Ни одна женщина не могла составить достойной конкуренции мужчинам-магам.
Волшебство - удел мужчин, их тайное искусство. Подлинную магию могли
творить только мужчины. История не знала ни одной женщины-мага. Женщины,
называющие себя чародейками или волшебницами, на самом деле самоучки,
обладающие Силой, не подкрепленной знаниями, за ними не было многовекового
опыта великих магов, и от этого они вдвойне опасны и непредсказуемы.
десятком-другим слов Древнего Наречия, как величайшее сокровище
передаваемых из поколения в поколение или купленных за высокую плату у
мужчин-колдунов; годившимися на все случаи жизни заклинания Обретения и
Исправления; множеством бессмысленных ритуалов, сопровождавшихся невнятным
бормотанием, призванных пустить пыль в глаза заказчику. Они были хорошими
акушерками и костоправами, прекрасно разбирались во всевозможных хворях и
недугах людей и животных, знали множество целебных трав и вместе с тем
свято верили во всякие бредовые суеверия - в основе всего, как правило,
лежали природные способности к целительству и наложению заклятий. Подобная
адская смесь заклятий могла служить как добру, так и злу. Некоторые ведьмы
были жестокими, обозленными на мир женщинами, готовыми по поводу и без
повода причинять людям вред и не видящими причин, по которым им не следует
этого делать. Остальные (и их большинство) были акушерками и
целительницами, которые между делом готовили приворотные зелья и
накладывали заклинания плодородия на женщин и мужской силы на их мужей,
относясь к своим побочным занятиям с изрядной долей цинизма. И лишь
считанные единицы, необразованные, но мудрые, использовали свой дар во имя
добра, хотя, как и все начинающие чародеи, не понимали, почему в каждом
конкретном случае они поступают именно так, а не иначе, и несли нечто
невразумительное о Равновесии и Пути Силы, дабы оправдать свои действия
или бездействие.
когда последняя была служанкой и ученицей Огиона. - Повелитель Огион -
великий маг. Обучая тебя, он оказывает тебе великую честь. Но следи за
тем, девочка, чтобы то, чему он учит, было, в конечном счете, тебе по
сердцу.
зерно истины, это все же не вся правда. Что-то она, без сомнения,
упустила. Тенар и сейчас так считала.
своего сердца, но черного, неистового, непредсказуемого сердца, подобного
дикому вепрю, что бродит ему одному известными тропами. И еще она
подумала, что Мосс привязалась к девочке не столько по доброте душевной,
сколько из-за ее увечья, вреда, которые ей причинили насилие и огонь.
научилась у тетушки Мосс чему-то большему, чем искусство плести кошачьи
колыбельки [колыбель для кошки (англ. cat's cradle) - детская игра, во
время которой веревка, накинутая на обе ладони, образует при движении рук
и шевелении пальцами самые разнообразные узоры] одной рукой или находить
гнезда жаворонков и россыпи голубики. Правая рука Ферру была так обожжена,
что после исцеления ран превратилась в культю, напоминавшую из-за
уцелевшего большого пальца клешню краба. Ее можно было использовать разве
что в качестве пинцета или зажима. Но тетушка Мосс знала забавное
заклинание, позволявшее плести кошачьи колыбельки одной рукой. Рифмы
словно сплетались в узор:
в квадрат... Ферру никогда не пела вслух, но Тенар не раз слышала, как
девочка шепчет себе под нос эту присказку, сидя на пороге дома мага и
творя всевозможные узоры.
сострадания и жалости к калеке, связывают ее и ребенка? Если бы она не
взяла девочку, это сделала бы Ларк. Но Тенар удочерила Ферру, даже не
спрашивая себя: почему, зачем ей это? Может, она последовала зову своего
сердца? Огион не задал ни единого вопроса о девочке, но сказал: "Эту
девочку... будут бояться". Тенар добавила: "Ее уже боятся", и она не
солгала. Быть может, она сама боялась Ферру, как всегда боялась
жестокости, насилия и огня. Не был ли страх той самой нитью, что
привязывала ее к девочке?
деревом и глядевшая на едва заметное углубление в твердой, иссушенной
солнцем земле, куда она посадила косточку от персика. - Кто такие драконы?
длинные, как парусник, и большие, как дом. Они крылатые, словно птицы, и
выдыхают огонь.
Персику, который ты посадила, нужна вода, чтобы расти. Поливай его раз в
день, пока не наступит пора дождей.
и ступней не коснулось пламя костра. Тенар нравилось смотреть, как
смуглые, изящные, припорошенные пылью ножки девочки топают по земле, когда
она ходит или бегает. Ферру вернулась с лейкой Огиона в руках и, слегка
пошатываясь под ее тяжестью, окропила посаженную косточку тонкой струйкой
воды.
рассказывала тебе, что люди в незапамятные времена переселились сюда, на
восток, а драконы остались на далеких западных островах.
упомянула "западные острова", махнув рукой в сторону моря, повернулась к
чистому от облаков горизонту, пламеневшему из-за стеблей бобов и козьего
загона.
профиль, гордо вскинув рогатую голову; вероятно, она вообразила себя
архаром.
грядкам подбежала сама Хифер и тоже стала кричать козе "Хес-с-с!", но та
не обратила на нее никакого внимания и продолжала задумчиво смотреть вниз
на аппетитные бобы.
вдоль грядок к краю утеса и пошла вдоль него. Дом Огиона стоял особняком
от деревни на испещренном скальными выходами крутом травянистом склоне,
где паслись козы, и от него до Обрыва было рукой подать. По мере
продвижения на север наклон все увеличивался, пока склон не становился
абсолютно отвесным. Сквозь плодородную почву то тут, то там пробивалось
гранитное основание, а примерно в миле к северу от деревни Обрыв сужался
до узкого выступа из красноватого песчаника, нависавшего над морем, чьи
волны бились о его подножье на дне двухтысячефутовой пропасти.
раскачиваемых ветром голубых маргариток, что подобно крепко пришитым
пуговицам вцепились в грубый, крошащийся гранит. К северу и востоку от
утеса возвышалась над узкой полоской заболоченных земель темная громада
Горы Гонт, поросшая густым лесом почти до самой вершины. Утес настолько
возвышался над бухтой, что с него были видны скалистые берега и обширные
низины близ Эссари. За ними, насколько мог видеть глаз, на юге и западе не
было ничего, кроме неба над бескрайними просторами моря.
Альби. Огион, напротив, любил бродить по лесам, но ее детство и юность
прошли в пустыне, где на сотни миль вокруг не было ни единого деревца,
кроме чахлых груш и яблонь в саду, которые приходилось поливать вручную
каждое бесконечно долгое лето, где само по себе ничто не растет, где тебя
окружают лишь горы, бесплодные равнины и небо - поэтому Тенар предпочитала
скалистый выступ обступавшим человека со всех сторон лесам. Ей не
нравилось, когда что-то нависало над ее головой.
знакомыми. Тенар села на валун в нескольких футах от края обрыва и, как
обычно, стала всматриваться в морские дали. Солнце палило немилосердно, но
свежий ветерок овевал прохладой ее руки и лицо. Тенар откинулась назад,
опершись на ладони, и выбросила из головы абсолютно все мысли, наслаждаясь
солнцем, ветром, небом и морем. Но тут левая рука Тенар напомнила ей о
своем существовании, и она оглянулась, дабы посмотреть, что это впилось в
ее ладонь. То был проросший в трещине песчаника стебелек чертополоха,
робко тянувший свои бесцветные листочки к свету. Крепко вцепившись корнями
в скалу, он мужественно боролся с ветром, упруго клонясь под его порывами.
Тенар долго не могла оторвать от него глаз.
голубоватой дымке, где море переходит в небо, синюю полоску острова:
Оранэа, восточный форпост Внутренних Островов.
чем-то своем, когда ее внимание привлекла летящая над морем с запада на
восток птица. Для чайки она летела слишком неторопливо, а для пеликана -
слишком высоко. Скорее всего это был дикий гусь, а, может, неутомимый
скиталец альбатрос, гигантская птица Открытого Моря, залетел в пролив
Суворов Виктор
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Херберт Фрэнк
Орлов Алекс
Курылев Олег