был на полу около стула. Я наклонился, взял одну наугад и
положил ее в рот.
начал жевать один из кусочков. Я почувствовал сильную
вяжущую горечь: через момент весь рот у меня онемел. Горечь
усиливалась по мере того, как я продолжал жевать, борясь с
невероятным потоком слюны. Мои десны и внутренняя
поверхность рта чувствовали, как будто я ем соленое сухое
мясо или рыбу, которая, казалось, вынуждает жевать еще
больше. Спустя немного времени, я разжевал вторую половину,
и мой рот так онемел, что я перестал чувствовать горечь.
Таблетка пейота была куском волокон, подобно волокнистой
части апельсина, или вроде сахарного тростника, и я не знал,
проглотить ли эти волокна или выплюнуть их.
выйти на веранду. Мы вышли и сели в темноте. Снаружи было
очень удобно, и хозяин принес бутылку текильи /какой-то
спиртовой напиток - В.М./. Мужчины сидели в ряд, спиной к
спине. Я был крайним справа. Дон Хуан, который был рядом со
мной, поместил кофейник с таблетками пейота у меня между
ног. Затем он дал мне бутылку, которая передавадась по
кругу, и сказал, чтобы я отхлебнул немного текильи, чтобы
смыть горечь.
напитка. Он сказал, чтобы я не глотал его, но только
пополоскал во рту, чтобы оставить слюну. Со слюной это
помогло мало, но горечь действительно уменьшилась.
была сухая фига - я не мог разглядеть в темноте и не мог
разобрать вкус, - и велел разжевать ее основательно и
медленно, не торопясь. Я имел затруднения в глотании.
Казалось, что проглоченное не пойдет вниз.
Хуан дал мне кусок волокнистого сухого мяса. Я сказал, что
не хочу есть.
уже шесть таблеток пейота, когда разговор стал очень
оживленным, хотя я не мог понять, на каком языке говорят,
тема разговора, в котором все участвовали, была очень
интересной, и я старался слушать внимательно, чтобы самому
принять участие. Но когда я попытался говорить, то понял,
что не могу. Слова бесцельно крутились у меня во рту.
говорилось. Они разговаривали по-итальянски и вновь и вновь
повторяли одну и ту же фразу о глупости акул. Я думал, что
это была логически стройная тема. Я уже раньше говорил дону
Хуану, что река Колорадо в Аризоне ранними испанцами была
названа "эль рио де лас тисонес" /река затопленного леса/,
но кто-то прочитал или произнес неправильно "тисонес", и
река была названа "эль рио де лас тибуронес" /река акул/. Я
был уверен, что все обсуждали эту историю, и мне не
приходило в голову подумать, что никто из них не говорит
по-итальянски.
Я попросил кого-то дать мне воды. Я испытывал невыносимую
жажду.
землю у стены. Он также принес маленькую чашку или банку. Он
зачерпнул ею из соусницы и вручил мне, сказав, что я не могу
пить, но должен лишь прополоскать во рту, чтобы освежить
его.
тонкая слюда. Я хотел спросить дона Хуана об этом, и
старательно пытался выразить свои мысли на английском, когда
вспомнил, что он не говорит по-английски.
что в голове совершенно ясные мысли, но говорить я не могу.
Я хотел высказаться о странном качестве воды, но то, что
последовало, совершенно не было речью. Я ощущал, что мои
невысказанные мысли выходили у меня изо рта в жидком виде.
Было ощущение рвоты без усилий и без сокращения диафрагмы.
Это был приятный поток жидких слов.
времени все звуки исчезли, и я обнаружил, что мне трудно
фокусировать свои глаза. Я взглянул на дона Хуана и, когда
повернул голову, то увидел, что мое поле зрения уменьшилось
до круглого участка прямо перед моими глазами. Чувство не
было пугающим и не было неприятным, наоборот - это была
новость. Я мог буквально сканировать землю, остановив свой
взгляд на любой точке и поворачивая затем голову, в любом
направлении. Когда я впервые вышел на веранду, то заметил,
что было совсем темно, за исключением далекого зарева огней
города. И, однако, в круге моего зрения все было ясно видно.
Я забыл о доне Хуане и о других людях и полностью отдался
обследованию земли лучом моего зрения. Я увидел соединение
поля веранды со стеной. Я медленно повернул голову правее,
следуя за стеной, и увидел дона Хуана, сидевшего около нее.
Я сместил голову влево, чтобы посмотреть на воду. Я увидел
дно соусницы; я медленно приподнял голову и увидел среднего
размера собаку, черную, приближавшуюся к воде. Собака начала
пить. Я поднял руку, чтобы прогнать ее от моей воды. Чтобы
выполнить это движение, я сфокусировал взгляд на собаке и
внезапно увидел, что собака стала прозрачной. Вода была
сияющей прозрачной жидкостью. Я видел, как она идет по горлу
собаки в ее тело; я видел, как затем вода равномерно
растекается по всему ее телу и затем изливается через каждый
из волосков. Я видел, как светящаяся жидкость движется по
каждому из волосков и затем выходит из волосков, образуя
длинный шелковистый ореол.
секунд вокруг меня сформировался очень низкий и узкий
туннель, твердый и странно холодный. На ощупь, он был как бы
из листовой жести. Я оказался сидящем на полу туннеля. Я
попытался встать, но ушиб голову об железный потолок, а
туннель сжался до того, что я стал задыхаться. Я помню, как
пополз к круглому отверстию, где туннель кончался; когда я
до него добрался (если добрался), я уже совсем забыл о
собаке, о доне Хуане и о себе самом, я был измучен, моя
одежда была мокрой от холодной липкой жидкости... Я метался
взад и вперед, пытаясь найти положение, в котором можно
отдохнуть, в котором у меня перестанет так быстро биться
сердце. При одном из этих передвижений я вновь увидел
собаку.
у меня прояснилось. Я оглянулся, чтобы увидеть дона Хуана,
но не мог различить никого и ничего. Все, что я мог видеть,
так это собаку, которая становилась светящейся. Сильный свет
исходил из ее тела. Я опять увидел, как вода текла по нему,
освещая все, как костер. Я добрался до воды, опустил лицо в
соусницу и пил вместе с собакой. Мои руки упирались в землю
передо мной, и когда я пил, я видел, как жидкость течет по
венам, испуская красные, желтые и зеленые оттенки. Я пил еще
и еще. Я пил, пока весь не начал полыхать. Я пил, пока
жидкость не начала изливаться из моего тела через каждую
пору и не стала выливаться наружу, подобно шелковым
волокнам, и я также обрел длинный, светящийся переливающийся
ореол. Я посмотрел на собаку, и ее ореол был таким же, как и
мой. Большая радость наполнила мое тело, и мы вместе
побежали в направлении какого-то желтого тепла, исходившего
из какого-то неопределенного места. И там мы стали играть.
Мы играли с псом и боролись, пока я не стал знать все его
желания, а он все мои. Мы по очереди управляли друг другом,
как в театре марионеток. Я мог заставить его двигать ногами
тем, что покручивал своей ступней, а каждый раз, когда он
кивал головой, я чувствовал неодолимое желание прыгать. Но
его коронным номером было заставлять меня чесать голову себе
ногой, когда я сидел, он добивался этого, хлопая ушами сбоку
набок. Это действие было для меня совершенно невыносимо
забавным. Такой штрих грации и иронии, такое мастерство, -
думал я. Веселость, которая мной овладела, была неописуемой.
Я смеялся до тех пор, пока становилось совсем невозможно
дышать.
Я глядел через толщу воды. Это было длительное и очень
болезненное состояние, будто уже проснулся, но не можешь
никак пробудиться. Мое поле зрения стало снова очень круглым
и широким, и вместе с тем пришло первое обычное сознательное
действие, состоящее в том, что я оглянулся и взглянул на это
чудесное существо. Я тут я столкнулся с очень трудным