водить должное впечатление, часто пользоваться ею нельзя. Ему известно,
как окрутить женщину, он окручивал их сотнями (если верить историям, ко-
торые о нем рассказывали), знает, как завоевать ее доверие, как потом
войти в нее, а затем выйти - вот, мол, тебе мое семя, дар Вождя, и будь
счастлива, детка, прощай. О Камье!
постели Эйд с Вадой! Идиотка! А ледяной ветер бьет в лицо. Старая идиот-
ка! Старая дура!
хватая ее мягкими лапками и победно махая обрубком хвоста. Уходя, она
обычно не закрывала дверь на щеколду, чтобы кот мог войти в дом, когда
вздумается. Дверь была приоткрыта. Комнату усеивали птичий пух и перья,
там и сям краснели капли крови, а на коврике у очага валялась недоеден-
ная тушка.
отодвигаясь, когда она меняла позу.
лусне жар огромного, грузного мужского тела, тяжесть сильных рук на сво-
их грудях, а на сосках нежные, властные поцелуи губ, пьющих из нее
жизнь.
бя обслуживать и даже готовить завтрак; ей же оставалось следить, чтобы
ящик для торфа у очага всегда был полон, а в буфете не убавлялось припа-
сов. Обед она ему принесла, но есть с ним не стала. Абберкам снова пре-
бывал в мрачном расположении духа, да и Йосс не очень хотелось разгова-
ривать. Оба были напряжены как струны. Что ж, она лишилась удовольствия
проводить время на верхней террасе, но ведь это был лишь еще один мираж,
сон, самообольщение, мечта о покое.
ча глаза.
рабов.
для парочки в Вео и постоянно пополняла запас.
ла:
злобно сверкнули.
не попрощавшись, почти бегом направилась к тропинке.
про себя: "Держись истины и благородства".
минут: холодный зимний ветер пробирал до костей. Она вернулась в дом и
заперла двери. Ее жилище вдруг показалось ей таким маленьким, таким тем-
ным и неуютным. Горящий в очаге торф давал мало огня, зато нещадно ды-
мил. Пахло гарью, как на пепелище. Стояла полная тишина: ветер внезапно
улегся, и даже тростник не шелестел.
го, яркого огня, что с треском лижет сухой хворост, танцует на поленьях,
рассказывает дивные истории. Огня, возле которого я так любила сидеть в
бабушкином доме у нас на плантации".
ший на расстоянии примерно мили от ее хижины, и отодрала там несколько
досок от крыльца. В тот вечер у нее снова был настоящий огонь в очаге.
Она стала наведываться в тот дом почти ежедневно, и вскоре рядом с оча-
гом выросла небольшая поленница. К Абберкаму она больше не ходила: ста-
рик полностью оправился, и, чтобы пойти туда снова, ей пришлось бы при-
думывать предлог. Ни топора, ни пилы у нее не было, и потому крупные
куски досок она просто совала одним концом в огонь, постепенно, по мере
сгорания, пропихивая их глубже, к тому же при таком способе одной доски
хватало на целый вечер. Теперь Йосс большую часть времени проводила в
кресле у яркого огня, пытаясь заставить себя выучить первую главу из
"Аркамье". Рядом на коврике укладывался Губу, который то дремал, то, щу-
рясь на огонь, выводил свое тихое "мур-мур-мур". Он совершенно перестал
выходить из дому, считая, что делать в обледеневших тростниках совершен-
но нечего. Йосс пришлось даже поставить для него в уголке ящик с песком.
Он это оценил и при надобности делал все свои дела только туда.
на болотах, не было такой холодной зимы. Оказалось, что в дощатых стенах
лачуги полным-полно щелей, и Йосс замучилась, забивая их чем попало, но
так и не добилась почти никакого эффекта - по дому все равно раз гулива-
ли сквознячки, и от стен тянуло холодом. Если очаг хоть на час потухал,
в доме становилось не теплее, чем на улице, - даже вода в чашке подерги-
валась ледком. По ночам Йосс оставляла тлеть в очаге торф, но днем обя-
зательно подкидывала хоть одно поленце, чтобы как-то осветить свою без-
радостную жизнь. Она любила огонь, как доброго друга: когда в очаге пля-
сало пламя, она чувствовала себя не так одиноко.
днем оттягивала поход, надеясь, что морозы прекратятся, но становилось
все холоднее. Торф промерз настолько, что теперь не столько горел,
сколько чадил, и в очаг приходилось все время подкладывать поленья, что-
бы в доме сохранилось хоть какое-то тепло. Но однажды, поняв, что откла-
дывать больше нельзя, Йосс напялила на себя все теплые вещи, которые
имела, закуталась двумя шалями и взяла продуктовую сумку. Губу сонно
посмотрел на нее.
шись, падает, ломает ногу и лежит беспомощная на обледеневших мостках. И
замерзает, потому что никто из деревни не придет ее спасать. Стоит всего
пару часов полежать так, и все будет кончено. "Ну и пусть - я в руках
Камье великодушного, и смерть все равно уже близко. Так не все ли равно,
сейчас или через пару лет! Только позволь мне, милостивый Владыка, доб-
раться до деревни и хоть чуть-чуть согреться".
лавке, жадно слушая местные сплетни, а потом прочитала старую газету -
всю, до последнего словечка. В передовице говорилось о новом восстании,
вспыхнувшем в одной из провинций на востоке. Опять война! Тетки Эйд и
родители Вады расспрашивали Йосс о самочувствии Вождя. И все по очереди
говорили, что ей нужно зайти к хозяину ее домика Кеби, потому как он
кое-что припас для своей постоялицы. Оказалось, пачку дешевого скверного
чая. Йосс все же поблагодарила Кеби, чтобы тот почувствовал себя благо-
детелем и душа его стала богаче. Он тоже забросал ее вопросами об Аббер-
каме. "Вождь серьезно болел? А сейчас ему лучше?" "Как они мне все надо-
ели, - думала Йосс, скупо и без всякой охоты удовлетворяя его любо-
пытство. - Век бы не слышала их противных голосов. Одной жить лучше".
хотела выходить из жарко натопленной комнаты на трескучий мороз. Но отп-
равляться лучше было сейчас, пока светло. Сумка оказалась тяжелее, чем
обычно (Йосс отоварилась с запасом), и приходилось очень осторожно выби-
рать дорогу на покрытой замерзшими лужицами тропке к мосткам. И все же
она припозднилась, заболтавшись, и не заметила, как прошло время.
ну-единственную тучку на тусклом пустынном небе, словно не желало отда-
вать даже те крохи дневного тепла и света, на которые было так скупо ны-
нешней зимой. Чтобы поскорее добраться до дому и сесть у очага, Йосс ре-
шила сократить путь и зашагала напрямую по промерзшей трясине.
ла услышала крик Абберкама и только потом увидела его самого, бегущего
прямо на нее с выпученными глазами. Ну, точно, снова с ума сошел!
клочья сажи и льдинки, да и сам он был покрыт копотью и грязью с головы
до ног. Огромный свихнувшийся дикарь!
Вот только дом?
столбняке. Сегодня она заперла дверь. Машинально опустила щеколду.
Раньше она никогда так не делала, а вот сегодня заперла дверь на щекол-
ду! Губу остался в доме и не мог выбраться. Он был заперт, метался с
ошалевшими глазами, истошно вопя?
нуло, словно в водовороте. Его огромное тело было сейчас совсем-совсем
близко, а звучный голос над самым ухом сказал:
Шилова Юлия
Маккарти Кормак
Херберт Фрэнк
Ильин Андрей
Акунин Борис
Пехов Алексей