг от друга: люди - в
чащах и в низинах по берегам рек, лошади - на открытых пастбищах, где
росли каштаны и сосны. Случалось, лошадь, отбившись от табуна, попадала в
трясину, и скоро кремневые ножи уже кромсали ее тушу, случалось, люди
находили растерзанного львом жеребенка и, отогнав шакалов, пировали, пока
солнце стояло высоко. Эти древние лошади были серовато-коричневой масти, с
тяжелыми бабками, большой головой и жесткими хвостами. Каждую весну, когда
равнины покрывались сочной травой, они приходили сюда с юго-востока, вслед
за ласточками и перед бегемотами. Приходили небольшими табунами: жеребец,
две-три кобылы и один или два сосунка; и у каждого табуна было свое
пастбище, которое он покидал, когда начинали желтеть каштаны и с гор
Уилдна спускались волки.
самое жаркое время дня. Они избегали зарослей боярышника и бука,
предпочитая отдельные группы деревьев, где можно было не опасаться засады
и приблизиться к ним незаметно было очень трудно. Они не вступали в бой с
врагом - копыта и зубы пускались в ход только в схватке между
соперниками-жеребцами, - но на открытых равнинах их не мог догнать никто,
кроме, пожалуй, слона, если бы ему вздумалось за ними погнаться. А человек
в те дни казался совершенно безобидной тварью. Ничто не предсказало
предкам нашей лошади, какое тяжкое рабство предстоит ее потомкам, им не
являлись пророческие видения хлыста, шпор и вожжей, тяжелых грузов и
скользких мостовых, вечного голода и живодерен - всего того, что ожидало
их вместо широкого раздолья лугов и полной свободы.
видеть лошадей близко, но теперь они каждый день встречали их, когда
выходили на охоту из своего убежища на уступе. Они вернулись на уступ
после того, как Уг-Ломи убил Энду: медведицы они не боялись. Медведица
сама боялась их и, когда чуяла поблизости, сворачивала в сторону. Они
повсюду ходили вместе; с тех пор как они ушли от племени, Эвдена стала не
столько его женщиной, сколько его подругой; она даже научилась охотиться -
в той мере, конечно, в какой это доступно женщине. Да, она была
несравненной женщиной. Уг-Ломи мог часами лежать, подстерегая зверя или
обдумывая какую-нибудь новую уловку, а она сидела рядом, устремив на него
блестящие глаза и не надоедая ему глупыми советами, - безмолвно, как
мужчина. Необыкновенная женщина!
а за ним тянулась холмистая равнина, где паслись лошади. Здесь, на опушке
леса, в папоротнике было много кроличьих нор. И Эвдена с Уг-Ломи часто
лежали под перистыми листьями, держа наготове метательные камни и
дожидаясь заката, когда зверьки покидают норы, чтобы щипать траву и играть
в лучах заходящего солнца. Но если Эвдена, вся внимание, молча смотрела на
облюбованную нору, Уг-Ломи то и дело переводил взгляд на удивительных
животных, пасшихся на зеленой равнине.
ловкостью. Вечером, на закате, когда дневная жара спадала, они, повеселев,
с громким ржанием, потрясая гривами, принимались гоняться друг за другом и
порой проносились так близко, что топот копыт звучал, словно частые
раскаты грома. Это было прекрасно, и Уг-Ломи хотелось самому поскакать
вместе с ними. Иногда какая-нибудь из лошадей начинала кататься по земле,
брыкаясь всеми четырьмя ногами, что выглядело, конечно, куда менее
привлекательно, скорее даже страшно.
какие-то смутные видения и в результате два кролика избежали неминуемой
смерти. А во сне, когда видения становились ярче, а дух смелее - так
бывало и в те времена, - он подходил к лошадям и сражался с ними, камень
против копыта; но потом лошади превращались в людей, вернее, в людей с
лошадиными головами, и Уг-Ломи просыпался весь в холодном поту от страха.
кобыл предостерегающе заржала, и все они увидели Уг-Ломи, который
приближался к ним с подветренной стороны. Перестав жевать, они смотрели на
него. Уг-Ломи двигался не прямо к ним, а с безразличным видом наискось
пересекал луговину, глядя на что угодно, только не на лошадей. В его
спутанных волосах торчали три листа папоротника, придавая ему весьма
странный вид; шел он очень медленно.
умом, но не умудренный жизненным опытом.
- передние ноги есть, а задних нет.
Кобыла, - которые живут по берегам рек. На равнинах их водится сколько
угодно.
Старшую Кобылу поразило отсутствие смысла в его действиях.
принялась щипать траву. Вожак Табуна и Вторая Кобыла последовали ее
примеру.
отрываясь смотрел на лошадей.
спасаться бегством, ни нападать на него. Он стал раздумывать, как ему быть
дальше. Особого желания убивать он не испытывал, но топор его лежал рядом,
и в нем заговорила охотничья страсть. Как убить одно из этих животных,
этих великолепных животных?
папоротников, увидела, что он встал на четвереньки и снова двинулся
вперед. Но лошадям он больше нравился двуногим, чем четвероногим, и Вожак
Табуна, вскинув голову, отдал приказ перейти на другое место. Уг-Ломи уже
думал, что ему их больше не увидеть, но лошади, ринувшись галопом вперед,
описали широкую дугу и остановились, втягивая ноздрями воздух. Потом, так
как Уг-Ломи оказался скрытым от них небольшим холмиком, они построились
гуськом - Вожак Табуна впереди - и, все суживая и суживая круги, стали к
нему приближаться.
что способны лошади. И, насколько можно судить, он испугался. Его опыт
говорил ему, что если бы он подкрался таким образом к оленю или буйволу,
они напали бы на него. Как бы то ни было, Эвдена увидела, что он вскочил
на ноги и, держа в руке листья папоротника, медленно пошел к ней.
от всего этою большое удовольствие, и сделал как раз то, что и собирался
сделать. Так окончилась эта встреча. Но до самого вечера Уг-Ломи о чем-то
раздумывал.
гривой, вместо того чтобы заниматься своим прямым делом - щипать траву или
охотиться, опять, крадучись, бродило вокруг лошадей. Старшая Кобыла
считала, что он не заслуживает ничего, кроме молчаливого презрения.
Пусть учится.
что у него нет никаких определенных намерений. На самом же деле намерения
Уг-Ломи, первого из людей, почувствовавшего то странное обаяние, какое
имеет для нас лошадь и по сей день, были весьма определенны. Лошади
казались ему пределом совершенства. Боюсь, что в нем таились задатки сноба
и ему хотелось быть поближе к этим прекрасным созданиям. Кроме того, в нем
бродило смутное желание убить одно из них. Если бы только они подпустили
его к себе! Но они, как он заметил, установили границу в пятьдесят шагов.
Если он подходил ближе, они с достоинством удалялись. Пожалуй, мысль о
том, чтобы вскочить одной из них на спину, подсказало ему воспоминание о
том, как он ослепил Энду.
вместе подкрадывались к лошадям, насколько те позволяли, но этим дело и
ограничивалось. И вот в один знаменательный день Уг-Ломи пришла в голову
новая мысль. Лошадь смотрит вниз или прямо перед собой, но никогда не
смотрит вверх. Ни одно животное не станет смотреть вверх, для этого у него
слишком много здравого смысла. Только это нелепое создание - человек
тратит время попусту, глазея на небо. Уг-Ломи не делал никаких философских
умозаключений, он просто заметил, что это так. Поэтому он провел
утомительный день, сидя на буке, одиноко стоявшем на лугу, а Эвдена
подкрадывалась к лошадям со стороны леса. Обычно лошади после полудня
прятались от солнца в тень, но небо было покрыто тучами, и, несмотря на
все старания Эвдены, лошади к дереву не подошли.
гнетущая жара, тучи мух носились в воздухе. Лошади перестали пастись еще
до полудня и, укрывшись в тень бука, на котором сидел Уг-Ломи, стояли
парами, положив головы друг другу на круп и отгоняя хвостами мух.
Внезапно раздался шелест, затем треск, и на спину ему с глухим стуком
Лукин Евгений
Мичурин Артем
Каменистый Артем
Корнев Павел
Мороз Александра
Прозоров Александр