вокруг нее. Потом до меня отчетливо донесся хруст, который - я знал -
слышал неоднократно в этом саду. Человеческая спина - не более, чем щепка
в объятиях могучих веток.
ко мне, и на сей раз я знал точно, что он спустит курок без колебаний.
повернуться ко мне, как из-за моей спины донесся смех, холодный и
изумленный. Я увидел, как страх и ненависть проскользнули по лицу Эрту, и
как он отвел от меня свой пистолет, и направил его вверх, на кого-то,
стоящего за мной. Но прежде, чем он успел нажать на курок, нечто вроде
луча белого света ударило из-за моего плеча в его грудь выше сердца.
ненавидящим взглядом.
улыбающаяся Медея, изящная и прекрасная, в туго обтягивающем ее алом
платье. В руке она держала маленькую черную трубку, все еще поднятую. Ее
пурпурные глаза встретились с моими.
девушки и унесли его. Деревья зашевелились, зашептали и вновь замолкли.
мне, и странная ее красота будила старые забытые воспоминания в моей
крови. Ни один человек, который знал когда-то Медею, не мог полностью
забыть ее. Пока жил.
заставлявшее даже Ганелона относиться к ней с сомнением и осторожностью.
Ганелона? Значит, я еще не стал Ганелоном? Стоя перед лесными жителями, я
был самим собой, но сейчас опять почувствовал неуверенность.
улыбалась мне, все, что сделало меня на короткое время Ганелоном, спало с
моего мозга и тела, как разорванный плащ. Эдвард Бонд стоял перед ней в
чужой одежде, глядя на сад, с ужасом и отвращением вспоминая все, что
здесь произошло.
что со мной происходит. Знание того, что было куда более ужасным, чем то,
что я сейчас сделал, находясь во власти сильной и злой воли Ганелона,
всплыло во мне.
вновь был на Земле, на своем старом месте, но его память все еще
находилась в моем мозгу, так что у него и у меня была одна душа. А
Ганелона не было вовсе, за исключением редких моментов, когда
воспоминания, которые принадлежали мне - мне? - по праву, вытесняли
Эдварда Бонда.
фальшивая память - наследство Эдварда Бонда - была сильнее, чем память
Ганелона. Я был Эдвардом Бондом - стал им сейчас!
вопрос.
во мне, делает выражение моего лица смущенным.
вернется к нам. Когда ты увидишь знакомую тебе обстановку, знакомую жизнь
в Темном Мире, жизнь Совета, двери твоего рассудка опять раскроются. Я
думаю, ты вспомнишь еще немного ночью, на Шабаше.
Шабаша, - продолжила она. - А это очень долго. Потому что в Кэр Ллуре есть
тот, кто уже зашевелился и жаждет своей жертвы.
упоминании этого загадочного названия.
Что-то слишком чужое, чтобы ступать по той же земле, по которой ступает
человеческая нога, что-то такое, чего вообще не должно было существовать,
пока люди живы. Ступая по той же земле, живя вместе с ними, это что-то
отрицало людей! И все же, несмотря на мое отвращение, Ллур был мне ужасно
близок!
минуту я понял, что надо быть осторожным. Я не мог доверять никому, даже
самому себе - и я понимал, что не должен был этого показывать. Пока я не
уяснил, чего они хотят, чем угрожают, я должен был держать про запас это
единственное оружие, которое было в моем распоряжении.
туманном прошлом Ганелона между ним и Ллуром существовала страшная связь.
Я знал, что они пытаются толкнуть меня на полное соединение с Ллуром - и я
знал, что даже Ганелон боялся этого. Я должен притворяться еще более
невежественным, чем я есть, пока все это не прояснится в моей памяти.
и белую мякоть, как будто они были руками Ганелона, а не моими. Но губы,
ответившие на яростный поцелуй, были губами Эдварда Бонда.
никакой. Но прикосновение алых губ вызвало перемену в Эдварде Бонде.
Какое-то странное, слишком странное чувство зашевелилось в нем - во мне. Я
держал в объятиях ее прекрасное и податливое тело, но что-то чужое и
неизвестное поднималось во мне при этом прикосновении. Было ощущение, что
она сдерживала себя, сдерживала от... от демона, демона, который владел ею
- демона, который старался вырваться!
вырвалась. Крохотные капли пота появились на ее лбу.
что я такое!
ожидании я, не останавливаясь, ходил взад и вперед по комнате. Ноги
Ганелона мерили шагами комнату Ганелона, но человек, который ходил по
комнате, был Эдвард Бонд. С удивлением я подумал о том, как воспоминания
другого человека, наложенные на мозг Ганелона, переменили его.
кто я на самом деле? Теперь я ненавидел Ганелона и не доверял ему. Я
должен был знать больше, чем думали о моих знаниях те, кто окружал меня,
иначе - я понимал - что и Ганелон, и Бонд могут погибнуть. Медея ничего не
скажет мне; Эдейри тоже ничего мне не скажет. Матолч может сказать мне
много, но он солжет.
Шабашем Ллура, из-за этой ужасной связи между ним и мной. Будут принесены
жертвы...
перед... перед золотым окном?
событий, слишком быстро промелькнувшие в моем мозгу, чтобы я успел
разобраться в них. Я почувствовал страх, отвращение и странную безнадежную
тягу.
будет признанием того, что я знаю больше о том, что угрожает Ганелону, чем
это должен знать Эдвард Бонд. И единственным моим оружием против них было
слабое знание, которое я припомнил, и которое я держал в тайне. Я должен
идти. Даже если меня ждет алтарь, я должен идти...
охотились за ними. Плен означал рабство - я хорошо помнил ужас во взгляде
этих живых мертвецов, которые были слугами Медеи. Как Эдвард Бонд, я жалел
их, думая, нельзя ли что-нибудь сделать, чтобы спасти их от Совета.
Настоящий Эдвард Бонд жил с ними в лесах полтора года, организовывая
Сопротивление, борясь с Советом. Я знал, что сейчас, на Земле, он
беснуется в ярости, мучимый безнадежной мыслью, что он оставил работу
недоделанной, и что его друзья брошены на произвол черной магии.
крайней мере, я буду в безопасности, пока моя память полностью ко мне не
вернется. Но когда она вернется, тогда Ганелон будет в ярости, очутившись
лицом к лицу со своими врагами, в самой их гуще, вне себя от собственного