специально, чтобы носить в кармане, и - как большинство книг - была в
зеленом переплете с вытесненным на нем Кругом Жизни. Она была напечатана
очень плотно, мелким шрифтом и с узкими полями, потому что бумага -
материал, для изготовления которого нужно очень много холумовых деревьев и
очень много труда людей, как всегда говорил раздатчик письменных
принадлежностей, когда испортишь лист и подойдешь за новым. Палат протянул
раскрытую книгу Шевеку. Весь разворот был занят столбиком цифр. Вот они,
здесь, как он себе и представлял. Ему в руки дали договор о вечной
справедливости. "Логарифмические Таблицы, Основания от 10 до 12" - гласило
название на переплете, над Кругом Жизни.
сюда не только из-за красоты. Инженер, сидя рядом с ним на жестком диване
в холодной, плохо освещенной комнате отдыха барака, стал объяснять ему
логарифмы. На другом конце комнаты два старика играли в "Чей верх" и
кудахтали от смеха. Очень юная парочка вошла, спросила, есть ли свободная
отдельная комната на сегодняшнюю ночь, и отправилась в нее. Дождь яростно
забарабанил по металлической крыше одноэтажного барака и быстро перестал.
Дожди всегда кончались быстро. Палат достал свою логарифмическую линейку и
показал Шевеку, как с ней обращаться; за это Шевек показал ему Квадрат и
принцип его построения. Было уже очень поздно, когда они спохватились, что
уже поздно. В изумительно благоухающей после дождя, мутной тьме они
добежали до детского общежития, где ночной дежурный слегка пожурил их. Они
торопливо поцеловались, трясясь от смеха, и Шевек бегом бросился в большую
общую спальню, к окну, из которого ему было видно, как отец возвращается
обратно по единственной улице Широких Равнин, в мокрой, наэлектризованной
темноте.
снилось, что он идет по дороге в какой-то пустыне. Далеко впереди дорогу
пересекала какая-то линия. Когда он подошел к ней, он увидел, что это -
стена. Она пересекала всю эту пустыню от одного края горизонта до другого.
Она была непрозрачная, темная и очень высокая. Дорога подошла к ней
вплотную и кончилась.
вспыхнул мучительный, злой страх. Ему обязательно нужно было идти дальше,
а то он никогда не сможет вернуться домой. Но перед ним была стена. Пути
не было.
услышал свой крик, каркающий, без слов. Испуганный звуком своего голоса,
он съежился и пригнулся и вдруг услышал другой голос, сказавший: "Смотри".
Это был голос его отца. Ему казалось, что его мать, Рулаг, тоже здесь,
хотя он не видел ее (он не помнил ее лица). Ему казалось, что и она, и
Палат - оба стоят на четвереньках в темноте под стеной, и что они крупнее,
чем люди, и какой-то другой формы. Они показывали ему на что-то, лежавшее
там, на земле, на кислой почве, на которой ничего не росло. Там лежал
камень. Он был темный, как стена, но на нем - или внутри него - было
число, сначала ему показалось, что 5, потом он принял его за 1, потом
понял, что это такое - это было первичное число, которое есть одновременно
и единица и множество. "Это краеугольный камень", - сказал чей-то знакомый
и милый ему голос, и Шевека насквозь пронзила радость. В этой тени не было
стены, и он понял, что вернулся, что он дома.
пронзительная радость, он не забыл; он никогда не испытывал ничего
подобного ей; таким надежным было обещание неизменности и постоянства,
которые она сулила, - словно увиденный на миг свет, который ровно светит
все время, - что он ни разу не подумал об этой радости, как о нереальной,
хотя испытал ее во сне. Вот только, как бы надежно она ни присутствовала
там, он ни разу не смог вновь обрести ее, ни тем, что страстно ждал ее, ни
усилием воли. Он мог только вспоминать ее, просыпаясь. Когда ему опять
снилась стена - а это иногда случалось - сны были мрачные и ничем
определенным не кончались.
которую читали все они, все кто решил заниматься историей. В книге было
много непонятных мест, а в Широких Равнинах никто не разбирался в истории
настолько, чтобы суметь объяснить их; но к тому времени, как они дошли до
периода, проведенного Одо в Форту Дрио, понятие "тюрьма" стало ясно само
собой. А когда разъездной учитель истории проезжал через их городок, он
подробно объяснил им это - неохотно, как всякий порядочный взрослый,
вынужденный объяснять детям нечто непристойное. Да, - сказал он, - тюрьма
- это такое место, куда Государство помещает людей, которые не подчиняются
его Законам. Но почему же они просто не уходят из этого места? - Не могут,
двери заперты. - Как это "заперты"? - Глупый, как в грузовике на ходу,
чтобы ты не выпал! - А что же они делают все время в комнате? - Ничего.
Там нечего делать. Вы же видели картины, изображающие Одо в тюремной
камере в Дрио, верно? Образ вызывающего терпения, склоненная седая голова,
стиснутые руки, неподвижность в наползающих тенях. Иногда заключенных
приговаривают к работе. - Приговаривают? - Ну, это значит, что судья -
человек, которому Законом дана власть - приказывает им выполнять какую-то
физическую работу. - Приказывает им? А если им не хочется делать эту
работу? - Ну, их заставляют выполнять ее; если они не работают, их бьют. -
Дрожь пронизала слушавших детей, одиннадцатилетних, двенадцатилетних; ведь
ни одного из них никто ни разу в жизни не ударил, и никто из них ни разу в
жизни не видел, чтобы кто-нибудь кого-нибудь ударил, кроме случаев, когда
это было вызвано непосредственно чисто личной злостью.
Он говорил с резкостью человека, который вынужден сказать гадость и смущен
этим.
свело Тирина, Шевека и трех других мальчишек. Девочек они в свою компанию
больше не допускали, хотя не сумели бы объяснить, почему. Тирин нашел
идеальную тюрьму под западным крылом учебного центра. Это было
пространство, которого как раз хватало, чтобы в нем мог лежать или сидеть
один человек; оно было образовано тремя бетонными стенами фундамента и
нижней стороной пола над фундаментом; стены фундамента были частью
бетонной формы, пол составлял с ними единое целое, и тяжелая плита из
пенокамня полностью отрезала бы его от внешнего мира. Но дверь надо было
запереть. После некоторых попыток они обнаружили, что две подпорки,
вставленные между противоположной стеной и плитой, запирают дверь с
устрашающей бесповоротностью. Никто не сумел бы открыть эту дверь изнутри.
авторитетно, потому что его воображение позволяло ему ощутить, что он
находится внутри воображаемого. Если он располагал какими-то фактами, он
использовал их, но уверенность ему придавали не факты. - В Дрио, в Форту,
заключенных оставляли в темноте. Годами.
плотно, как вакуумное сцепление. В ней нужно сделать дырку.
станет сидеть в этом ящике столько, чтобы воздух кончился!
такой дыре? Зачем?
понимал, что некоторым людям воображения недостаточно, они должны войти в
камеру, должны попытаться открыть дверь, которая не открывается.
серьезный, высокомерный двенадцатилетний мальчик.
Кадагва. Шевек притащил из мастерской дрель, и они провертели в "двери" на
уровне носа сквозную двухсантиметровую дыру. Как Тирин и предсказывал, на
это ушел почти час.
решать. Я не свободен. Это вы должны решить, когда меня выпустить.
Гибеш, самый младший из них. Заключенный не удостоил его ответом. Он вошел
в камеру. Дверь подняли, с грохотом установили на место и заклинили
подпорками, причем все четыре тюремщика с энтузиазмом забивали их между
дверью и стеной. Потом все столпились у дырки для воздуха, чтобы
посмотреть на своего пленника, но ничего не увидели, потому что свет
попадал в тюрьму только через это отверстие.
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Корнев Павел
Свержин Владимир
Каргалов Вадим
Шилова Юлия